Через несколько минут первый вертолёт уже садился во внутреннем дворе крепости, под безмолвное ликование солдат и гражданских. Собирая остатки самообладания, они терпеливо ждали когда стальная птица сядет и пустит их в своё чрево.
— Десять минут, — перекрикивая шум лопастей, обратился пилот к майору. — У нас десять минут, пока краснопузые и Болотный Лис не смекнули что произошло и не начали полевать всё огнём. В вертолёт без снаряжения поместится в среднем сто человек.
— Позволь бойцам забрать хоть своё оружие, — торговался Оскар.
— Ладно, — махнул рукой лётчик.
— Тогда делаем всё в темпе, девчонки!
Сначала грузили гражданских. Многих приходилось уговаривать, из-за того, что они боялись полётов и высоты. Алексей заметил маленькую девочку, с перевязанным обрубком вместо руки. Она испуганно смотрела по сторонам, не в силах сдвинуться с места.
— Малышка, — Лёша склонился над ней, — почему ты одна? Где твои родители?
— Дядя Леший, — девочка грустно посмотрела на него. — Почему консул Гвин забрал у меня маму, папу, дом и руку? Разве я где-то провинилась, что нужно было меня так наказывать?
Алексей не смог ничего ответить, лишь взял её на руки и отдал пилоту. Вертолёт уже улетал, а Лёша так и продолжал с горьким привкусом смотреть ему в след.
— В чём дело, Леший? — спросил его Оскар, заметив поникший взгляд Алексея.
— У неё забрали родителей, Шкипер. Прям как у нас. Вот только в её случае виноват не каприз вселенной, а мы и только мы. Какие же сволочи, — прошипел Лёша.
— Спокойно, Леший. Война только начинается. Пусть твоя ярость послужит тебе в бою.
— С удовольствием. Каждая тварь получит по заслугам.
Гражданских эвакуировали и началась погрузка раненных. Некоторые занимали места за троих, так что, чтобы забрать всех, потребовалось четыре вертолёта. Теперь очередь была для остальных. Стрелков, пулемётчиков и снайперов без патронов, медиков без медикаментов, артиллеристов без артиллерии, танкистов без бронетехники. Чудом уцелевшие некогда самой боеспособной восьмой дивизии.
Солдаты отдавали честь и жали руку майору. Некоторые плакали. Все понимали, что теперь в неоплатном долгу перед тем, кого раньше считали жуликом незаслуженно получившем должность. Вертолёты улетали одним за другим и двор постепенно становился пустынным. Осталась рота Бернарда, вместе с майором погрузившиеся на последний спасительный шатл.
Пилот начал набирать высоту, но, вопреки ожиданиям, машина осталась на земле.
— Зараза, — выругался пилот, — перегруз.
Все испуганно переглянулись. Майор вздохнул и поднялся.
— Так и знал, что этот город меня не отпустит.
— Шкипер, — удивился Алексей, — ты куда?
— Туда, куда мне самое место, — ответил он, зажигая сигарету. — На большой земле меня всё равно ждёт трибунал. Так что свою задачу я выполнил. Я лишь об одном попрошу вас: вернитесь сюда и дайте им хорошую взбучку.
— Обязательно, майор, — ответил Бернард.
— Спасибо вам всем. Вы были лучшими людьми, что мне довелось повстречать.
После эти слов он выпрыгнул из кабины и усталыми глазами провожал своих людей. Солдаты с неподдельным восхищением и уважением смотрели на него в ответ. На измождённого офицера, с недельной небритостью, отвратительным запахом и эгоистичным подходом к жизни.
Вертолёт начал набирать высоту. От Оскара осталась лишь красная точка от сигареты, тлевшей на чёрном покрывале. Но и она скоро погасла из-за начавшегося артобстрела.
Майор Оскар Войцеховский попал в плен тяжело раненым на двенадцатый день войны. В последствии многие пытались переложить на него ответственность за разгром восьмой дивизии. Его личность долгое время приводили в пример как одну из причин провалов первых месяцев войны. И только двадцать лет спустя ему присвоят Героя Вольной Европейской Конфедерации. Посмертно.
***
У эвакуированных солдат был настолько измождённый вид, что всех отправили на медицинское обследование. Усиленное питание, здоровый сон, чистая одежда. Многие уже и забыли какова жизнь обычного человека, живущего мирной жизнью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пятьдесят человек отобрали для встречи с канцлером. Среди счастливчиков были Алексей и Саманта. Пройдя через все возможные водные процедуры и получив новую чистую форму они не заметили как оказались в кабинете канцлера. Он принимал солдат по очереди парами.
— О мой бог, — воскликнул Уинстон, когда увидел знакомые лица, — а ведь я вас знаю!
— Кафе в Берлине, — улыбаясь, ответила Саманта. — Вы опаздывали на инаугурацию.
— Точно-точно. Как много времени прошло.
— Вас государственная служба явно не пощадила, — рассмеялся Алексей.
— Это да, — засмеялся канцлер в ответ. — Но как вы, фройляйн, попали в армию? Это же запрещено законом.
— В нашей ситуации действовал единственный закон войны — убей или быть убитым, — серьёзно ответила Саманта.
— И как такой милый человек как вы смог найти в себе силы убивать?
— Мне не нравится убивать, господин канцлер. Мне очень противно. Но если так будет страдать меньше людей, значит я буду продолжать это делать.
— И вы говорите это после всего пережитого.
— Мы видели слишком много, чтобы теперь оставить всё на самотёк.
— Сколько же вы убили?
— Это государственная тайна.
— Но ведь мне можно знать все государственные тайны, — ухмыльнулся Уинстон.
— Очень мало, чтобы мы могли одержать победу, — немного подумав, ответила Саманта.
— Прекрасный ответ прекрасной фройляйн.
— Господин канцлер, я хочу вас кое о чём попросить, — смущённо сказала Саманта, поправляя локон.
— Если это в моих силах, я постараюсь что-то сделать.
— Реформируйте закон о призыве. Разрешите женщинам служить в рядах Конфедерации. Я уверена, что много кто хотел бы, как я, взять в руки оружие.
— Меня не только вы об этом просят, — задумчиво протянул Уинстон. — Хорошо, я постараюсь выполнить вашу просьбу.
В ответ Саманта ласково улыбнулась.
— Как же вы ей позволили стать снайпером? — спросил Уинстон у Алексея.
— А я и не позволял, — горько улыбнулся Алексей. — Она сама всё решила.
— Так уж сама, — передразнила его девушка.
— Да, ещё был Войцеховский. Но он по дальновидному решил с нами не лететь.
— Вы о майоре? — спросил канцлер. — Очень жаль, что он остался. У Фридриха накопилось много для него вопросов. Но у войны свои планы. Войны… — задумчиво повторил Уинстон. — Я очень рад, что даже после пережитого вы не утратили былой воли к жизни.
— Они просто не знали с кем связались. Господин канцлер, — Алексей поправил воротник кителя, — можно прямолинейно вам выговориться?
— Диалог с избирателями? Конечно, не стесняйтесь.
— Я не знаю, есть ли у вас здесь враги. Хотя они есть у всех. Поэтому заявляю во всеуслышание: такого лидера, как вы, никогда не было и не будет. Когда все разбежались и мы уже мысленно себя похоронили, вы молча взяли и спасли нас. Честно говоря, вы мне раньше не нравились, но сейчас я без раздумий готов за вас отдать жизнь. Уинстон, гасите этих тварей! А мы вам будем помогать.
Канцлер моргнул. Алексей и Саманта начали меркнуть и искажаться. На миг свет погас, а затем Уинстон уже сидел в окружении представителей вольных городов. На столе лежал акт о капитуляции, требовавший лишь одного — подписи канцлера.
Уинстон взглянул на окруживших его чиновников. Они с хищными взглядами ожидали его действий.
«Уинстон, гасите этих тварей!», — не вылетала из головы фраза Алексея.
Канцлер улыбнулся, а затем поступил как лидер, от которого требовались в сложные времена смелые решения: сложил акт по полам и разорвал на мелкие кусочки, после чего бросил клочки прямо на опешивших представителей.
— Вы же понимаете, чем вам это грозит? — спросил его сдерживая ярость длинноносый брюнет.
— Отставкой кабинета министров? Вотум недоверия парламента? Действуйте. Подкупайте министров, созывайте парламент. Делайте то, что умеете лучше всего — заниматься вредительством.