— Это был горшочек с растением!
Он обнял ее, стал гладить темные волосы.
— И теперь им завладели менги! — с несчастным видом закончила она.
— Простите меня за излишнее любопытство, — сказал Джо, — но что в нем такого важного, в этом горшочке?
Она посмотрела на него заплаканными глазами. Потом, наконец, ответила:
— Второе, самое важное во Вселенной, живое существо. Единственный живой побег с Дерева Жизни...
Они медленно возвращались на корабль по коридору, выложенному голубой плиткой.
Джо сказал:
— Я не только любопытен, но и глуп. Для чего нужно через все преграды нести побег Дерева Жизни? Разумеется, для того...
Она кивнула:
— Я вам говорила: мы хотели установить союз с Балленкарчем. Религиозный союз. Этот побег, Сын Дерева, был бы священным символом...
— И тогда, — подхватил Джо, — друиды оказались бы в тылу, взяли верх, и Балленкарч превратился бы во второй Кайрил. Пять биллионов убогих сервов, два миллиона пресыщенных друидов, одно дерево. — Он пытливо посмотрел на нее. — У вас из Кайрил есть кто-нибудь, кто считает, что с системой не все в порядке?
Она направила на него негодующий взгляд:
— Вы абсолютный материалист. На Кайрил материализм преследуется вплоть до смертной казни.
— «Материализм» означает — «распределение прибылей», — сказал Джо. — А может быть, «подстрекательство к восстанию»...
— Жизнь — это предверие к славе. Жизнь — попытка найти себе место на Дереве. Трудолюбивые рабочие живут выше, в Сиянии. Лайки, словно черви, должны ютиться во мгле корней.
— Если материализм — грех, в чем вы не сомневаетесь, то почему тогда друиды жрут словно боровы? Чем можно объяснить жизнь в такой вызывающей роскоши? Не кажется ли вам странным, что те, кто проповедует материализм, являются противниками всего этого?
— Кто вы такой, чтобы критиковать? — закричала она в гневе. — Такой же варвар, как дикари Балленкарча?! Будь мы на Кайрил, там уже давно бы пресекли этот дикий бред!
— Чтобы он не повредил местному божеству, не так ли? — презрительно спросил Джо.
Оскорбленная, она не ответила и пошла вперед.
Улыбнувшись про себя Джо, последовал за ней...
В корабле открылся люк.
Ильфейн остановилась на пороге:
— Сын Дерева потерян. Видимо, уничтожен. — Она исподлобья посмотрела на Джо. — Теперь у меня нет причин лететь на Балленкарч. Я должна вернуться домой и сообщить в Коллегию товэрчей.
Джо уныло почесал подбородок. До сих пор он надеялся, что этот аспект проблемы ее не затронет. Наобум, не думая, что она все еще сердита на него, он предложил:
— Но ведь вы покинули с Манаоло Кайрил, чтобы бежать от жизни во дворце. Товэрчи с помощью своих шпионов проверят каждую деталь смерти Манаоло...
Она испытующе, с незнакомым ему выражением, посмотрела на него:
— Вы хотите, чтобы я летела с вами?
— Да.
— Зачем?
— Я боюсь, — сказал Джо с внезапным комком в горле, — что вы слишком сильно на меня повлияли. И особенно меня беспокоит ваше деформированная философия.
— Хороший ответ, — заявила Ильфейн. — Хорошо, я лечу, — произнесла она важно. — Возможно, мне удасться склонить балленкарчцев боготворить Дерево Жизни...
Джо задержал дыхание, чтобы не рассмеяться и не рассердить ее еще раз.
Она обиженно посмотрела на него:
— Я вижу, что вы находите меня смешной?..
За столом контролера стоял Хабльят:
— Ага, возвращаетесь? А убийцы Манаоло сбежали с Сыном Дерева?
Ильфейн застыла на месте:
— Откуда вы знаете?
— Дорогая жрица, маленькие камешки, брошенные в воду, посылают большие круги к дальним берегам. Мне думается, я нахожусь гораздо ближе к подлинной сути происходящего, чем вы.
— Что вы имеете в виду?
Люк лязгнул, стюард вежливо произнес:
— Мы отлетаем через десять минут. Жрица, милорды, могу я попросить вас на время разгона разойтись по каютам?
9
Джо очнулся от транса. Вспомнив последнее пробуждение, он быстро высунулся из гамака, осматривая каюту. Но он был один, а дверь была закрыта, завинчена — такой он оставил ее перед сном, а потом проглотил таблетку и стал смотреть на гипнотизирующие символы на экране.
Он выпрыгнул из гамака, принял ванну, побрился и одел новый голубой костюм, купленный на Джинкли. Джо вышел в коридор на балкон. В салоне было темно. Очевидно, он проснулся слишком радо.
Он остановился перед тринадцатой каютой и представил, как там, за дверью, лежит теплая и безвольная Ильфейн, ее темные волосы раскинулись по подушке, а на лице и во сне остался отпечаток сомнения и гордой неуступчивости.
Он приложил ладонь к двери. Подмывало открыть ее. Лишь усилием воли он заставил себя убрать ладонь, повернулся и пошел вдоль балкона. И вдруг замер. На широкой скамье, в наблюдательной нише, кто-то сидел. Джо подошел ближе, всматриваясь в темноту. Хабльят...
Джо спустился по ступенькам.
Хабльят сделал приветственный жест:
— Садитесь, мой друг, и примите участие в моем предобеденном созерцании.
Джо сел в кресло:
— Вы рано проснулись.
— Напротив — никак не могу задремать. Я просидел шесть часов на этой скамье, и вы — первый, кого я вижу.
— А кого вы ждали?
Хабльят придал желтому лицу мудрое выражение:
— Я не ожидал кого-нибудь конкретно. Но несколько удачных вопросов и интервью на Джинкли дали мне понять, что люди не всегда таковы, какими выглядят. Я был удивлен, когда смог рассмотреть деятельность некоторых лиц в новом свете.
Джо со вздохом сказал:
— В конце-концов, это не мое дело.
Хабльят погрозил ему толстым пальцем.
— Нет-нет, мой друг. Вы скромничаете. Вы притворяетесь. Не сомневаюсь, что к судьбе прелестной Ильфейн вы уже не можете оставаться равнодушным.
— Оставим это. Мне все равно, переправят друиды на Балленкарч свою растительность или нет. Но я не понимаю, почему в их усилиях вы принимаете столь живое участие. — Он пытливо посмотрел на Хабльята. — Будь я друидом, я бы как следует задумался над этим.
— О, мой дорогой друг, — проблеял Хабльят, — вы мне делаете комплимент. Но я тружусь во мраке. Я иду наощупь. Есть тонкости, которые я еще не уловил. Вы удивитесь, если узнаете о втором лице кое-кого из наших спутников.
— Думаю, здесь есть чему удивляться.
— Возьмите, к примеру, лысую старуху в черном. Ту, что сидит и глядит в пустоту, словно уже околела. Что вы о ей думаете?
— Старая ящерица, отталкивающая, но безвредная.
— Ей четыреста двенадцать лет. Ее муж, по моим сведениям, создал эликсир жизни, когда ей было четырнадцать. Она убила его, и лишь двадцать лет назад утратила свежесть юности. А до той поры любовники ее исчислялись тысячами, и были они всех видов, размеров, полов, рас, цветов и кровей. Последние сто лет ее диета состояла исключительно из человеческой крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});