Читать интересную книгу На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история - Олег Айрапетов

Свое понимание благотворной для России политики он изложил 25 марта(7 апреля) 1905 г. в письме к К. П. Победоносцеву: «…главное мое убеждение то, что если правительство само не удовлетворит справедливые требования и желания, то засим оно будет вынуждено подчиниться необдуманным вожделениям. Если бы не было безумнейшей и несчастнейшей войны, то правительство могло продолжать бороться с течением общественных вожделений, да и то преимущественно полицейскими мерами. Но война обнажила сердце власти. Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения и будет только полусодействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода, коммуна. К сожалению, правительство сие не понимает и оказывается импотентным»{2285}. В потенциале отказа от самодержавия и уступок общественности Витте не сомневался, взгляды его практически не менялись.

8(21) сентября 1905 г., находясь в Париже на пути в Россию из Америки, он высказался по этому вопросу предельно энергично: «Если мы не одумаемся и не повернем, нас ожидают народная смута и экономическое разорение»{2286}. Сочетание неуверенности Николая Николаевича-мл. в войсках, и убежденности Витте в умиротворяющем потенциале уступок на фоне единства противников самодержавия привело к манифесту 17(30) октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», предоставлявшего законодательную власть Государственной Думе{2287}. После подписания документа императором участники совещания возвратились из Петергофа в Петербург на пароходе. По свидетельству сопровождавшего их князя А. Д. Оболенского, автора текста манифеста, Николай Николаевич был весел и доволен. Обратившись к Витте, он сказал: «Сегодня 17 октября и 17 годовщина того дня, когда в Борках была спасена династия (имеется в виду крушение императорского пеозда в 1888 г. — А.О.). Думается мне, что и теперь династия спасается от неменьшей опасности сегодня происшедшим историческим актом»{2288}.

На следующий день Витте встретился с представителями русской и иностранной прессы и обратился к ним с призывом о поддержке: «Я обращаюсь к вам, как русский человек, как гражданин, а не как царедворец или министр. Помогите мне успокоить умы. От вас, главное от вас это успокоение зависит. Пока не водворится порядок, никто не в состоянии ничего сделать»{2289}. К удивлению и сильнейшему разочарованию, Витте его призыв не привел к поддержке со стороны либерального лагеря, на которую он рассчитывал. Впрочем, то же самое можно сказать и о манифесте. Что касается революционеров, то их активность только возросла{2290}. «Конституция была возвещена и обещана; оставалось претворить это обещание в жизнь. — Вспоминал один из видных деятелей кадетов. — Но тогда начиналась расплата. Все те свойства Освободительного Движения, которые дали ему победу, оказались вредными, когда было нужно эту победу использовать»{2291}.

Опубликование манифеста не привело к успокоению, даже в столице. Главным вопросом для либералов и всех, кто был левеее их, стало превращение манифеста в основу для созыва Учредительного собрания{2292}. «По улицам, — записывает в своем дневнике 19(31) октября 1905 г. член Государственного Совета А. А. Половцев, — несмотря на дождливую погоду, двигаются многочисленные толпы, одна часть коих носит трехцветное знамя, другая — знамя красное. Между теми и другими происходят столкновения, оканчивающиеся даже и убийствами»{2293}. Если в 1905 г. количество пострадавших от террористических актов достигло 591 чел.(233 убитых и 358 раненых), то в 1906 г. это число почти утроилось, достигнув 1588 чел.(768 убитых и 820 раненых), а в 1907 г. оно увеличилось до 2543 чел.(1231 убитых и 1312 раненых). Только с 1908 г. террор пошел на спад. В этом году террористами было убито 394 и ранено 615 чел. Противостоять революционному террору мог только террор правительственный. И он постепенно набирал обороты. В 1905 г. к смертной казни было приговорено 72 чел., из них казнено 10, в 1906 г. к смерти было осуждено 450 чел., казнено 144, в 1907 г. — 1056 и 456 чел., и в 1908 г. — 1741 и 825 чел.{2294}. Очевидно, что практика судебных наказаний становилась все строже и жестче. Если в 1905 г. было реализовано 13,88 % смертных приговоров, то в 1906 г. — 32 %, в 1907 г. — 43,18 %, и в 1908 г. — 47,38 %. Но проблемы правительства отнюдь не ограничивались необходимостью противостояния террористам.

Далеко не только одни радикально настроенные партии были заинтересованы в продолжении революции, или, на худой конец, в том, чтобы это продолжение использовать в интересах борьбы с правительством. Правда, в отличие от революционеров, либералы не были настолько едины в видении конечных целей. Иногда они представлялись им в исключительно фантастическом виде. «Говорили много о западно-европейских порядках, — вспоминал В. А. Маклаков о выборах в I Государственную Думу, — причем ораторы доказывали, что все они устарели, и почему то особенно часто упоминалось о Новой Зеландии. Одним словом, происходило нечто в достаточной мере хаотическое и весьма возбужденное… Настроение было таково, что предпочитали шуметь и митинговать, чем делать дело»{2295}. Не удивительно и то, каким стал результат этого избирательного процесса. «Это было собрание дикарей. — Вспоминал С. Е. Крыжановский. — Казалось, что Русская земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его «сокровенные чаяния», то надо признать, что Россия, еще по крайней мере сто лет, могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм»{2296}.

Глава 33. Демобилизация на фоне революции

В ходе революции 1905–1907 гг. армия оставалась преимущественно лояльной правительству. Между тем последствия войны с ее окончанием для Вооруженных сил еще далеко не были преодолены. Огромная проблема возникла в связи с демобилизацией группы армий на Дальнем Востоке. Призванные резервисты после окончания военных действий вполне могли стать силой, вольно или невольно союзной революции. По условиям перемирия, заключенного 31 августа(13 сентября) 1905 г. в Маньчжурии, демобилизация должна была закончиться до 2(15) апреля 1906 г. Портсмутский договор был ратифицирован императором только 1(14) октября, и еще через четыре дня последовал Манифест о мире с Японией{2297}. 1(14) октября армия узнала о Высочайшем соизволении о немедленном увольнении офицеров и нижних чинов запаса, а также вольноопределяющихся, не дослуживших 2–3 месяца до полного года. Оно должно было начаться в Манчжурии и в остальных частях и учреждениях, дислоцированных в Империи после ратификации. О том, что она состоялась, на Сыпингае узнали 5(18) октября{2298}. Вслед за этим начали определяться порядок и сроки увольнения и эвакуации. 8(21) октября Линевич отдал приказ о возвращении в Россию офицеров, нижних чинов и чиновников, состоящих прикомандированными в Маньчжурских армиях, в свои части, правда, при условии, что это не нарушит порядка демобилизации{2299}. Однако вместо возвращения домой армия получила волнения в своем непосредственном тылу — в Чите и даже Харбине, которые начались еще до издания Манифеста 17(30) октября.

15(28) октября началась забастовка телеграфистов в Чите, ее поддержали другие железнодорожные служащие, демонстранты попытались овладеть складами с оружием. Их рассеяли с применением оружия, при этом один рабочий, пытавшийся напасть на офицера, был ранен. Сразу после этого забастовку поддержали учащиеся старших классов мужской и женской гимназий, семинарии, реального и ремесленного училищ. Связь армии с Читой, и, следовательно, с Россией, была утрачена в 14.00 15(28) октября. Линевич отдал распоряжения о сбережении железнодорожного и телеграфного имущества и отправил полк. П. М. Захарова с двумя железнодорожными ротами и ротой телеграфистов на пограничную станцию Манчжурия. Позже этот отряд был усилен еще 1 телеграфной и 1 железнодорожной ротами. Его задачей было восстановление железнодорожной и телеграфной связи с Читой и Иркутском. На следующий день, 16(29) октября забастовали уже и служащие КВЖД. Захарову удалось арестовать часть телеграфистов на станции Манчжурия и заменить их военными — ситуация немного исправилась, и 19 октября(1 ноября) гражданские телеграфисты начали выходить на службу в Харбине. Но связь с Петербургом Главнокомандующий по-прежнему вынужден был поддерживать через Пекин{2300}.

21 октября(3 ноября) 1905 г. перестала работать Кругобайкальская железная дорога, власти Иркутска и Харбина безрезультатно взывали к командованию армиями в Манчжурии с просьбами о присылке войск. Но Линевич не был в состоянии контролировать ситуацию даже в Харбине — 24 октября(6 ноября) к стачке телеграфистов на железнодорожной станции примкнули железнодорожники{2301}. 22 октября(4 ноября) последовал еще один приказ Линевича — первенство при демобилизации получали раненые, больные, возвращавшиеся из Японии пленные, и… офицеры запаса{2302}. Лояльность последней категории военнослужащих существующим порядкам оказалась под большим вопросом. Лучшие кадры были необходимы для борьбы с революцией и обучения призванных осенью новобранцев. Установленный порядок увольнения вызвал опасное недовольство среди рядовых резервистов, рвавшихся домой и жаждавших начала демобилизации. Это было тем более опасно на фоне происходивших в Манчжурии и Сибири событий.