деньги поставили памятник. Фокус был в том, что могилы под ним не было, памятник поставили там, куда дотянулись. Старики завещали пирамидку холить и лелеять, да только больше не появились, видно померли.
Сталкер «Чекист», в миру Дима Силантьев, которому старики выдали денег впрок сначала честно исполнил обещание — на следующее лето покрасил пирамидку белым цветом, да вот беда — Дима закрасил имя, фамилию и отчество безвестного страдальца. Ну дальше и пошло: некоторые вовсе считали, что это могила Неизвестного солдата, убитого немцами ещё в 1943 году.
Суеверные сталкеры приносили ему ханку, а на Пасху — незалупленное яичко.
И вот тут Очкастый видит не яйцо, а зажженную свечку, не светодиод какой, а нормальную свечку на могиле, что пламя то и дело на бок кладёт, а оно всё же не гаснет.
Он с пьяных-то глаз подождал, огонёк пропал, но загорелся вдали другой.
— Схрон! — закричал Очкастый. — Япона мама, схрон! Сталкеры маячок на схроне с хабаром поставили! Он решил обвеховать место, воткнул какую-то ветку, и пошёл на огни нашего бара.
Вот чудной человек! Столько нас обирал, столько на нас наживался, столько наших историй и объяснений слушал, а не понял, как Зона крутит человеком, и не почуял, как начала она играть с ним в свои недетские игры.
Пошёл он обратно. Молодой дубовый лес, что подрос тут уже после аварии, стал редеть, показалась сетка-рабица вокруг бара, на которую от непрошенной мелкой нечисти подавали ток, вот и дверь.
Как он открыл дверь, Очкастый не помнил. Но ощутил себя уже посредине бара, девки куда-то подевались, а он сидит, привалившись к барной стойке с внешней стороны, и кажется, только что блевал.
Причём поредевшая братва и говорит:
— А чо ты, Очкастый, учудил? Отчего без сознания тут валялся?
— Не спрашивай, — ответил он браткам, а нам всё случившееся сперва не стал рассказывать.
Выпросил снарягу и всё такое, вооружился и пошёл к могиле Неизвестного Сталкера.
Миновал и ограду, пролез и через дырки в минных полях, через них разве глупый кабан не пролезет, и вот вошёл в низенький дубовый лес. Там между деревьев вьется дорожка и выходит в поле — кажись, та самая. Вышел на опушку — место точь-в-точь вчерашнее: вон и ретранслятор торчит, но бара нашего не видно. Дошёл до поворота, откуда наш бар видать, так ретранслятор пропал. Не видно ретранслятора, так он двинул к ретранслятору, бар скрылся.
Он плюнул и стал по ПДА вычислять могилу Неизвестного Сталкера. Мы бы его провели, но так ведь Зона его жадностью крутила.
Тут и дождь пошёл, как будто из ведра.
Так он и вернулся, переоделся и забился к себе на склад, в свою комнатку-нору.
Причём матерился он такими словами, что некоторые из братков, имевшие по три ходки и все туловища в эпических наколках, повествующих о срамной и горькой их жизни, краснели. Мы сразу поняли, что у него там не заладилось.
На другой день я проснулся и смотрю: Очкастый снова на Зону собирается. Космоснимки себе распечатал, опять вооружился до зубов, да и слинял.
Вернулся он только вечером. Оказалось, что Очкастый всё же дошёл до странного места, достал сапёрную лопатку, да и начал копать наугад.
Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит ретранслятор, и опять, сука. Красной лампочкой мигает. Да и бар видать!
Да и, ёрш твою двадцать, ветка, что он тогда воткнул! Вон и дорожка! Вон и могилка! Вон-вон горит и свечка!
Очкастый суетливо побежал туда, махаясь сапёрной лопаткой, как солдат, у которого кончились патроны. Прибежал, и остановился перед могилой Неизвестного Сталкера.
Её, конечно больше никто не красил, пирамидка из сварного железа проржавела и вылезла из земли. Теперь она стояла на тонких паучьих ножках из арматуры.
Свечка на ней была, впрочем, только что погасшая. «Тут мне фарта идёт!» решил Очкастый и начал обкапывать могилку всех сторон. Наконец, пихнул он пирамидку в сторону, упёршись крепко ногами.
Тут по окрестностям прошелестел ветер — ясно, был бы кто из нас, сталкеров, что через день на Зону ходят, то уж давно бы обгадились. Но Очкастый был барыгой. Ему хабар глаза застил, он, видать, сказал что-то вроде: «А, с-с-сука, туда тебе и дорога! Теперь легче будет».
Но Очкастый в этот момент и сам подплывать начал, потому что стал слышать голоса, как он рассказывал. Будто кто-то дышит в спину, девки какие-то лапать начинают, в одно ухо хабар обещают, в другое — неземных эротических ласк со скидкой и по телефону. При этом не поймёшь, кто тебе этих ласк обещает — а то Очкастому в своё время была неприятность. Он в Таиланд полетел, и так с ласками промахнулся, что его одно время считали зашкваренным.
Начал он копать дальше — земля мягкая, сапёрная лопатка так и уходит. Вот что-то ухнуло. Выкидавши землю, увидел он стальной ящик-контейнер.
— А, голубчик, вот где ты! — вскрикнул Очкастый, подсовывая под него лопатку.
И опять голоса ему в ухо, будто с Зоны к нему идут кабаны и говорят ему что-то. И снорк бежит, и здоровается. И кровосос ему говорит: «Вот где ты!», — а уж с кровососом ему встречаться совсем не с руки.
— А-ааа… Гады! — заорал Очкастый, бросив лопатку. И уже хотел бежать, как всё стихло.
Он успокоился и решил:
— Это только пугает Зона!
И Очкастый принялся ворочать контейнер. Хоть это явно был не гроб, но был контейнер ужасно тяжел! Что делать? Тут же не оставить! И собравши все силы, ухватился он за него руками.
— Ну…! …! Ещё, ещё! — и вытащил! Взвалил на спину контейнер и давай бежать, потому что опять появились у него голоса, задышала Зона в спину, и будто прутом стали стегать ему по ногам кусты.
«Куда это зашел Очкастый?» — думали мы, обнаружив, что его нет уже три часа, а время совсем не утреннее.
Нет его, да и нет.
Глядь — Очкастый.
В него чуть не пальнули, так он был на зомби похож — грязный, в земле, оружие потерял, какая-то хрень за спиной. Чистый зомби, я говорю. Вернее, очень грязный.
— Ну, чё, лохи! Я вас всех убрал, заорал Очкастый. — Ну, хлопцы, будет мне теперь на бублики! Буду, сукины дети, в Крым ездить, на лимузине кататься! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что принес! — заорал Очкастый и открыл контейнер.
Это было не по правилам, потому что сталкер о хабаре не орёт, не хвастается, но Очкастым, как я говорил, Зона водила. Последние