Туманные улицы были пусты. Несколько раз звуки, доносящиеся с площади, утихали, задавленные домами, и Артур каждый раз замирал в испуге, хотя и понимал, что соревнование не может закончиться так быстро. Наконец он добежал до последнего поворота; неожиданно громко грянул оркестр, и Артур упёрся в спины людей, стоящих в проходе между трибунами.
Отчаянно работая локтями и подпрыгивая, он наконец смог встать так, чтобы видеть лужу. Его сторонились, но Артур, захваченный энтузиазмом, не обращал на это внимания. На берег лужи выходила девочка с двумя косичками — из-под синей куртки сияла белизной блузка, красные сапожки были почти не запачканы, бледное личико дрожало от подавленных слёз. «Только по щиколотку засосалась, — вздохнули рядом с Артуром, — жаль, хорошая девочка». Распорядитель уже объявлял следующего конкурсанта. Артур увидел Люду — она стояла на противоположной трибуне, держа за рукав закаменевшего лицом Ивана Петровича. Артур вдруг понял, что сейчас произойдёт, и ему стало душно. Люди снова показались рыбами, но теперь Артур был одной из них и чувствовал, как его вмораживает в общую массу. Грянул стартовый пистолет, Вова решительно ступил в лужу; уже на первом шагу жидкая глина хлынула в его сапоги, но мальчик продолжал брести. Отойдя от берега на пару метров и провалившись уже по пояс, он остановился. Губы его шевелились, и вокруг Артура зашелестели: «Рыбка-рыбка, засоси… — Вова провалился по шею, светлая макушка покачивалась вверх-вниз, как поплавок, — и назад не отсоси!» Заворожённый шёпот зрителей превратился в торжествующий рёв, хлынувший в уши Артура грязной водой. Он понял, что видит сейчас Вова; это было до того отвратительно, что Артура вырвало прямо на спину стоящего впереди мужчины — но тот, зачарованный зрелищем, ничего не заметил.
Артур осторожно попятился и побежал к дому. Никто его не окликнул.
* * *
Артур торопливо кидал вещи в раскрытый чемодан, валявшийся на кровати. Сладкая мечта превратилась в простое и ясное решение. Он уедет не попрощавшись — и избежав вопросов. Именно сегодня это будет просто — надо только дождаться, пока горожане разбредутся по домам и начнут готовиться к вечернему празднованию. Сесть в первый же поезд — и прощай, город О., навсегда; прощай, запах рыбы и канализации, прощай, вечный туман, прощайте, мутные лужи, скрывающие кошмары. Артур улыбнулся. Пусть Людочка ждёт на площади — она славная девушка, но он встретит ещё многих и, может быть, найдёт любовь, не отравленную жалостью. Где-то стоит поезд, готовый отвезти его к свободе и простому человеческому счастью, и Артур наконец готов купить на него билет.
Вспомнилось, как однажды он по совету Ивана Петровича пошёл в церковь. Проходя через двор, купил у тёмной старухи свечку и держал её на виду, поднимаясь к двери, — как будто восковая палочка была пропуском, который непременно нужно кому-то показать. В прохладной полутьме, испещрённой точками зажжённых свечей, вдруг стало не по себе. Лицо священника, бледное и рыхлое, не понравилось Артуру; он сосредоточился на словах и тут же покрылся холодным потом: «небеси» и «еси» отчётливо складывались в проклятую считалку. Артур задом выполз за дверь, едва не загремев по ступенькам, и долго стоял под дождём, глубоко дыша, выталкивая из лёгких запах ладана, который отдавал рыбой. Так провалилась единственная попытка приблизиться если не к людям, так хотя бы к Богу.
Сборы подходили к концу, оставалось только заглянуть на кухню. На столе обнаружился забытый пакет с минтаем; рыба уже подтаяла, от неё пахло весенним туманом, смешанным с вонью мокрой клеёнки. Артур брезгливо вышвырнул подтекающий пакет в окно; одна рыбина вывалилась, не долетев до форточки, и шлёпнулась под ноги, забрызгав Артуру тапочки. Он поспешно вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Чемодан был ещё наполовину пуст, и Артур понимал, что оставшееся место предназначено для чего-то очень важного — только не мог вспомнить, чего именно. Наконец, хлопнув себя по лбу, он полез на антресоли. В самом углу он нашёл объёмистый пакет угловатых очертаний. Артур сунул его на дно чемодана и захлопнул крышку.
* * *
Выйдя из подъезда, Артур глубоко вдохнул густой влажный воздух и огляделся. Только сейчас он понял, что совершенно не представляет себе, где находится вокзал: ему ни разу не приходилось ни уезжать из города О., ни встречать приезжих. Артур растерянно завертел головой и увидел спешащего к нему Ивана Петровича — он махал рукой, будто просил подождать. За Иваном Петровичем семенила Люда. Уехать по-английски не получилось.
— Куда собрался? — ещё издали закричал Иван Петрович. Люда цеплялась за его рукав, путаясь в каблуках.
Артур пожал плечами.
— Уезжаю, — ответил он, дождавшись, пока они подойдут поближе.
— Артур, ты чего? — удивлённо спросила Люда.
— Придумаешь тоже, — подхватил Иван Петрович. — Р-р-романтик, блин. Пошли!
— Куда? — с недоумением спросил Артур.
— К мэрии, конечно, — ответил Иван Петрович и возмущённо добавил: — Мы тебя ждали, ждали, а ты вон чего…
Артур попятился, почувствовав, как слабеют колени. Только сейчас он заметил в руках у Людочки и Ивана Петровича жёлтые нейлоновые прыгалки.
— А это ещё зачем? — спросил Артур, сам не понимая, что имеет в виду.
— А это мы тебя душить будем, если не пойдёшь, — ответила Люда, небрежно помахивая прыгалкой. В этот момент она была как никогда похожа на резвую, чуть порочную школьницу.
Артур испугался: такие скакалки не продавались в «Романтике», а значит, припрыгали из другого города, а может даже, и из другой жизни, в которой, как почувствовал Артур, его и правда могли средь бела дня придушить детской игрушкой. Он заупирался, сжимая вспотевшими руками чемодан, и Иван Петрович подтолкнул его в спину.
— Иди-иди, не позорься! — добродушно сказал он.
Артур затравленно огляделся, ища помощи, но улица была пуста. «Перед банкетом чистятся», — злобно подумал он и замахнулся, пытаясь ударить Ивана Петровича чемоданом по голове. Тот ловко подставил локоть, прикрываясь.
— Милиция! — завопила Люда, обхватывая Артура сзади.
— Добра ведь желаем… — печально сказал Иван Петрович, задирая брови.
Артур молча брыкался, хватаясь за впившуюся в шею прыгалку, но Люда была проворней. Наконец Артуру удалось попасть ногой по её голени, и Людочка взвизгнула.
— Вот ты как, недососок! — прошипел Иван Петрович, занося кулак, но тут за его спиной откашлялись.
— В чём дело? — спросил милиционер, поглаживая дубинку. У него было лицо несправедливо обиженного добряка.
Артур вспомнил, что у милиционера есть дочка-выпускница, — и тут же понял, что это та самая девочка, которая сегодня всосалась лишь по щиколотку. Артур потёр шею, переводя дыхание.
— Видите ли… — начал он, но его перебила Людочка.
— Ой, даже стыдно сказать… — вскрикнула она, отчаянно покраснев и умоляюще глядя на Ивана Петровича.
Иван Петрович взял милиционера за рукав и жарко зашептал, строго взглядывая на Артура. По лицу стража скользнуло недоверие, сменившееся удивлением; наконец он сурово нахмурился.
— Придётся пройти, молодой человек, — сказал он Артуру, крепко беря его под локоть.
* * *
Ветер шевелил увядающие цветы, посвистывал на опустевших трибунах, морщил поверхность лужи. Артура подвели к изрядно затоптанной стартовой черте, и тут возникла заминка: было ясно, что в потрёпанных кроссовках выйти на старт Артур не может. Мелькнула сумасшедшая надежда на то, что его сейчас отпустят и что весь этот вязкий кошмар — просто затянувшаяся шутка, а может быть, и вовсе сон. События зашли в тупик, и самое время было рассмеяться или проснуться. Артуру даже показалось, что окружающие предметы наваливаются на него, расплываясь и темнея, — давление реальности на ткань сна перевалило какой-то порог, за которым сновидение становится невозможным. Как сквозь вату, услышал он слова Люды:
— А вы в чемоданчике посмотрите, может, в чемоданчике что-нибудь есть!
Трибуны отступили, снова приобретя отвратительно чёткие линии. Ветер тронул щёку, принеся сырой холодный запах лужи, пугающий и привычный. Иван Петрович, присев на корточки, рылся в чемодане; прядь зачёсанных поперёк лысины волос подрагивала на вялом сквозняке.
Он брезгливо выложил прямо на землю короткую зимнюю удочку, пакет с футболками, сборник стихов и обёрнутый в газету школьный дневник, и тут Люда радостно взвизгнула.
— Всё ведь понимаешь, — одобрительно сказал Артуру Иван Петрович, вытаскивая из чемодана большой пакет.
Из-под чёрного полиэтилена матово светилась красная резина сапог.
Артура переобули, и милиционер, пошарив в кармане, вытащил смятую программку.
— Седьмым номером, — звучно объявил он, — на старт выходит Артур Земляникин, школа номер четыре, одиннадцатый-гэ класс! Счастливый номер тебе выпал — повезло, — вполголоса сказал он Артуру. — Главное теперь — не паникуй. Воздуха набери побольше, если удачно пойдёт. Ну да что тебя учить! Давай, сынок, не посрами.