Читать интересную книгу Приключения доктора - Павел Саксонов

«Что, — размышлял Петр Васильевич, составляя план реконструкции старого склада… — что, как не общий источник заразы, выкашивает стада? Откуда бы взяться болезни у целого стада, если поначалу заболело только одно животное? Не по воздуху же эта дрянь передается?»

И пусть даже Петр Васильевич в своих рассуждениях был не совсем прав — иные из болезней именно что по воздуху и передаются, — но в целом его логика была безупречной, тем более для человека, никакого специального — медицинского или ветеринарного — образования не имевшего!

За несколько лет существования фермы Петра Васильевича никто и никогда не видел, чтобы с нее вывозили больную или уже умершую корову. А вот с фермой вдовы дело обстояло иначе: с нее нередко выволакивали мертвых и находившихся на последнем издыхании коров! А так как зрелище это — не для слабонервных горожан или тех, кто уже пообвыкся в городе, то и оно оказывало определенное влияние на предпочтения.

Но более всего, конечно, разница была заметна в конечном продукте.

Когда дела на ферме вдовы пошли совсем уж ни шатко, ни валко, она — вдова — ожидаемо пустилась на разного рода мошеннические ухищрения. Правда — нужно отдать ей должное хотя бы в этом, — у нее хватило ума не прибегать к резким переменам. Поэтому на постепенно менявшееся к худшему качество молока и сливок внимание обратили не сразу. А временами появлявшиеся слухи о том, что кто-то-де собственными глазами видел, как на ферму понятно, зачем завозились известь и костная мука — эти слухи, не находя прямого подтверждения, сами собой затихали. Но стоило по соседству открыться ферме Петра Васильевича, разница сразу же стала очевидной: скрывать нелицеприятную правду вдова уже не могла.

Ей сразу же припомнили всё: и эти муку и известь, и странные объяснения, и… в общем — всё. Достаточно было взять стаканы и сравнить: в одном — молоко с фермы Петра Васильевича, в другом — молоко вдовы. Первое имело красивый желтоватый оттенок и, будучи взболтанным, оставляло на стенках густые белоснежные следы. Второе отличалось изначальной белизной, а со стенок стекало тут же. Первое пахло приятно и уютно, второе — отдавало чем-то неясным. Первое на вкус казалось божественным, второе — сухим и безжизненным. Первое при добавлении в чай расходилось, перемешивалось с чаем, хорошо и полностью, второе — выпадало поначалу в осадок, а после — образовывало с чаем мутную и неприятную даже по виду смесь.

Разница объяснялась просто: вдова разбавляла молоко, на что, собственно, и шли завозившиеся на ее ферму известь и мука[20].

Стоит ли удивляться тому, что, как только всё это стало совсем и всем очевидно, окрестные покупатели толпами переметнулись к Петру Васильевичу, не убоявшись даже имевшихся на его ферме новшеств?

Было, однако, и еще одно обстоятельство: в принципе, для такого города, как Петербург, — заполоненного выходцами из деревень — не очень значительное, но всё-таки тоже имевшее место. Это обстоятельство заключалось еще и в контрасте между обслугой двух конкурировавших ферм. А точнее — в том, насколько часто они болели или не болели вообще.

На ферме Петра Васильевича приключился только один случай заболевания, ставший известным широкой публике. На ферме вдовы болели постоянно — хронически.

Как показала поданная заболевшему у Петра Васильевича медицинская помощь, незадолго до того устроившийся на ферму человек страдал тяжелой формой аллергического дерматита и сам о том ничего не знал. Его болезнь проявилась только при контакте с коровами: и в самом деле — работа с этими животными способна приводить к обострению такого рода заболеваний, даже если до поры они пребывают в «спящем» состоянии.

Этот случай стал подлинным несчастьем для Петра Васильевича: вдова, откуда-то узнавшая о нем, не преминула разнести по округе слух, будто дело не в заболевшем работнике, а непосредственно в коровах. Будто коровы эти опасны для каждого, а уж молоко из-под них и вовсе — чистый яд! Понадобились недели на опровержения, да и то неясно: помогло бы всё это, если бы не добродушное заступничество жившего неподалеку и уважаемого всеми врача. Почтенный врач — совершенно бескорыстно — взял на себя труд разъяснить сомневавшимся: коровы здесь абсолютно ни при чем!

И вот тогда-то распустившей слухи вдове сами же покупатели дали окорот: они припомнили ей целую вереницу заболеваний на ее собственной ферме. А заодно уж и то, что, судя по их внешнему виду, иные из работников ее фермы и вовсе работали, будучи больными! И ведь это было истинной правдой: на ферме вдовы действительно хронически свирепствовали, как сказали бы сейчас, и те же зоонозы[21], и тот же синдром токсичности органической пыли[22], и те же аллергические дерматиты. Проще было перечислить здоровых работников, нежели больных!

— Иди-ка сюда! — поманил за собою Николая Петр Васильевич, проходя за стеклянную перегородку, отделявшую административную часть помещения от производственной. — Присаживайся и говори… только ничего не выдумывай! Просто расскажи, как оно было!

Николай сел на предложенный ему стул и, уже ничего не добавляя от себя, поведал о произошедших в сливочной лавке событиях. Так Петр Васильевич узнал не только о директрисе женских курсов, не только об активистке из кружка по защите животных, но и о нагрянувшей инспекции в лице порядком всем поднадоевшего самозванца. Петр Николаевич понял, почему старший продавец послал младшего не в полицию, а на ферму: никакого погрома в лавке, разумеется, не было, да и коровам ничего не угрожало.

— Гм… — пробурчал Петр Васильевич, когда рассказ Николая подошел к концу. — Любопытно…

Как и старший из продавцов, Петр Васильевич увязал концы с концами и понял, откуда росли ноги неожиданной «проверки». Понял он и то, что сразу же вслед за лавкой нашествию подвергнется и сама ферма: это казалось логичным и потому неизбежным. Собственно, странным было лишь то, что инспектор со своими «агентами» в лице директрисы и активистки решил начать именно с лавки, а не с фермы — ее поставщика. Но этому могло найтись объяснение. Например, такое: для начала инспектор решил потренироваться на кошках, чтобы дать себе ясное представление о явном и скрытом потенциале «рейда».

Петр Васильевич с тревогой посмотрел через стекло: там, в производственном помещении, взгляд сразу же находил изумительные на вид и поразительные по своей функциональности инструменты пастеризации — специальные плиты, специальные чаны… Будь проверка непредвзятой, было бы можно объясниться. В конце концов, ничего плохого Петр Васильевич не делал! Но в сложившейся ситуации… и этот еще червячок сомнения…

Дело в том, что Петр Васильевич кое что понимал и сам: плохого-то он, конечно, не делал ничего, но было, однако, одно, как минимум, сомнительное обстоятельство, на которое и «нормальная» проверка вряд ли закрыла бы глаза. Это обстоятельство — само расположение линии пастеризации. А именно — непосредственно в коровнике. Будучи человеком умным, Петр Васильевич прекрасно осознавал: такого быть не должно. Предосторожности — предосторожностями, но всё равно: такого быть не должно! Просто, когда ему предложили взять на себя управление молочной фермой и по своему усмотрению модернизировать старый склад, осуществив его перепланировку, он, несмотря на всю предоставленную ему свободу действий, оказался в безвыходном положении. Постройка была достаточно велика для того, чтобы обустроить в ней первоклассный коровник. Но в то же время, ее размеры не позволяли один производственный процесс отделить от другого. А это значило, что всё происходило бок о бок: там же, где проходили пастеризацию сливки и молоко, стояли коровы. Эти коровы ели и пили. И, конечно же, испражнялись. И пусть даже канал для отвода навоза был по коровнику проложен так, чтобы оказываться «на задворках» — подальше от линии пастеризации, — само его наличие здесь же было как-то не очень.

— Гм… — повторил Петр Васильевич. — Пускать сюда этого прощелыгу нельзя! Мы закрываемся!

Читатель может подумать, что в действиях Петра Васильевича было немного логики. С одной стороны, он сам поставил всё на такую ногу, чтобы любой желающий мог видеть все происходившие на ферме процессы. А с другой, закрывал на ферму доступ пусть и не вполне легальному, но все же санитарному инспектору. Это могло породить всевозможные слухи, а слухи — такая вещь, без которой лучше всего обходиться.

Да: на первый взгляд, в поступке Петра Васильевича логики не было. Но если посмотреть шире, он действовал разумно: в условиях недобросовестной конкуренции он точно не смог бы отстоять свое производство — инспектор прошелся бы по нему, как молот по хрупкому кирпичу!

— Авдей! — выходя из-за стекла, закричал Пётр Васильевич какому-то из своих работников. — Распускай людей! До завтра мы не работаем!