«Отойди от него», подумал он, но сделать шаг назад оказалось для него необычайно сложной задачей. Его ноги, казалось, более не могут двигаться в том направлении.
— Я думал, что ты приведешь меня к Бэкки.
— Я сказал, что мы проверим все ли с ней в порядке. Мы и проверяем. Мы проверим с помощью камня.
— Да я плевать хотел на твой чертов… я просто хочу к Бэкки.
— Если ты коснешься камня, то перестанешь быть заблудшим, — сказал Тобин. — Ты больше никогда не заблудишься. Ты будешь искуплен. Разве это не здорово? — Он машинально снял черное перышко, прилипшее к уголку его рта.
— Нет, — сказал Кэл. — Я так не думаю. Уж лучше я останусь заблудшим. — Возможно, это было его воображение, но казалось, что гудение наростало.
— Никто не хочет оставаться заблудшим, — дружелюбно сказал мальчик. — Бэкки не хочет оставаться заблудшей. У нее случился выкидыш. Если ты не сможешь ее найти, она, скорее всего, умрет.
— Ты врешь, — сказал он без всякого осуждения.
Возможно, он даже подобрался еще на пол шага ближе. Из сердцевины камня, из-за этих парящих фигурок, начал доноситься мягкий, завораживающий свет… как будто эта гудящая лампочка, которую он слышал, была заключена на пол метра под поверхностью камня, и кто-то ее медленно вкручивал.
— Не вру, — сказал мальчик. — Присмотрись и ты ее увидишь.
В закопченных кварцевых недрах камня, он разглядел смутные очертания человеческого лица. Сперва, он подумал, что смотрит на свое собственное отражение. Но хотя оно и было похожим, лицо было не его. Это было лицо Бэкки — ее губы закатились в собачьей гримасе боли. С одной стороны ее лицо было измазано кусочками грязи. На ее шее выступали жилы.
— Бэк? — сказал он так, будто она могла его слышать.
Не в силах собладать с собой, он сделал еще один шаг вперед, склоняясь, чтобы как следует всмотреться. Его ладони были подняты перед собой, в некоем останавливающем жесте, но он не чувствовал, как они покрывались волдырями под действием того, что излучал камень.
«Нет, слишком близко», подумал он, и попытался метнуться в обратном направлении, однако не смог оттолкнуться. И, в результате, его ноги скользнули так, словно он стоял на вершине мягкой земельной насыпи, обрушивающейся под ним. Но земля была ровной; он заскользил вперед, потому что был во власти камня, у которого было собственное притяжение, и он притягивал его, словно магнит притягивает кусочки железа.
Внутри необъятного, угловатого хрустального шара большого камня, Бэкки открыла глаза и, казалось, смотрела на него с ужасом и удивлением.
В его голове раздалось гудение.
Вместе с ним поднялся ветер. Бурьян исступленно метался из стороны в сторону.
В последнюю секунду, он вдруг осознал, что его тело сгорает, а кожа варится в этом противоестественном климате, царящем в непосредственной близости около камня. Прикасаясь к камню, он знал, что это будет, словно положить свои ладони на раскаленную сковороду, и он начал кричать… но затем остановился, обрывая свой крик внезапно стянутой глоткой.
Камень вовсе не был горячим. Он был прохладным. Он был божественно прохладным и он прислонил к нему свое лицо, словно усталый скиталец, который добрался до места своего назначения и, наконец, может отдохнуть.
* * *
Когда Бэкки подняла голову, солнце то ли вставало, то ли садилось, а ее живот болел так, будто она оправлялась от недели боления гастроэнтеритом. Тыльной стороной руки она вытерла с лица пот, оттолкнувшись, поднялась на ноги, выбралась из бурьяна и зашагала прямиком к машине. Она почувствовала облегчение, увидев, что ключи все еще висят в замке зажигания. Бэкки выехала из стоянки и плавно заехала на шоссе, поезжая не небольшой скорости.
Сперва, она не понимала куда едет. Было тяжело думать о чем-либо другом, помимо, нахлынывающей волнами, боли в ее животе. Иногда это была притупленная пульсация, боль переутомленных мышц; другой раз, она внезапно усиливалась до острой, жидкой боли, пронизывающей внутренности и обжигающей ее промежность. У нее было горячее, лихорадочное лицо, и даже открытые в машине окна не остудили ее.
Теперь, время уже близилось к ночи, и уходящий день благоухал постриженными газонами, запахами барбекю во дворе, девушками, готовящимися к свиданиям и бейсболом под фонарями. В алом, тусклом зареве, она ехала по улицам Дарема, штат Нью Гемпшир, и солнце стояло над горизонтом раздутой каплей крови. Она миновала Стрэтэмский парк, где когда-то бегала со своей школьной легкоатлетической командой. Она решила объехать бейсбольное поле. Звякнула алюминиевая бита. Закричали ребята. Темный силуэт, опустив свою голову, помчался на первую базу.
Бэкки отвлеченно вела машину, напевая про себя один из своих лимериков, лишь наполовину осознавая, что она это делает. Она шепотом напевала самый старый из них, который ей удалось найти тогда, когда она делала свой реферат: лимерик, который был написан еще задолго до того, как он успел скатиться до отвратительного пошлого стишка, хотя он и метил в том направлении:
«Засела девчонка одна в бурьяне»,
вполголоса напевала она.
«и стала ждать вдоль проходящих парней.как львы на газелей,она на них налетела,и один был другого вкусней.»
«Девчонка», подумала она, почти что спонтанно. «Ее девчонка». И тут до нее дошло, что она делает. Она поехала искать свою девочку, ту, которую она должна была нянчить, и, о господи, какая же, черт возьми, полнейшая неразбериха, ребенок куда-то ушел, и Бэкки должна была найти ее, пока домой не вернутся ее родители, и быстро темнело, и она не могла даже вспомнить имя этой маленькой засранки.
Она изо всех сил старалась вспомнить как такое могло произойти. На мгновение, недавнее прошлое предстало в ее памяти пробелом, который сводил ее с ума. Затем ее осинило. Девочка хотела покататься на качелях во дворе, и Бэкки сказала «Хорошо, ступай», едва приделяя этому какое-либо внимание. В этот момент она переписывалась с Трэвисом МакКином. Они ссорились. Бэкки даже не услышала, как захлопнулась задняя дверь.
«и что мне сказать маме», сказал Трэвис, «я даже не знаю хочу ли я остаться в колледже, не говоря уже о том, чтобы завести семью». И этот вот перл: «если мы поженимся, то мне придется взять в жены и твоего брата тоже? он вечно рядом, все сидит на твоей кровати и читает скейтерские журналы, я удивлен, что он не сидел там в ту ночь, когда ты забеременела. Хочешь семью, так заведи ее с ним».
Она издала короткий горловой крик и швырнула телефон в стену, оставляя в гипсе вмятину и надеясь, что родители вернутся домой пьяные и не заметят этого. (А кто, собственно, были родители? Чей это был дом?) Бэкки подошла к выходившему на задний двор панорамному окну, убирая с лица волосы, пытаясь вновь успокоиться — и увидела пустую качелю, плавно качающуюся на ветру, мягко поскрипывая цепями. Задние ворота были открыты настежь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});