в совсем уж ужас-ужас? Что тогда дескать дети бедных родителей смогут отстоять себя на ринге или татами? Но… ведь не всякий драться умеет, на то пошло. У кого-то есть данные, а у кого-то нет. Да и система «защитников чести» из средневековья сразу же начнет работать — те, кто побогаче попросту наймут себе искусных бойцов и все. Полетела вся ваша схема. Или… или это и есть наглядный урок Администрации всем — в первую очередь детям богатых родителей — смотрите, вы можете делать что угодно, но есть правила. Есть правила, но вы можете их обойти. И на каждого богатого сыночка — я уверен — найдется еще более богатый и наглый. Вот и урок. А детям бедных, «голоногих» — тоже урок. Хотите чего-то достигнуть? У вас будет заранее более низкий старт. Значит вы — должны стараться в два раза больше! И когда что-то получается у «социальников» — тут же демонстрировать его элите, мол смотрите, он вас уделывает! Что должно вызывать нехилую такую ненависть и повышение мотивации. В общем… Администрация как Администрация. Во все времена подготовка к жизни означала ад в миниатюре. Увы. Я усмехаюсь над иронией судьбы.
— Смеешься? Ты же голоногий, а она — из элиты. Богохульница. — усмехается Есико: — ты чего?
— Это правда — тихо говорит Ядвига и все поворачиваются к ней: — они правда дружат. Я слышала, как … она с ним разговаривает. Совсем по-другому чем с нами.
— Правда?! — на лице Есико начинает проступать ужас: — правда?! Кента-сама, только не рассказывай ей что я тут про нее…
— Спокойно — поднимаю я ладонь, видя смущение народных масс и вопросы во взглядах: — я никому ничего не скажу. Конфиденциально все, так сказать. Расслабься, Е-тян.
— Но… если ты с ней дружишь… если… то чего ты тут делаешь? — задается вопросом Чон Хва: — чего ты тут забыл?
— Да я в общем-то хотел с Ядвигой поговорить, а то в прошлый раз нас прервали. — поясняю я и вижу откровенный страх на лице у девушки. Запущенный случай.
— Говори при нас. — встает с места Чон Хва, закрывая ее грудью: — говори так, чтобы мы слышали и знали.
— Ты что, дурак? — шипит ему на ухо Есико: — это же Кента! Любовный Зверь! Он с каким-то там чемпионом дрался и победил, а ты даже отжаться десять раз не можешь!
— Я… все равно! — храбрится Чон Хва: — не уйду! То есть… отойду подальше, но …
— Не стоит так переживать — говорю я: — если девушка не хочет разговаривать со мной, то я пойду, пожалуй. Не буду навязываться. Просто хочу, чтобы ты знала, что меня поразило твое знание Шекспира и чувство юмора. Да и еще — ты красавица. Извините, что помешал вам. — я кланяюсь и собираюсь уходить. Не стоит настаивать на общении, если девушка против. Вообще настаивать на общении — дурная идея. Я могу настаивать на личном общении, но только в той ситуации, когда человек достал меня. Тогда — я буду настаивать на личном общении. Но это специфическое общение, это скорее уже конфликт получается. А у этой девушки и так проблем по горло и доставлять ей лишние — не в моих правилах. Так что я кланяюсь и готовлюсь уйти.
— Эй! Голоногие! — раздается голос из-за спины. Некоторое время я колеблюсь. Зачем оно мне надо вообще? Ну, скажем — вступлюсь я за них и что? Их положение от такой разовой благотворительности не улучшится — а возможно еще хуже станет. Я вот уйду, а на них потом оторвутся. Не буду же я их пасти целыми днями, чтобы не обидели. И опять-таки, как Натсуми-тян говорила — политика буллинга тут прямо-таки практикуется и одобряется. Разве что … единственный выход из буллинга тут — через дуэльный клуб, хорошего бойца не запугаешь. В жизни богатые папенькины сынки могут и бойца сломать — через семью, через деньги, угрожая что засудят. Будут издеваться и хрен что с этим сделаешь, в этой стране родители отвечают за детей, а дети — наследуют долги родителей. На самом деле — не всегда так, можно и отказаться от наследства, но это здесь практически не делают, это лицо потерять. Опозориться. Отказаться от предков и отказаться выплачивать долг отца — это же потом на работу нигде не примут. Социальная смерть. Впрочем… о чем это я?
— Эй ты! Оглох что ли? — и меня толкают в плечо. Сильно так толкают, мне приходится сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие. Моргаю глазами, фокусируюсь на объекте. Объект — здоровяк. Амбал. Но не накачанный, а скорее рыхлый, полноватый и потный, одет в какую-то футболку с логотипом местной компании по производству пива, за ним — еще двое. Они — относительно нормальные, никакого перевеса. Обычные парни — это все, что я успеваю увидеть до того момента, как толстяк толкает меня в плечо во второй раз. Вернее — пытается толкнуть. Ухожу в сторону, сопровождая руку толстяка и испытывая огромный соблазн схватить ее покрепче и довернуть, вывернуть под углом, подбить локтем и … бросок на четыре стороны! Воткнуть его затылком в ступеньки со всей дури! Вывих или перелом плеча, локтя, и конечно — затылок. Шишка, трещина… черепно-мозговая травма. Темный реагирует мгновенно, когда у меня есть время подумать — он не срывается с поводка, но когда нападают внезапно… мне стоит реальных физических усилий удержать себя. Я просто отталкиваю толстяка и тот — нелепо взмахнув руками — падает. Тут же поднимаю руку в подбородку, чуть приседаю и поворачиваюсь к его дружкам, готовый к нападению. В голове звенит «давайте! Все сразу! Какой классный день для того, чтобы поразбивать вам всем головы!», накачиваются в кровь боевые гормоны, подскакивает пульс, расширяются зрачки, словно бы кто-то внутри рванул рычаг с черно-желтой окраской и надписью «АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ!».
— Ты чего творишь, обсос?! — ревет один из них, делает шаг ко мне, я считываю его движения, готовый отразить атаку и … он проходит мимо меня. Я еле сдерживаю выверяющий джеб ему в голову. Он дает руку толстяку, помогая ему встать: — ты чего, голоногий? С ума сошел?
— Дэнзи, этот урод… ты видел?! — обращается к нему толстяк и его лицо искажается в гримасе: — он же!
— Все хорошо, Ояма. Сейчас Люка все уладит — отвечает тот, отряхивая толстяку одежду: — сейчас…
— Ты, как там тебя? — говорит оставшийся приятель толстяка. Я бы назвали их Три Толстяка, но толстый из них только