побуждавший Антанту оказать материальную поддержку именно только «Колчаку и тем, кто к нему примыкает», как об этом писал Клемансо в своей ноте к Колчаку от 14 мая[26]. Дело в том, что большая часть золотого запаса царской России (652 млн руб.) находилась в руках Колчака[27], тогда как правительство деникинской Доброволии пользовалось ничем не обеспеченными кредитками, которые до осени 1919 г. даже и печатались-то на Дону.
Деникин передал вопрос о подчинении Колчаку в Особое совещание, которое отнеслось к этому решению отрицательно — «до соединения территорий», тем более что в конце мая старого стиля (когда последовало предложение о подчинении) дела Колчака на Восточном фронте были не блестящи. Но подчиниться все равно было необходимо, и Деникин подчинился, воспользовавшись мнением Особого совещания лишь для демонстрации той жертвы, которую он якобы принес на пользу «родине» этим подчинением. Жертвы, конечно, никакой не было по той причине, что дальнейшие действия Добровольческой армии вовсе не были сообразованы с этим подчинением Колчаку, между тем оно дало Деникину возможность получить крупные субсидии от Антанты.
Упрямая политика «единой, неделимой» особенно чувствительно отразилась на отношениях Доброволии к Польше, Румынии и другим лимитрофным государствам. Восточная граница Польши до ноября 1919 г. оставалась неопределенной.
Верховный совет Антанты откладывал решение до исхода Гражданской войны[28]. Отношение Англии к образованию Великой Польши было, скорее, отрицательным, но Франция делала на Польшу серьезную ставку, стремясь сделать ее оплотом своей политики на востоке Европы. В пределах самой Польши «правица» и «народная демократия» открыто стремились к захвату большей части Белоруссии и частей Подолии, Волыни; «левица» настаивала на воссоздании «Великой Литвы» (как государства-буфера), связанной с Польшей унией, которая со временем должна была повести к полному слиянию Польши и Литвы. Этот план поддерживался (против сейма) «начальником государства» Пилсудским, который ограничивался пока захватом возможно большей территории и предохранением Польши от «большевистской заразы». Польское правительство было заинтересовано в распаде или ослаблении России и, конечно, не желало иметь по соседству ни сильную республику Советов, ни восстановленную царскую Россию. Поэтому оно установило молчаливый контакт с Добровольческой армией, которая оттягивала главные силы Красной армии на юг, и само оттягивало часть этих сил на запад, насколько это соответствовало силам и задачам Польши. Деникин усердно стремился добиться от Польши более активной помощи. В своих «Очерках русской смуты»[29] он пишет:
«Предпринимая наступление в направлении Киева, я имел в виду огромное значение соединения Добровольческой армии с польскими силами, наступающими к линии Днепра. Это соединение включало бы автоматически весь Западный фронт и освобождало бы значительную часть сил Киевской и Новороссийской областей для действия в северном направлении. Наступление польских войск к Днепру отвлекло бы серьезные силы большевиков и обеспечило бы надежно с запада наши армии, идущие на Москву. Наконец, соединение с поляками открывало нам железнодорожные пути в Западную Европу — к центрам политического влияния и могущества и к источникам материального питания армии».
К этому Деникин добавляет, что, «относясь лично с полным сочувствием к возрождению польского государства», он был твердо уверен, что ближайшие пути Польши и России связаны неразрывно и судьба обеих стран находится в «роковой зависимости от долгоденствия советской власти».
Осень 1919 г., когда польская армия достигла линии Двинск — Бобруйск — Каменец-Подольск, а части Добровольческой армии продвигались к Киеву и также к Каменец- Подольску, была наиболее благоприятным моментом для соединения польской и деникинской армий, но Пилсудский хотя и не оставался совершенно глух к домогательствам Деникина, но затягивал переговоры, добиваясь, в свою очередь, определенных предложений в смысле территориальных уступок, на что Деникин не мог пойти, не сходя с «единой, неделимой» линии. В результате Польша предпочла соглашение с Петлюрой.
С Румынией отношения также не налаживались, так как Румыния обусловливала свою поддержку отказом Деникина от Бессарабии. Хотя еще осенью 1918 г. посланники держав Антанты в Бухаресте признали Россию «единственной собственницей громадных складов бывшего Румынского фронта, оставшихся на территории Румынии», но правительство Братиану под давлением французов и англичан допустило лишь частичный вывоз этого имущества в Новороссийск, в то же время обильно снабжая русским оружием и боевыми запасами армию Петлюры, который от имени Украинской державы отказался от Бессарабии. Занятие частями Добрармии Одессы и движение их на север вдоль Днестра вызвали тревогу в Румынии и даже некоторые враждебные действия: румынские миноноски появились у Одессы, а сильный румынский отряд занял Тирасполь. Окончилось это соглашением, по которому румыны очистили Тирасполь, а добровольческие войска не должны были переходить через Днестр.
В Латвии, Эстонии и Финляндии также сказались результаты политики «неделимой России», которой одинаково держались здесь как Колчак, так и Деникин. Это особенно проявилось осенью 1919 г., когда сорвалось второе наступление Юденича на Петроград.
Конституция власти
Вопрос конструирования власти Доброволии был наиболее запутан и осложнялся тем, что правительство Деникина, претендуя на власть общероссийского масштаба, было, по существу, экстерриториальным и реальность власти этого государства без территории выражалась только в наличии армии, при полном почти отсутствии «подданных», если не считать беженцев из буржуазии и помещиков, бежавших вместе с Добрармией.
Для генерала Деникина было несомненно, что все успехи южной власти смогут быть обеспеченными только при условии единоличной, неограниченной военной диктатуры с привлечением к единению с Добровольческой армией казачьих войск и других «новообразований» на началах внутренней автономии. При этом сохранялась принципы «единой, неделимой России», «непредрешения» и уклонения от декларирования принципов будущего государственного устройства.
Еще 26 августа (старого стиля) 1918 г. Деникин в речи своей, произнесенной в Ставрополе, так определил политическую сущность своей власти:
а) основная цель — воссоздание великодержавной России;
б) Добровольческая армия желает опираться на все государственно мыслящие круги населения, она не должна быть орудием какой-либо политической партии или общественной организации;
в) Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы;
г) аппарат власти имеет задачей создать такие условия, при которых можно было бы сносно, терпимо жить до того времени, пока всероссийские законодательные учреждения не направят страну «к свету и правде»[30].
Как видим, программа не блещет ясностью. Неудовлетворительный характер такой программы был, впрочем, понятен самому Деникину, или по крайней мере это стало понятно ему в 1923 г., ибо в том же томе, несколькими строчками ниже, он писал:
«Мы не учли элемента времени и степени напора народной стихии. Правители желали приостановить временно течение жизни в создавшихся берегах, покуда некая высшая власть не разметет новое русло, а жизнь бурно рвется из берегов, разрушая плотины и сметая гребцов и кормчих».
Когда несколько позднее стало конструироваться правительство Доброволии по проекту В. Шульгина, то всякие сомнения в