Читать интересную книгу Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - Уильям Теккерей

Такъ-то памятенъ и первый день, проведенный на Востокѣ; вмѣстѣ съ нимъ утратится свѣжесть впечатлѣнія; чудо обратится въ дѣло обыкновенное, и напрасно будете ожидать вы пріятнаго протрясенія нервовъ, за которымъ человѣкъ гоняется повсюду. Нѣкоторые изъ моихъ товарищей зѣвали отъ скуки, смотря на Смирну, и не обнаружили ни малѣйшаго внутренняго движенія при видѣ лодокъ, плывшихъ къ намъ отъ берега съ настоящими Турками. Передъ нами лежалъ городъ съ минаретами и кипарисами, съ куполами и замками; мы слышали пушечные выстрѣлы и видѣли, какъ кровавый флагъ султана развернулся надъ крѣпостью вмѣстѣ съ восходомъ солнца. Лѣса и горы примыкали къ самой водѣ залива; при помощи телескопа можно было подмѣтить въ нихъ нѣсколько эпизодовъ восточной жизни. Здѣсь виднѣлись котэджи съ премиленькими кровельками и тѣнистые, безмолвные кіоски, куда начальникъ евнуховъ приводитъ затворницъ гарема. Я видѣлъ, какъ рыбакъ Гассанъ возится съ сѣтью, и какъ Али-Баба ведетъ своего мула въ лѣсъ за дровами. Мистеръ Смттъ глядѣлъ на эти чудеса совершенно хладнокровно; я удивлялся его апатіи, но оказалось, что онъ бывалъ уже въ Смирнѣ. Самъ я, пріѣхавшій сюда по прошествіи нѣкотораго времени, не замѣчалъ уже ни Гассана, ни Али-Баба, и даже не хотѣлъ было выдти на берегъ, припомнивши гадкій трактиръ Смирны. Человѣкъ, желающій понять Востокъ и Францію, долженъ подплыть къ Смирнѣ и Кале въ яхтѣ, выдти часа два на беретъ, и никогда уже не возвращаться въ нихъ болѣе.

Но эти два часа необыкновенно пріятны. Никоторые изъ насъ поѣздку во внутрь страны называли глупостью. Лиссабонъ обманулъ насъ; Аѳины надули жестоко; Мальта очень хороша, но не стоитъ того безпокойства и морской болѣзни, которыя вытерпѣли мы на пути къ ней; къ этой же категоріи относили и Смирну; но при видѣ ея споры прекратились. Если вы любите странныя и живописныя сцены, если увлекались вы Арабскими ночами въ молодости, — прочтите ихъ на палубѣ восточнаго корабля, постарайтесь углубиться въ Константинополь или въ Смирну. Пройдите по базару, и Востокъ явится передъ вами безъ покрывала. Какъ часто мечтали вы о немъ! И какъ удивительно схожъ онъ съ мечтами вашей юности: можно подумать, что вы бывали здѣсь прежде; все это давнымъ-давно извѣстно вамъ!

По мнѣ, достоинство Арабскихъ ночей заключается въ томъ собственно, что поэзія ихъ не можетъ утомить васъ своей возвышенностію. Шакабакъ и маленькій цирюльникъ — вотъ ея главные герои; она не порождаетъ въ васъ непріятныхъ чувствъ ужаса; вы дружелюбно посматриваете на великаго Африта, когда идетъ онъ казнить путешественниковъ, умертвившихъ его сына; Моргіана, уничтожая шайку воровъ вскипяченнымъ масломъ, нисколько, кажется, не вредна имъ, и когда король Шаріаръ отрубаетъ головы своимъ женамъ, вамъ чудится, что эти головы очутились по прежнему на своихъ мѣстахъ, и что красавицы опять поютъ и пляшутъ съ ними гдѣ-то заднихъ комнатахъ дворца. Какъ свѣжо, весело и незлобно все это! Какъ забавно понятіе о мудрости любезныхъ жителей Востока, гдѣ на труднѣйшіе вопросы науки отвѣтятъ вамъ загадками, и гдѣ всѣ математики и магики должны имѣть непремѣнно длинную и остроконечную бороду!

Я посшелъ на базаръ. Тутъ, въ маленькихъ лавкахъ, покойно и торжественно сидѣли брадатые купцы, дружелюбно посматривая на покупателей. Табаку не курили, потому что былъ Рамазанъ; даже не ѣли: рыба и жареная баранина лежали въ огромныхъ котлахъ только для христіанъ. Дѣтей было множество; законъ не такъ строгъ къ нимъ; разнощики (безъ сомнѣнія, во имя пророка) продавали имъ винныя ягоды и проталкивались впередъ съ корзинами огурцовъ и винограда. Въ толпѣ мелькали поселяне, съ пистолетами и ятаганомъ за поясомъ, гордые, но нисколько не опасные; порою встрѣчались смуглые Арабы, выступавшіе такъ торжественно, что ихъ съ перваго взгляда можно было отличить отъ развязныхъ жителей города. Жиды и Греки покупали въ тихомолку; лавки ихъ сторожили блѣдные, пучеглазые мальчики, зазывавшіе покупателей; громко разговаривали ярко разодѣтые Негры, и женщины, съ закрытыми лицами, въ широкихъ, нескладныхъ туфляхъ, тараторили между собою и торговались съ купцами въ дверяхъ маленькихъ лавокъ. Здѣсь были веревочный, бакалейный и башмачный ряды, трубочный и оружейный базары, также лавки съ шубами, халатами и даже отдѣльное мѣсто, гдѣ, подъ навѣсомъ изъ тряпья, занимались своимъ дѣломъ портные. Сквозь парусину и рогожи, растянутыя надъ узкими линіями базара, проглядывало солнцѣ, переливая свѣтъ и тѣнь по всей массѣ разнообразныхъ предметовъ. Лавка Гассана Альгабана была ярко освѣщена, тогда какъ низенькія скамьи, тазы и чашки сосѣдней съ всю цирюльни прикрывались густой тѣнью. Башмачники вообще добрый народъ; здѣсь видѣлъ я одного изъ нихъ, который, помнится, не разъ являлся мнѣ во снѣ. Таже зеленая, старая чалма, то же доброе, сморщенное лицо, въ родѣ яблока, тѣ же маленькія сѣрые глазки, весело сверкающіе во время разговора съ кумушками, и точь-в-точь такая же улыбка подъ волосами сѣдымъ усовъ и бороды — ну, просто, сердце радуется, глядя на него. Вы отгадаете, что говоритъ онъ съ продавцомъ огурцовъ, также, какъ султанъ угадывалъ, что говорятъ птицы. Уже не набиты ли огурцы эти жемчугомъ? Да и тетъ Армянинъ въ черной чалмѣ, что стоитъ у фонтана, изспещреннаго прекрасными арабесками, вокругъ которыхъ толпятся ребятишки, черпая воду, ужъ полно не переодѣтый ли кто Гарунъ Альрашидъ?

Присутствіе верблюдовъ дополняетъ окончательно фантастическій колоритъ сцены. Съ кроткими глазами и выгнутыми шеями, чинно, безъ шума и топанья переходятъ они другъ за другомъ съ одной стороны базара на другую. О, золотые сны юности! О, сладкія мечты каникулъ! Здѣсь суждено было на полчаса осуществиться вамъ. Геній, господствующій надъ молодостью, далъ намъ средство совершить въ этотъ день доброе дѣло. Сквозь отворенныя двери увидѣли мы внутренность комнаты, украшенной текстами корана. Одни изъ нихъ были нанесены тушью, съ угла на уголъ, по листу бѣлой бумаги, другіе красной и голубой краскою, нѣкоторымъ надписямъ была дана форма кораблей, драконовъ и другихъ фантастическихъ животныхъ. На коврѣ, посреди комнаты, сложивъ руки и покачивая головой, сидѣлъ мужчина, распѣвая въ носъ фразы, выбранныя изъ священной для мусульманъ книги. Но изъ комнаты неслись громкіе голоса молодости, и проводникъ сказалъ намъ, что это училище. Мы вошли въ него.

Объявляю по совѣсти: учитель колотилъ бамбукомъ маленькаго мулата. Ноги ученика были въ колодкѣ, и наставникъ, это грубое животное, валялъ по нимъ палкою. Мы слышали визгъ мальчика и были свидѣтелями смущенія учителя. Думаю, ученикамъ велѣлъ онъ кричать какъ-можно громче, для того, чтобы заглушить визгъ ихъ маленькаго товарища. Какъ скоро шляпы наши показались надъ лѣстницею, наказаніе было прекращено, мальчикъ посаженъ на свое мѣсто, бамбукъ брошенъ въ уголъ, въ кучу другихъ тростей, и учитель встрѣтилъ насъ совершенно переконфуженный. На ученикахъ были красныя фески, а на дѣвочкахъ пестрые носовые платки. Вся эта мелюзга выпучила на насъ съ удивленіемъ большіе, черные глаза свои, и вѣроятно побои палкою были на это время забыты. Жаль мнѣ такихъ учителей; жалко и бѣднаго маленькаго магометанина. Никогда уже не читать ему съ увлеченіемъ Арабскихъ Ночей подлинникѣ.

Отсюда, послѣ этой непріятной сцены, пошли мы завтракать въ дрянной трактиръ, который, впрочемъ, отрекомендовали намъ. Здѣсь угостили насъ морской рыбою, виноградомъ, дынями, гранатами и смирнскимъ виномъ. Изъ оконъ трактира открывался прекрасный видъ на заливъ, на купцовъ, тунеядцевъ и ремесленниковъ, толпившихся на берегу. Здѣсь виднѣлись и верблюды, не обременные ношею, и груды спѣлыхъ дынь такой величины, что гибралтарскія бомбы показались намъ малы въ сравненіи съ ними. Было время сбора винныхъ ягодъ, и мы, на пути въ трактиръ, пробирались сквозь длинные ряды дѣтей и женщинъ, занятыхъ укладкою этихъ плодовъ. Ихъ обмакиваютъ сперва въ соленую воду и потомъ уже прячутъ въ кадушки, перекладывая листами. Когда смоквы и листы начнутъ сохнуть, изъ нихъ выползаютъ большіе бѣлые черви и прогуливаются по палубамъ кораблей, везущихъ эти фрукты въ Европу; гдѣ маленькія дѣти кушаютъ ихъ съ большимъ удовольствіемъ (то-есть, не червей, а смоквы-то), и гдѣ играютъ онѣ не послѣднюю роль на университетскихъ попойкахъ. Свѣжія винныя ягоды имѣютъ здѣсь такой же вкусъ, какъ и въ другихъ мѣстахъ; но смирнскія дыни необыкновенно вкусны и такъ велики, что изъ одной штуки, не прибавляя ничего къ ея природнымъ размѣрамъ, можно бы, кажется, смастерить преудобную каретку для Синдерелы.

Проводникъ нашъ, отъявленный плутъ, запросилъ два доллара за удовольствіе осмотрѣть мечеть, тогда какъ другіе Англичане прошли туда за шесть пенсовъ. Разумѣется, мы не согласились заплатить такихъ денегъ, а потому и не видали мечети. Но здѣсь были другіе, прекраснѣйшіе виды, за которые не надобно ничего платить, хотя и стоятъ они, чтобы послоняться для нихъ по городу. Женщины, разгуливающія по базару, такія шлюхи, что едва ли захочется кому снять съ лица ихъ черныя маски. Станъ ихъ такъ закутанъ, что будь онъ запрятаны въ тюфякъ, и тогда вы разглядѣли бы его не менѣе; даже ноги ихъ, обутыя въ двойныя желтыя туфли, доведены до какого-то рыбьяго однообразія. Но въ греческихъ и армянскихъ кварталахъ, между бѣдными христіанами, которые занимаются укладкою винныхъ ягодъ, вы встрѣтите такихъ красавицъ, что въ одинъ день влюбитесь нѣсколько разъ, если только сердце ваше способно къ подобнымъ продѣлкамъ. Здѣсь видѣли мы очаровательную дѣвушку, за пяльцами, въ отворенныхъ воротахъ; подлѣ нея сидѣла съ чулкомъ старуха и лежалъ козелъ, привязанный къ рѣшоткѣ маленькаго садика. Встрѣтили нимфу, которая спускалась съ лѣстницы, съ кувшиномъ на головѣ, и смотрѣла на насъ такими покойными, большими и благородными глазами, которымъ могла бы позавидовать Юнона. Полюбовались молодой, граціозной матерью, склоненною надъ плачущимъ въ колыбели малюткою. Этихъ трехъ красавицъ видѣли мы въ одной улицѣ армянскаго квартала, гдѣ двери домовъ были отворены настежь, и женщины сидѣли подъ сводами на дворѣ. Были здѣсь также дѣвушки смоквъ, красоты неописанной; длинныя, густыя, черныя косы ихъ охватывали такія головки, очерки и колоритъ которыхъ стоили того, чтобы надъ ними потрудился карандашъ Рафаэля и кисть Тиціана. Я удивлялся, какъ это не овладѣетъ ими султанъ, или не похитятъ ихъ для своего шаха персидскіе купцы, пріѣзжающіе сюда съ шелкомъ и сластями.