Читать интересную книгу Сталинград - Энтони Бивор

На юге группа армий фельдмаршала фон Рундштедта, которой теперь помогали румынские и венгерские войска, в начале августа взяла в плен около 100 000 солдат дивизий, окруженных под Уманью. Наступление по открытым бескрайним степям Украины с полями подсолнечника и созревающей пшеницы, казалось неудержимым. Однако главные силы советских войск были сосредоточены под Киевом – столицей Украины. Войсками там командовал еще один давнишний приятель Сталина – маршал Буденный, а членом Военного совета у него был Никита Хрущев, чья главная задача заключалась в эвакуации на восток производственных мощностей. Генерал Жуков сказал Сталину, что Красной армии придется оставить Киев, чтобы избежать окружения, однако советский вождь, только что заверивший Черчилля в том, что Советский Союз никогда не отдаст Москву, Ленинград и Киев, вышел из себя. Жукову его заявление стоило должности начальника Генерального штаба.

Завершив разгром советских войск под Уманью, моторизованные части группы армий Рундштедта двинулись дальше, обходя Киев с юга. После этого 1-й танковый корпус резко повернул на север, соединяясь с дивизиями Гудериана, чей резкий бросок из центра фронта на юг застал командование Красной армии врасплох. Угроза окружения стала очевидной, однако Сталин отказался оставить Киев. Передумал он только тогда, когда было уже слишком поздно. 21 сентября операция по окружению Киева завершилась. Немцы взяли в плен еще 665 000 солдат и офицеров. Гитлер назвал это величайшим сражением в мировой истории.[69] Начальник Генерального штаба вермахта Гальдер, напротив, посчитал сражение под Киевом фатальной стратегической ошибкой восточной кампании. Подобно Гудериану, он полагал, что все силы нужно было бросить на Москву.

Продвигающиеся вперед захватчики, прорывая одну линию обороны за другой, испытывали противоречивые чувства. Они смотрели на своего коммунистического врага, который сражался до конца, с презрением и страхом. Повсюду валялись груды трупов, потерявших человеческий облик, полуобугленных, в одежде, изодранной в клочья разрывами снарядов. «Всмотритесь в этих мертвецов, мертвых татар, мертвых русских, – написал один немецкий журналист, прикомандированный к армии, наступавшей на Украине. – Это новые трупы, абсолютно свежие. Только что выпущенные великим заводом под названием “Пятилетка”. Они все одинаковые. Сошли с конвейера. Они олицетворяют собой новую расу, крепкую расу, эти трупы рабочих, погибших во время производственной катастрофы».[70] Однако каким бы живописным ни виделось сие сравнение, было большой ошибкой считать погибших красноармейцев и их командиров просто роботами, порожденными коммунистической системой. Это были останки тех, кто поднялся на новый уровень патриотизма, любви к своей Родине.

Глава 4

Высокомерие Гитлера: отложенное наступление на Москву

«Бескрайние просторы России угнетают нас»,[71] – писал фельдмаршал фон Рундштедт жене сразу после того, как его войска завершили разгром окруженных советских войск под Уманью. Настроение немецких военачальников начинало меняться – самовосхваление сменялось беспокойством. Они уже завоевали огромную территорию, однако горизонт оставался все так же далеко. Красная армия потеряла больше 2 000 000 солдат и офицеров, но на фронт прибывали все новые советские дивизии. «В самом начале войны, – записал в своем дневнике 11 августа генерал Гальдер, – мы оценивали силы неприятеля примерно в 200 дивизий. К настоящему времени мы их уже насчитали 360». Дверь была выбита, однако здание и не думало рушиться.

К середине июля первоначальный импульс вермахта, в том его смысле, как понимает это слово физика, был утерян. У немецкой армии просто не хватило сил одновременно вести наступления в трех направлениях. Потери личного состава оказались выше ожидаемых – к концу августа свыше 400 000 человек. Потери боевой техники также значительно превысили прогнозируемые. Кроме того, она часто выходила из строя. Двигатели засорялись песком и пылью, а запасных частей не хватало. Снабжать армию оказалось очень трудно. Железнодорожные пути в России имели более широкую колею, чем в Европе, поэтому составам при пересечении границы приходилось менять колесные пары, что существенно замедляло движение, а вместо обозначенных на картах шоссе наступающие войска находили грунтовые дороги, которые после одного короткого летнего ливня превращались в непроходимую липкую грязь. В болотистых местностях германским частям приходилось мостить путь стволами деревьев. Чем дальше продвигался в глубь России вермахт, тем труднее становилось подвозить боеприпасы, медикаменты и прочее. Неудержимо несущимся вперед танковым колоннам часто приходилось останавливаться из-за нехватки горючего.

Пехотные дивизии, составлявшие основу армии, проходили до 70 километров в день.[72] Впрочем, гораздо чаще дневной переход ограничивался вдвое меньшим расстоянием. В сапогах, по летнему солнцепеку… Немецкий Landser, или пехотинец, нес на себе около 20 килограммов снаряжения, в том числе стальную каску, оружие – огнестрельное и холодное, саперную лопатку. В его брезентовом ранце лежали миска, комбинированная ложка-вилка из алюминия, фляга, полевая плитка, принадлежности для чистки и смазки оружия, комплект чистого белья, колышки и стойки для палатки, аптечка первой медицинской помощи, иголка с ниткой, бритвенные принадлежности, мыло и презервативы, хотя вступать в интимные отношения с жительницами оккупированных территорий официально было запрещено.

Пехотинцы так уставали, шагая вперед с полной выкладкой, что многие засыпали прямо на марше. Даже бойцы танковых частей валились с ног от усталости. Приведя в порядок свои боевые машины – самой трудоемкой работой был ремонт гусениц – и прочистив пушки, они споласкивались водой из брезентовых ведер, тщетно пытаясь смыть с рук въевшиеся грязь и машинное масло. Затем танкисты брились, уставившись заплывшими от бессонницы глазами в зеркало, закрепленное на пулемете. Пехотинцы называли танкистов die Schwarze, «черные» – на тех действительно были черные комбинезоны, а военные корреспонденты высокопарно именовали рыцарями современной войны,[73] однако их задыхающиеся от пыли «железные кони» то и дело ломались.

Трудности, с которыми приходилось сталкиваться немецким войскам, приводили к тому, что военачальники все чаще ссорились друг с другом. Большинство – и тут громче всех звучал голос Гейнца Гудериана – были недовольны решением Гитлера перебросить часть сил на юг. Они утверждали, что Москва не только является столицей Советского Союза, это также крупнейший транспортный узел и центр оборонной промышленности. Наступление на Москву приведет к полному уничтожению уцелевших советских армий. Однако фюрер удержал своих генералов в узде, сыграв на их соперничестве и разногласиях. Кроме того, он заявил, что те ничего не смыслят в экономических вопросах. Прибалтику и Ленинград нужно было захватить, чтобы обезопасить имеющие большое значение торговые отношения со Швецией, а сельское хозяйство Украины жизненно необходимо Германии. Но не было ли стремление Гитлера избежать прямой дороги на Москву отчасти вызвано суеверным нежеланием идти по пути Наполеона?

Группа армий «Центр», в конце июля захватив Смоленск и окружив оборонявшиеся советские армии, получила приказ остановиться. Большая часть танковой группы Гота была переброшена на север усилить наступления на Ленинград, в то время как Panzerarmee Guderian (танковая армия «Гудериан», этим новым названием Гитлер в свойственном ему духе попытался успокоить недовольного, но весьма опытного генерала) развернулась на юг, чтобы стать «верхней челюстью» великого окружения под Киевом.

В начале сентября Гитлер снова изменил свою точку зрения. В конце концов он согласился на проведение операции «Тайфун» – наступлении на Москву, однако время было упущено, поскольку танковые дивизии Гота завязли в боях на подступах к Ленинграду. Силы для операции «Тайфун» собрали только в самом конце сентября. Москва находилась всего в 350 километрах от линии, на которой остановилась группа армий «Центр», но скоро могла начаться осенняя распутица, а затем и холода. Когда генерал Фридрих Паулюс, один из разработчиков плана «Барбаросса» под началом Гальдера, поднял вопрос о ведении боевых действий в условиях зимы, фюрер пришел в бешенство и запретил ему впредь затрагивать эту тему.

Гитлер в «Вольфшанце» – своей главной ставке и командном комплексе верховного командования вооруженными силами Германии недалеко от Растенбурга в Восточной Пруссии – подолгу рассматривал оперативные карты, на которых были показаны огромные территории, номинально занятые его войсками. Фантазеру, обладающему абсолютной властью в стране, имевшей самую боеспособную армию в мире, это зрелище гарантировало ощущение непобедимости. У этого кабинетного стратега никогда не было способностей настоящего полководца, и он никогда не принимал во внимание практические вопросы. В ходе молниеносных кампаний в Польше, Скандинавии, Франции и на Балканах изредка возникали трудности со снабжением, однако это ни разу не стало неразрешимой проблемой. Однако в России снабжению суждено было оказаться таким же решающим фактором, как огневая мощь, численность войск, их маневренность и боевой дух. Фундаментальная безответственность Гитлера – любопытный с точки зрения психологии вызов судьбе – проявилась в том, что он затеял самое амбициозное вторжение в истории, не потрудившись перестроить экономику и промышленность Германии для полномасштабной войны. Сегодня, оглядываясь назад, ясно, что это был скорее импульсивный порыв азартного игрока, подсознательно стремившегося повысить свои активы. И страшные последствия такого порыва для миллионов людей, похоже, только подкрепляли манию величия вождя нацистов.