— Как вы у рыб года-то считаете?
— А как вы в лесном хозяйстве определяете возраст дерева? — задал я встречный вопрос.
— У дерева? По кольцам на поперечном срезе. Но тут надо уметь. Кроме крупных годичных колец есть еще и мелкие, они не в счет.
— Ну вот. Мы тоже по кольцам считаем на чешуе или костях. И тоже надо уметь. Кроме годовых колец есть и другие, которые новичка могут попутать.
— К примеру, у ерша как? У окуня, чебака либо щуки?
— У ерша хорошо видны кольца на отшлифованном слуховом камешке-отолите; у окуня — на жаберной крышке; у чебака — на очищенной обезжиренной чешуе, а щука... тут лучше позвонки, — сказал я.
— Вот как? По-разному, значит. А можно в трубку посмотреть? — спросил Мухорин, показывая на сильную лупу.
— Можно, — согласился я и показал ему разные чешуйки, кости рыб.
— Интересно. В деревне Верхние Караси у меня сват живет. Еще до революции, когда молодой был, поехал он с товарищем острожить. И вот встретили они большую щуку. Как бревно стоит! Испужались, а потом сват как ударил этого черта острогой. Что тут поднялось, мать честная! Страсть! Рванула рыбина и понесла, а сват за острогу-то держится, не отпущает. Всю ночь возила их эта щука по озеру. А как солнышко взошло, упарилась вконец, остановилась. Тут ее топором и добили, привезли в деревню. Страшно смотреть! Вся, говорили, мошком заросла, зубы как у бороны. Уж сколько она весила — не знаю. Одни говорили, что три пуда, другие — пять. Из брюха-то, сказывали, трех гусей заглотанных вытащили! Вот оно как. Ладно, а куда с такой рыбиной летом в деревне деваться? Продать? А кто купит? Почти каждый про себя промышляет. Разрубил сват добычу на части, да и роздал друзьям-приятелям. Ешьте!
Та-ак. Через долгое время поехал я в деревню с женой и дочкой Аленкой. Зашли к свату. И вот Ален-ка увидела на стене какие-то косточки. Нанизаны они на шнурке, да на гвоздике, как бусы, и висят. Известное дело, Аленка моя — ребенок. Дай ей эти косточки и все. Даже в слезы пустилась.
— Что это у тебя? — спросил я свата.
— Позвонки от той большой щуки, — ответил он. Снял костяные бусы с гвоздика и отдал Аленке.
Так щучьи позвонки и попали ко мне. Наверное, и сейчас где-нибудь валяются. Вот бы у этой рыбины года подсчитать! Лет сто потянет, нет? — спросил Мухорин, закончив рассказ о чудовищной рыбе.
— Таких щук не встречали, — сказал Подлесный, — принесите позвонки, попробуем разобраться.
— Нет, это же очень интересно! Проверка народного сказа о чуде-юде, которое трех гусей заглотило. Несите скорее, товарищ Мухорин! — возбужденно вскрикнула Женя и даже захлопала в ладошки.
Через час лесник возвратился.
— Вот, нашел! — сказал он, передавая Подлесному связку внушительных костей.
Мы занялись находкой. Сильно пересохшие позвонки распаривали, обрабатывали спиртом. В конце концов добились того, что годовые кольца ясно обозначились. Произвели расчет темпа роста... Через день Подлесный объявил:
— Да, щука редкостная, музейная... Ей было от тридцати до тридцати пяти лет. В центре-то позвонков пробиты дырки, точнее не определить. Вес ее должен быть примерно до двадцати пяти килограммов!
— Только? — разочарованно произнесла Женя. — Значит, гусей она не заглотила?
— Нет, гуси ей не под силу. Сказ о щуке частично разбивается, — с улыбкой ответил Подлесный.
— Как жаль, — вздохнула Женя. — Возможно, ваш сват пошутил?
— Значит, приврал мой сват! Бывает это у него, бывает, — сказал Мухорин, почесывая в рыжей бородке.
— У страха глаза велики, — вставил Надеждинский.
— Нет, товарищи, щука все же была громадная. Длина ее была почти полтора метра. Бревешко, правда? И легкую лодку какое-то время вести за собой она могла. Так что сват не все приврал. Вот с гусями, конечно, скандал получается. Далеко этой щуке до крокодила, — сказал Подлесный.
Все рассмеялись.
— Вы нам пару позвонков подарите? — спросил Подлесный.
— Берите хоть все. Зачем они нам? Аленка-то сейчас в невесты выходит, костяшками не играет. Ну и сват — ловко сказку сочинил! — ответил Мухорин, покачав головой.
* * *
Как-то мы обрабатывали только что взятые пробы организмов дна прибрежной зоны. Среди нас не было только рыбовода Надеждинского, который пошел по берегу вокруг курьи, чтобы описать характер и состав прибрежной водной растительности. Рыбовод ушел с утра, и мы поджидали его к обеду.
Пинцетом я вылавливал из алюминиевой чашечки организмы, определял вид, просчитывал, записывал данные в блокнот. Кого тут только не было! Личинки хирономид, разные моллюски, черви олигохеты и нематоды, пиявки, личинки ручейников, шустрые рачки-бокоплавы, клопы...
Мухорин сидел рядом и пристально наблюдал за работой. Когда я взял пинцетом красную личинку хирономуса плюмозуса, длиной в два с лишним сантиметра, лесник сказал:
— Хорош мотылек! Первая насадка для рыбы. А вон и горбатый мормыш носится. Тоже зимой для рыбы приманочка верная.
— Бокоплава-то у вас мормышем зовут? — спросил я.
— Мормышем. А зачем вы их из разных мест в озере берете, считаете и записываете? — интересовался старый рыболов.
— Подсчитываем, сколько и какого корма во всем озере. Какую новую рыбу можно запустить в Миассово, чтобы она встретила здесь привычное питание. Много вопросов этим разрешаем, — ответил я.
— Вот как? В нашем озере корму много?
— Обследование еще не закончено и выводы не сделаны, но уже можно сказать, что Миассово получше среднего... — начал я отвечать. В это время, запыхавшись, прибежал сынишка Мухорина Вася и громко сказал отцу:
— Тятя! Там у ключа, где болото, дяденька шибко кричит...
— Какой дяденька?
— Вот ихний, который самый длинный, — ответил мальчик, показывая на нас.
— Ой, что-нибудь с Колей случилось! — вскрикнула Женя, поднимаясь с чурбака, который заменял табуретку. — Помочь надо!
— Бегом на берег! — крикнул и Подлесный, с тревогой выбегая из палатки.
Мухорин, Подлесный и я сели в лодку и понеслись к болоту, находившемуся в километре от кордона.
* * *
Надеждинский в болотных сапогах медленно пробирался по берегу курьи. Он часто останавливался, заходил в воду, осматривал и определял водную растительность. Наносил ее на план условными значками. Водяная гречиха, лягушатник, роголистник, уруть, рдесты, телорез, а дальше широколистые кубышки и кувшинки, потом камыш, рогоз и тростники. Богатые, полные красоты подводные и надводные луга!
Рыболов отметил, что в этом разнообразии растений характерно проявляется зональность их распространения. Только двухдольная и трехдольная ряски плавали как у берега, так и в тростниковом поясе.