Читать интересную книгу Фэнтези-2005. выпуск 2 - Игорь Пронин

«Завтра вечером, молодой человек, — тоном, способным заморозить выскочку без суда и следствия, бросил обер-квизитор. — В час Сурка, на закате; возле обители Веселых Братьев. И прошу не опаздывать, я вам не девица на выданье…»

Корнет ждать до завтрашнего вечера не хотел, но его, связав и бросив в угол, уговорили более разумные сослуживцы. Вряд ли семье Лефевра было бы приятно хранить в родовом склепе ледяную статую мальчишки, ежедневно следя, чтоб не растаяла…

— К вам курьер, ваша светлость!

Голос цирюльника вывел Конрада из задумчивости. Есть народная примета: курьер в выходной день — к неприятностям. А народ, он зря не скажет.

— Депеша? Устное послание? — осведомился барон с явным раздражением.

— Депеша, ваша светлость.

— Пусть войдет и зачитает.

— Вслух?

— Разумеется, вслух.

— А если там служебные тайны? — Ногтярь разволновался и даже причинил барону легкую боль, дернув шпателем.

К счастью, шпатель не царапнул служебный стигмат, выколотый в ложбинке между большим и указательным пальцами правой руки Конрада. Разумеется, к счастью не для самого барона, а для растяпы-цирюльника. Топор в связке розог, право карать и казнить, — эмблема Бдительного Приказа была из тех изображений, которые вполне способны сами постоять за себя. Зная это и памятуя о наследственной вспыльчивости фон Шмуцев, бедняга ногтярь побелел как мел.

— Простите великодушно, ваша светлость! Мы — люди маленькие…

В душе Конрад простил цирюльника за докучливость. Будь обер-квизитор на месте цивильного реттийца, а тем паче беженца-нелегала, он тоже никак не захотел бы оказаться свидетелем тайн Приказа. Но брать депешу в распаренные руки, ломать печать, портя все удовольствие от посещения цирюльни… Мельком Конрад заметил, что мастер-стригунец приостановил работу над париком и ждет, напряженно морщась. Из-за шторы, отделявшей зал от лаборатории шиньонов, блестел карий глаз владельца цирюльни. В глазу явственно отражалась память о змеиных ямах и непостоянстве знатных особ.

— Ладно, — смилостивился барон, пойдя на компромисс. — Пускай курьер войдет, развернет депешу и поднесет к моему лицу. Я сам прочитаю. Без оглашения, значит, тайн.

Бравый курьер возник как по мановению волшебной палочки. Сургуч печати хрустнул, лист пергамента развернулся с насмешливым шуршанием.

«…Немедленно прибыть… — разбирал Конрад знакомый витиеватый почерк, мрачно понимая, что выходной день закончился, не начавшись, — к месту происшествия… переулок Усекновения Главы, дом четыре, гостиница «Приют героев»… следственный наряд в составе дюжины ликторов выслан… провести осмотр с тщанием… сим заверяю…»

И подпись.

Вильгельм Цимбал, прокуратор Бдительного Приказа.

Перед уходом в качестве утешения барон приобрел у раболепствующего Иридхара новый набор для маникюра. В гнездах экзотической шкатулки лежали пилочки ногтевые и полировальные, палочка для заусенцев, палочка из апельсинового дерева для отодвигания кутикулы, малые ножницы и пять флаконов с лаком.

Обер-квизитор первого ранга согласно Уставу должен служить примером для подражания. А посещение цирюльни, сами видите, не всегда возможно довести до логического конца.

Конрад фон Шмуц презирал суеверия. И потому лишь смеялся, когда ему говорили, что стричь ногти в субботу — предзнаменование либо грядущих потерь, либо прихода возлюбленного. Но сейчас, в шестой день недели, гоня вороную кобылу к переулку Усекновения Главы, он был склонен признать наличие в суевериях зерна истины.

Хорошее настроение барон уже потерял.

Оставался приход возлюбленного.

Фасад и парадный подъезд «Приюта героев» не производили впечатления сцены, где завершился последний акт трагедии. С каштанов, росших вдоль переулка, мирно осыпались плоды — твердые, словно изготовленные из обожженной глины. Вот один каштанчик треснул ближайшего ликтора-охранника по макушке: бедняга снял кивер, желая вытереть рукавом вспотевший лоб, и теперь обиженно вертел головой. В лазоревом мундире, подпоясан алым кушаком, дородный, румяный и потный от трудов праведных, ликтор чудесно дополнял картину ранней осени. Осень… желтые, багряные, темно-зеленые листья… Дикторский кивер — темно-синяя лопасть из сукна, обшитая ярко-красным галуном, плюмаж из рыжих петушиных перьев, латунная кокарда. Палитра щедрого живописца. Ага, вот и первая несообразность.

Гостиница категорически не вписывалась в пейзаж.

Она была строго черно-белой.

Фонари у входа: слева — черный, с обвившейся вокруг столба змеей, справа — белый, увенчанный оптимистическим голубем. Створки входной двери: правая выкрашена свинцовыми белилами, левая — казенной тушью, какая идет для отчетов и рапортов. Левая часть здания от окошек цокольного этажа до черепицы на крыше — цвета расплавленной, пышущей жаром смолы; правая от входа в погреб-ледник, где хранилось съестное, до каминной трубы, торчавшей наверху, — снежная целина, девственная, не тронутая даже галочьими следами. И лепнина на стенах: голуби, горностаи, агнцы, единороги и зебры-альбиносы мигрировали на восток, зато запад прочно оккупировали аспиды, вороны, зембийские пантеры и чупакабры, сосущие кровь из домашней птицы.

Крылось в этой двуцветности что-то неприятное, вызывающее душевное отвращение.

Конрад попытался вспомнить сплетни или слухи, связанные с «Приютом героев» и в итоге остался с носом: память отказывала. Какая-то ерунда, игры золотой великосветской молодежи… или нет, не игры, а проведение редкого обряда, интересного только узкому кругу посвященных…

— Здравия желаем, господин обер-квизитор!

Спешившись, барон кинул поводья подбежавшему ликтору, кивком ответил на приветствие и двинулся к гостинице. Сзади цокали копыта лошади и топали сапоги детины. Сам ликтор помалкивал, ожидая вопросов. Видимо, знал барона в лицо и помнил, что тот не любит болтунов.

Еще Конрад фон Шмуц не любил людей выше его ростом. К сожалению, таких получалось несомненное, отвратительное большинство. Посему обер-квизитор носил обувь на высоких каблуках и часто предавался мизантропии.

— Что случилось? — не оборачиваясь, поинтересовался барон.

— Осмелюсь доложить, ваша светлость, побоище. Брань с отягчающими.

— Когда?

— По всем приметам, в полночь. Шестеро постояльцев сгинули, как не бывало. В Белой зале разгром. Со стороны ГУ тупика — следы вооруженного сопротивления.

— Сопротивления? Кого и кому?

— Не могу знать! Полагаю, что постояльцев этим… злодеям, пожелавшим остаться неизвестными!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});