Читать интересную книгу Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Ну, так чего же и говорить о том, раз эти древние вершины теперь нам недоступны? Что тут тогда обсуждать? Давайте говорить о реальном положении дел, а не о «преданьях старины глубокой». Вот скажем, существующее рабство. Государыня императрица ведь подумывала отменить его, еще с восшествия на престол, но так и не решилась, ибо дворянство против. И что вот с этим делать?

— Государыня ясно дала ответ на сей вопрос. Надобно просвещать ваш народ, все его сословия; смягчать нравы и обычаи, и тогда это противное природе человеческой узаконение падет само собою!

Экий ты ловкий, подумалось мне. Само собою оно падет, как же!

— Даже очень просвещенный человек не откажется от предприятия, что приносит ему выгоду. Вот, в упомянутых мною Северо-Американских штатах, правят и республиканцы, и борцы с тиранией, однако от рабов своих отказаться отнюдь не спешат!

Де Ла-Гарп с сомнением покачал головою.

— Нет оснований считать, что чернокожие рабы могут быть признаны носителями добродетелей!

— А белые рабы? Вот, у нас, многие крестьяне — крепостные. Как там с добродетелями?

— Давайте вернёмся к нашему предмету, Ваше Высочество! — с некоторой обидой произнёс Де Ла-Гарп. Судя по всему, учитель решил, что я специально забалтываю урок.

— Мосье Фредерик, давайте договоримся так. Вот эти все примеры древней доблести позвольте мне изучить самостоятельно. И Плутарха и Фукидида я могу сам почитать. А мы давайте больше времени уделим современному положению дел!

Де Ла-Гарп укоризненно посмотрел на меня.

— Программа вашего обучения одобрена Его Императорским Величеством. Я не могу отступать от неё. Также надобно заметить, что я преподаю также и их Высочеству — Ла-Гарп вежливо кивнул на Константина, — а он, увы, слишком молод для самостоятельного изучения каких-либо предметов!

Чёрт. Резонные возражения!

— Понятно. Но, всё же, я буду настаивать на дополнении моего обучения. Продолжим этот разговор в другой раз, мосье Де Ла-Гарп!

* * *

Прошло совсем немного времени, и проживание под одной крышей с моими августейшими родителями стало меня сильно напрягать.

Прежде всего, я понял, что цесаревич Павел страстно ненавидит Зимний Дворец. Всё вокруг вызывало у него раздражение и гнев, разражавшийся на лакеях, швейцарах, пажах и дежурных офицерах. Ещё более бесило его всё, связанное с Екатериной; а ведь во дворце всё было устроено по её вкусам. Но, больше всего его беспокоило, его, как бы «гатчинцы», личная гвардия, оставшаяся в Гатчине, не «заржавела без применения» — не растеряла сноровку в той отточенной военной гимнастике, тренировке которой Павел посвящал большую часть своего времени и внимания. В конце концов, одним из февральских дней, он, видно, не выдержал. Во время завтрака двери отворились услужливым пажом, и папенька наш изволил вступить на скрипучий паркет нашей «приёмной-столовой».

Мы с Костей сидели за столом, окружённые ливрейными слугами. Лакеи и тафельдекеры* (слуги, накрывающие столы-прим.) вытянулись стрункою; Протасов и Остен-Сакен вскочили со своих стульев и приняли самые почтительные позы; поднялся и Де Ла-Гарп, ожидавший начала занятий. Я покосился на Костика, и, увидав, что он остался сидеть, тоже не встал из-за стола.

Павел, одетый в тёмный мундир и белые узкие кюлоты, мрачно покосился на швейцарца и обернулся ко мне.

— Здоров? — отрывисто спросил он меня, сверля серыми глазами

— Да, Ваше… батюшка.

— А вы, Константин Павлович?

— Так точно! — с энтузиазмом откликнулся тот, как обычно, не утруждая себя необходимостью перед тем как ответить, прожевать, то что во рту.

— Нынче, значит едем в Гатчину, пока дороги не развезло!

Он порывисто обернулся к Протасову и Сакену.

— Завтра поутру чтобы были готовы! (имея, конечно, в виду, чтобы мы с Костей были готовы). Салтыкову сам скажу!

И развернувшись круто, в буквальном смысле на каблуках, громко скрипнувших от такого кубрета, выбежал вон.

Все оказались озадачены, особенно Де Ла-Гарп: совершенно непонятно было, едет ли он в Гатчину с нами, или остаётся в Петербурге. За разъяснениями послали к Салтыкову; тот ничего не знал. В конце концов, многомудрый Николай Иванович решил, что обучение подождёт, а великого князя лучше не раздражать, и Де Ла-Гарп остался в Санкт-Петербурге.

— Мосье Фредерик, — постарался утешить его я, — с такой оказией давайте вернемся к нашему плану по самостоятельному чтению. Дайте мне пару поучительных книг, истории Греции и Рима касающихся, а потом по возвращении проверите мои знания.

— Что же, Ваше высочество, похоже, обстоятельства не оставляют мне выбора! Извольте, вот томик Плутарха, прочтите от сих — он указал на главу «Ликург и Нума» до сих ­ — и подчеркнул длинным ногтем главу «Гай Марций и Алкивиад».

Внутренне я присвистнул — это добрых пол-книги! Немало для десятилетнего мальчика, тем более что томик, разумеется, был на французском.

— Я приложу все старания, мосье Де Ла-Гарп!

Начались поспешные сборы. Вскоре мы уже влезали в карету великокняжеской четы, посаженную на санные полозья. Вперед поскакало несколько трабантов, разведывать путь и заблаговременно предупредить гофмаршала о предстоящем прибытии нашем в Гатчинский дворец.

— Скажи там, чтобы комнаты великих князей протопили! — крикнул Павел возглавлявшему их офицеру.

— А что, батюшка, неужели вы не топите всех комнат? — в удивлении спросил я.

— Экономим дрова — мрачно ответила мне маман. — В России же так мало лесов, что нет никакой возможности для великого князя, наследника престола, приобресть несколько лишних поленниц!

— В России — ворчливо откликнулся Павел, — очень мало денег. Тут Орловым с Потёмкиными на бриллианты не хватает, а вы, сударыня, толкуете о каком-то там великом князе!

Начинается…Ну, вот кто меня за язык тянул? Теперь, пожалуй, всю дорогу будем это слушать!

— Просто, я слышал, если зимой в комнатах не топлено, отделка страдает! — попробовал я сгладить неловкость.

— Это ничего! — с сардонической усмешкой откликнулся Павел. — Время придёт — обдерём весь Зимний и отделку его перенесем к нам в Гатчину. Всё заберём, до последней шпалеры! А из этого сарая сделаем, как и должно, солдатскую казарму!

В общем, я счёл за лучшее дальше помолчать. Зато Костик не умолкал всю дорогу, воркуя с маман о всяких детских пустяках.

— Александра очень вас ждёт, сколько раз уже спрашивала! У Мари ещё один зубик режется. А Хелен так подросла, и ходит уже хорошо! Вот вы играть-то будете!

Великий князь, как любой русский человек, любил быструю езду. Карета несколько раз опасно кренилась в пути, вставая на один полоз; Мария Фёдоровна пугалась и просила придержать, Курносов орал от восторга, но мы не сбавляли хода и часа через два уже были в Гатчинском дворце.

Строение это было подарено Павлу лет пять назад. До того принадлежало оно графу Орлову, бывшему фавориту Екатерины. Сей факт тоже страшно бесил Павла, искренне (и не без оснований) считавшего, что ему достаются объедки. Великокняжеская чета строила новый дворец, Павловск, но до окончания стройки было ещё далеко.

На въезде на просторный двор стояла невиданная еще мною вещь — полосатая будка и шлагбаум. Эта прусская новинка широко в России пока не применялась — на выезде из Петербурга стояли ветхозаветные «рогатки». Проехав широкий плац, мы миновали двух солдат с ружьями с примкнутым штыком, стоявших у дверей вместо швейцаров, и попали под атаку трёх крохотных существ в воздушных платьицах.

Это были наши сёстры — Александра, Мария и Елена, мал-мала-меньше, милые девочки, пока ещё не замученные гатчинским воспитанием. Курносов был в восторге, и много с ними возился, мне же общение с ними очень скоро наскучило. Родственных чувств к ним я не питал, а общих интересов у взрослого мужчины и маленьких девочек, разумеется, было немного.

С «отцом» своим, цесаревичем Павлом, я тоже пытался видеться как можно реже. Впрочем, виделись мы немного, в основном за столом. Целое утро у него занимал сначала развод караулов, потом «вахт-парад». Совершалось это в любую погоду, и в стужу, и в снег, причём не в шинелях, а лишь в суконных мундирах.