Читать интересную книгу Грудинин - Михаил Поляков

Он сидел, глядя то на Костину, то на Иванову, вытиравшую красное от слез лицо и, казалось, полностью погрузившуюся в себя.

– Так что ты о помощи-то говорил? – сказала Костина своим визгливым голосом.

– Я готов предложить со своей стороны сумму, которая в моих силах, и которая…

– Что за сумму-то?

– На первое время я хотел бы предложить триста тысяч рублей.

– И что? Чтобы тебе она подписала (она сделала жест как будто пишет на ладони), что ты ни в чём не виновен? Ты это не подписывай, Наташ, не подписывай, – сказала она, обращаясь к Ивановой.

– Я, со своей стороны, не требую никаких обязательств, я понимаю ваше горе… – сказал Грудинин, глядя только на вдову и только к ней обращаясь.

– Не надо мне ваших денег, – глухо ответила та, не поднимая голову.

Некоторое время сидели молча.

– Погоди, Наташ, ты всё же не горячись, подумай о детях, о Машке с Артёмкой, – наконец, зашептала Костина, нагнувшись к уху Ивановой. – В школу-то Машка в следующем году, с чем пойдёт-то? А Лодыгиной чем отдашь за похороны?

Вяло попротестовав, мать, видимо, только для того, чтобы её оставили в покое, согласилась взять деньги. Грудинин разложил перед ней на столе шесть пачек, по пятьдесят тысяч рублей в каждой. Он заранее придумал этот ход – взять купюры помельче, по пятьсот рублей, чтобы сумма казалась внушительней. Но на вдову разложенные перед ней деньги, составлявшие, вероятно, две её годовые зарплаты, никакого впечатления не произвели. Она сложила пачки одну на другую и положила бы их в сервант, на видное место, если бы Костина не шикнула на неё. Только тогда она убрала деньги в шкаф. Разобравшись с этим, пошли на кухню. Костина, видимо, привыкшая как дома распоряжаться тут и знавшая где что лежит, достала с полок чашки и стала резать принесённый с собой большой кремовый торт. Дети, до того смирно с печальными лицами сидевшие, глядя на плачущую мать и на странного молчаливого гостя, отвлеклись на торт и начали ссориться из-за какого-то лучшего, с розой, куска. Грудинин хотел улучить момент и поговорить с вдовой наедине, но увидев, что это из-за близости Костиной не получится, отказался от чая и сказав, что спешит, извинился и вышел в коридор.

«Вот дурак же, – говорил он про себя, вдевая сильными резкими движениями ноги в ботинки, и руки – в рукава пальто. – Триста тысяч отдал, а подпись не взял. Из-за этой хабалки не поговорить с ней». Он вышел на лестничную клетку и, нажав на сожжённую кнопку, вызвал лифт. Но, когда двери раскрылись перед ним, он не вошёл в кабину. Постояв некоторое время на площадке, он повторил себе слова про триста тысяч, решительно сжал губы и, нахмурившись, твёрдым шагом вернулся в квартиру.

Дверь была не заперта. Размышляя как поступить – то ли пойти сразу к вдове, то ли оставить ей номер телефона, он некоторое время простоял в прихожей. Наконец, решив сделать второе, достал ручку и начал записывать на визитке кроме своего, напечатанного номера, номер адвоката. В этот момент дверь в кухню, из-за которой доносились звуки детской ссоры, утишаемой визгливыми начальственными окриками Костиной открылась, и в прихожую вышла, вытирая платком глаза, бледная как тень вдова.

– Не ушли ещё? – равнодушно спросила она Грудинина, глядя сквозь него.

– Нет пока, – ответил он. – Я ещё вернусь, деньги вам привезу.

Она, не сказав ни слова, прошла мимо него в комнату и закрыла дверь. Грудинин, несколько секунд помедлив, собрался с силами и шагнул за ней. Она лежала на диване, поджав костлявые ноги под себя, уткнувшись лицом в шерстяную подушку и тихо плакала, судорожно всхлипывая. Он подошёл и осторожно тронул двумя пальцами её туго обтянутое ситцем рубахи горячее плечо.

– Наталья Николаевна, – тихо сказал он, переступая с ноги на ногу. – Вы извините, что беспокою вас ещё раз. Я бумаги должен вам дать подписать.

– Что это? – спросила она, поднимаясь на кровати, вытирая тыльной стороной ладони одной руки глаза, а в другую беря поданные расправленные бумаги.

– Мировое соглашение.

Она взволнованно посмотрела на него поверх документов своими выплаканными красными глазами. Но как-то вдруг, сразу успокоилась, решительно взяла ручку и, часто, словно на бегу дыша, торопливо поставила везде, где ей было указано, длинные угловатые росчерки.

– Уйдите, наконец, оставьте меня в покое!

Грудинин, прошептал благодарность и с постным соболезнующим лицом, но со смеющимися глазами мягким пружинистым шагом вышел из комнаты.

VIII

Прошло около месяца, и до суда оставалась неделя. За это время Грудинин совершенно успокоился, и уже даже не каждый день думал о предстоящем разбирательстве. Он окончательно убедился, что волноваться нечего, что все необходимые, обычные для таких случаев процедуры пройдены, и остаётся только ждать улаживания последних формальностей. Кроме многих неотложных вопросов, скопившихся за последнее время, пока он занимался процессом, было ещё одно важное дело – восстановление водительских прав, которых после происшествия его лишили. Это надо было делать не в Москве, а в другом регионе, и Грудинин через знакомых нашёл сотрудника полиции, который за три тысячи долларов обещал ему выдать права в Сергиевом Посаде. Этот человек, которому была передана тысяча задатком, вскоре позвонил и попросил его приехать к нему в отделение. Съездив утром за правами и встретившись с весёлым толстяком-полицейским, Грудинин выпил с ним в кафе водки с сибирскими пельменями, и уже днём был в Москве. Зайдя в свой магазин и понаблюдав за ходом ремонта там, он, все ещё навеселе, вспоминая рассказанный ему полицейским анекдот про лыжников, заблудившихся в лесу, вернулся в офис. «Хорошо живёт, – думал он, вспоминая пухлое, красное и круглое как наливное яблочко, здоровое лицо полицейского. – Деньги сами льются, даже лучше, чем под ногами валяются. Если под ногами, то хоть нагибаться надо, а этому сами приносят и на стол кладут, и принять упрашивают. А ты тут бегаешь, пашешь как конь». Подходя к своему офису, ещё издали, на фоне светлой стены дома он увидел согнутую, взад-вперёд ходящую фигуру, показавшуюся ему по походке знакомой. И действительно, подойдя ближе, он узнал Сашу, который, в пальто с поднятым воротником, с раскрасневшимся на морозе злым лицом, ходил, согреваясь, чётким шагом из стороны в сторону.

– Саша! – крикнул ему Грудинин. – Чего нужно?

– Тебя нужно, – угрюмо просипел Саша, исподлобья глянув на Грудинина. – Трудовую забрать.

– Так позвонил бы сначала, – сказал Грудинин, хлопнув рукой по карману, где был телефон.

– Номер твой не отвечает. А жена твоя сказала, что здесь ты.

Грудинин достал свой телефон – тот действительно был выключен.

– Да, забыл зарядить. Ну, заходи.

Саша прошёл в открытую дверь, и Грудинин, беззвучно одними губами повторяя, чтобы не забыть, анекдот, прошёл за ним. Он повесил пальто, и сел в своё большое кожаное кресло. Кресло, весь день простоявшее в неотапливаемой комнате, промёрзло, и он, почувствовав это спиной, первым делом нащупал на столе при выключенном свете пульт от обогревателя и запустил его. Саша стоял в дверях, не раздеваясь, а только расстегнув несколько верхних пуговиц пальто, и обеими руками держал шапку.

– Садись, поищу сейчас твою трудовую, – сказал Грудинин, включая причудливой формы лампу из богемского стекла. – Что раньше не забрал?

– Не хотел приходить.

– А-а-а-а, – протянул Грудинин, вспоминая теперь подробности ссоры с Сашей. – Обижался что ли? Поговорка есть: мужик на барина злился, а он и не знал. Знаешь?

– Ты мне не барин, – угрюмо сказал Саша.

– Ну не барин и не барин. – Грудинин достал из кармана ключ и, отперев замок верхнего ящика стала, стал перебирать документы. – Вот книжка твоя. Смотри – написал – «по собственному желанию». А мог бы и по статье уволить за концерт этот твой.

– Спасибо, – сухо сказал Саша, подходя и беря книжку.

– А то, может, зря уходишь. Работу другую нашёл себе уже?

– Нет.

– Ну смотри. Я зла не держу, работник ты хороший, а я пока никого не взял.

– К тебе бы я не пошёл, да и куда к тебе, если ты… – начал Саша и запнулся.

– Что я?

– История эта… С аварией.

– А, слышал уже. Ну и что? – спросил Грудинин, иронично улыбнувшись.

– Как что? В тюрьму сядешь теперь.

– Кто это сказал тебе? Никуда я не собираюсь.

Саша удивлённо и растерянно взглянул на него.

– Что, откупился? – уже твёрже сказал он, засунув руку в карман и словно бы ища там что-то.

Это движение, на которое тогда он не обратил внимания, теперь снова, уже в который раз припомнилось Грудинину.

Он, ничего не ответив, лукаво улыбнулся на вопрос Саши.

– Получается, никакого наказания тебе не будет?

– Ну почему, будет наказание, я даже понёс его уже. Соразмерное вине и, как бы это лучше сказать… общественному положению.

– Какое же это наказание?