на крышу стоящего вагона. Он выжидал полчаса, пока на вокзале не появился пассажирский поезд. На первом вагоне было написано «Арнем». То, что нужно. Он забрался под стоящий рядом товарняк и принялся ждать. Когда все стало ясно, он побежал к последнему вагону стоящего поезда, где была небольшая площадка. По узкой лесенке Вим забрался на покатую крышу вагона, прополз метров десять и спрятался за вентиляционной трубой.
Поезд медленно набирал скорость, но примерно через пятьдесят метров снова остановился. Неожиданно все вокруг осветилось. Он огляделся и с ужасом обнаружил, что стоит прямо под вокзальным фонарем. Фонарь светил тускло, но все же давал слишком много света, и Вим быстро прополз еще несколько метров в более темное место. Через четверть часа он услышал, как кондуктор кричит:
– Поезд на Арнем отправляется!
Вим вздохнул с облегчением. Поезд медленно тронулся, и Вим почувствовал, как ветер раздувает его волосы. Казалось, его ласкает сама свобода, но радоваться было рано. Повернуться он побоялся и медленно пополз задом, к вентиляционной трубе, где можно было укрыться от ветра и ухватиться за трубу обеими руками. Вскоре он потерял все свои вещи – а вместе с ними и чувство времени. Только увидев на одной из станций табличку «Хенгело», он окончательно понял, что уже в Нидерландах.
Сразу за Хенгело, когда поезд еще набирал скорость, Вим спустился по той же лесенке и подошел к двери купе. Он вошел и поздоровался с четырьмя пассажирами.
– В моем купе страшно холодно, – сказал он, – а я там один. Я подумал, а не присоединиться ли к вам.
Пассажиры смотрели на него с изумлением. Вим даже не подумал, что грязная одежда и разбитое лицо могут сыграть с ним злую шутку. Он умолк и спокойно присел на скамью.
В Арнеме он пересел на поезд в Утрехт. Пока все шло гладко. Никаких проверок – почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. В Утрехте предстояла последняя пересадка на Амстердам – и он будет дома.
В Утрехте все оказалось гораздо хуже. На вокзале Вим заметил, что немецкие солдаты ожидают пассажиров для проверки. Он не стал мешкать, открыл дверь с другой стороны вагона, осмотрелся и, никого не увидев, спустился на пути и пошел к дальней платформе. Поезд на Амстердам, о котором он так мечтал, прибыл довольно скоро, хотя, чтобы добраться до него, Виму пришлось пролезть под другим стоящим поездом. Он проскользнул в купе и забился в угол. Сердце его отчаянно билось, но документы никто не проверял. Вскоре поезд тронулся. Так он выехал из Утрехта.
* * *
Примерно через полчаса он увидел заветную табличку «Центральный вокзал Амстердама». Комендантский час давно наступил. Вокруг царила непроглядная темнота. Хорошо, что этот район Вим знал как свои пять пальцев. Он был так счастлив, выходя с Центрального вокзала, что неосторожно наткнулся на молодую девушку. Извинившись, он спросил, куда ей нужно.
– Восточный Амстердам, – ответила она.
Вим предложил ее проводить. Трамваи уже не ходили, а ему нужно было в ту же сторону. Они вместе направились к центру города.
И вдруг непонятно откуда появились два немецких солдата.
– Вы вместе?
– Нет, мы не знаем друг друга, – честно ответил Вим.
Слова вылетели из его рта автоматически, прежде чем он успел их обдумать. В мозгу оставалась единственная мысль: меня поймали!
– Тогда ты уходи, – сказал один из солдат и оттолкнул Вима.
Похоже, солдат больше заинтересовала симпатичная девушка, чем проверка документов Вима. Естественно, Вим мгновенно ретировался.
Домой он вернулся около полуночи. Будить мать Вим не хотел, поэтому постучался к сестре. Джо приоткрыла дверь и с изумлением уставилась на брата. Он был страшно грязным, одежда и обувь покрыты грязью и пылью, но ей не было до этого дела. Она бросилась ему в объятия, утирая слезы правой рукой, и сразу же втянула Вима в дом. Той ночью он спал на диване в гостиной.
8
Похоронен заживо
Цвааг и Баарсдорпермер, Нидерланды,
январь-июль 1944 года
На следующий день рано утром на кухне Джо собрались Вим, Джо, ее муж Йоп и их мать. На коленях Джо сидел двухлетний Ринус, плутовато посматривая на Вима. Джо утром сбегала к матери и привела ее к себе. Мать уже три раза кидалась обнимать Вима. Такие проявления любви его удивили – даже в детстве мать не особо баловала его объятиями и поцелуями.
Йоп засыпал Вима вопросами. Он хотел знать о его жизни в Брунсвике абсолютно все. Как дела в Германии? Как немцы переживают войну? Известно ли Виму что-то особое? Вим терпеливо рассказал все, что знал, не забывая про бутерброд с беконом и эрзац-кофе, сваренный Джо специально для него.
Но радость длилась недолго. Вим отлично понимал, что не может долго оставаться у сестры. Немцы придут искать его – сначала у матери, а не найдя его там, пойдут в дом сестры. Йоп сказал, что уже интересовался у надежных друзей адресочком убежища, конечно, не упоминая, что это нужно Виму. Они сидели за столом и смотрели друг на друга. Ни у кого не было хорошей идеи.
Этот разговор оставили на потом. Беседа шла о другом – о трамваях, кислой капусте и о старом начальнике Вима с лицом могильщика.
Через два дня после обеда у Джо появился лучший друг Йопа, Гер Йонг. Его родители жили близ Хорна, в краю фермеров и садоводов. Отец Гера зарабатывал на жизнь, батрача в разных местных хозяйствах. У семьи был небольшой клочок земли у дома, но он был слишком мал, чтобы сводить концы с концами. Гер часто подрабатывал на фермах соседей, хотя был скорее не фермером, а торговцем. До войны он загружал большую повозку овощами и фруктами и объезжал соседние города и деревни, где у него было много постоянных покупателей. Но теперь почти все продукты распределялись по карточкам, и такой бизнес стал слишком опасным. И все же Гер порой приторговывал фруктами и бобами, но носил их в небольшом рюкзаке. Джо всегда была рада получить от него подарок – это позволяло хоть немного дополнить скудный рацион семьи.
На сей раз Гер оставил рюкзак дома. Около получаса он травил байки на кухне, а потом спросил Йопа, не могут ли они поговорить в гостиной – лишь втроем. Они поставили стулья рядом, чтобы никто больше не слышал разговора.
– Я рассказал отцу про Вима и спросил, что нам делать, – сказал Гер. – Он немного поворчал, но сегодня сообщил мне отличные новости. Вим может поселиться у моих родителей как работник. Днем он будет работать на земле, а ночевать станет на чердаке. Там все равно никто не живет. Сделаем вид, что они наняли его для работы – у отца артрит, и состояние его ухудшается. Он может нанять помощника. Платить мы ничего не сможем, но у Вима будет кров и еда – и безопасность.
– А соседи? – спросил Вим. – Им можно доверять? Они меня не выдадут?
– Об этом можешь не волноваться, – успокоил его Гер. – В Цвааге и Блоккере многие укрывают беглецов. Членов НСД совсем мало, и они предпочитают держать язык за зубами.
Йоп хлопнул Гера по плечу и поблагодарил за такую бесценную помощь. Вим тоже поднялся и крепко пожал Геру руку.
– Твои родители серьезно рискуют ради меня, – сказал он. – Мне никогда вас не отблагодарить.
Гер просто кивнул и сказал, чтобы Вим на следующий день приходил в дом 10 по Уньерпад в деревне Цвааг. Джо сказали, что Вим уходит в убежище, не уточняя, куда именно.
Джо совсем не обрадовалась и долго твердила, что нужно быть очень осторожным.
– Никогда не знаешь, чего ждать от этих немцев. Когда ты уехал, со мной случилось кое-что ужасное. Я не собиралась тебе рассказывать, чтобы не волновать, но раз ты уходишь в убежище, тебе нужно знать. Я шла через парк Ветерингплантсон, и меня остановили два немецких офицера. Они собрали еще несколько человек, просто останавливая их на улице. И нам пришлось смотреть, как они расстреливают голландцев из центра задержания на Ветерингшанс. Одного за другим. Не преступников, а из движения Сопротивления – тех, кого нашли в убежищах, тех, кто мешал немцам. Они нашли в канале мертвого немецкого солдата, вытащили голландцев из камер и расстреляли их. А когда я пыталась отвернуться и не смотреть, мне к спине приставили пистолет.
Вим обнял сестру. Гер уже слышал эту историю. Он взял