Почти в это же время молодой солдат, заинтересовавший Наумова, стоял перед Иваном Ивановичем Шаховым, который вполголоса ему говорил:
— Присмотрись-ка, Сашок, к Рекову. Слышал я, как он себе под нос офицерье ротное всякими густотертыми словами поносил. А вчерась, будто ненароком, ящик с патронами в море обронил. Внимаешь? Приобщить его к нам надо.
— Хорошо, дядя Иван. Мы только тем и занимаемся, что приобщаем. Пора бы и к делу переходить, к настоящему делу! На то мы подпольная организация.
Шахов заправил под фуражку слипшиеся от пота и грязи седины, недовольно глянул на Сашу:
— Сначала надобно покрепче сорганизоваться, надежных людей привлечь — это тоже, брат, часть нашей работы. А действовать, как сам понимаешь, будем сообща, с городским подпольным центром, чтобы не получилось как у рака, лебедя и щуки. Внимаешь?
В знак согласия Саша кивнул головой.
— Ну, вот и ладно. Каждым пальцем в отдельности больно не ударишь, кулаком надобно. У руки и замах поболе. Пока задание такое: продолжать накапливать оружие и боеприпасы.
— В яму под старой фелюгой, дядя Иван, уже ничего не войдет. Да и нельзя в одном месте все складывать.
— Верно говоришь. Вот и подбери новый тайник.
2
Над крутыми отрогами Яйлы уже занималась заря, когда Кирилыч поднялся по узкому неглубокому ущелью на перевал Байдарские ворота. Еще издали он заметил солдата, сидящего у окна жилого помещения, пристроенного к арочным воротам.
Едва телега поднялась на перевал, солдат встал и поднял руку:
— Стой! Предъяви пропуск!
— Здрам желам, господин солдат, — шутливо приветствовал Кирилыч и полез в карман за документами. — Вот, пожалста, сынок.
— Ты мне не сынкуй и енти фальшивки не суй. Давай натуральный пропуск, — отмахнулся солдат от поданных ему документов и решительно полез в багаж, уложенный на заднем сиденье.
Увидев два ящика французского коньяка, красную головку сыра, колбасу и другую снедь, солдат оживился и крякнул, будто ворон каркнул перед тем, как свершить воровское дело. Кирилыч мгновенно уловил опасность и решительно схватил протянутую руку.
— Не гневи, солдатушка, господа бога. Не бери греха на душу.
Солдат вырвал руку, погрозил кулаком и нравоучительно сказал:
— Богом коришь? А ты лучше помозгуй, почему антихристы нашей кровью земли кропят и богу позор творят? А что бог?.. Видать, занемог! — И ловко выхватил из ящика две бутылки коньяка и круг колбасы.
Мефодий Кириллович стал урезонивать солдата:
— Слышь, служивый. Это же по заказу в имение князя Потемкина «Мелас». — Он поманил солдата рукой и наклонился к нему: — Говорят, там будет сам генерал Слащов. Так что, ежели чево…
Ссылка на высокий воинский чин и прославленное имя не произвела, однако, ожидаемого впечатления. Солдат нагловато улыбнулся:
— Свово Слащова встречай, а меня не пужай, не то… — И выхватил еще одну бутылку и круг колбасы. — Бог троицу любит. Теперича ежжай.
— Эх ты, мать честная, да с меня же за это шкуру сдерут, — взмолился Кирилыч.
— Ничаво, выдюжишь. Ежжай, говорю, а не то здеся шкуру оставишь! — прикрикнул солдат.
— У-у, греховодная твоя душа. Откудова ты на мою голову свалился, — огрызнулся Кирилыч и хлестнул вожжами по взмыленным бокам коня. — Ну-ну, ми-ла-ай!
Отъехав за поворот дороги, Манов остановился, чуть прикрутил тормоза задних колес и двинулся по скату горы вниз.
Сразу за высокими арочными воротами перевала круто спускался к берегу густой зеленый смешанный массив дубняка, можжевельника, граба. По поросшему кустарничками ладанника, жасмина и иглицы склону широкими зигзагами извивалась булыжная дорога, а внизу виднелось залитое солнцем море.
Возле церкви, приютившейся на маленькой площадке скалы, дорога поворачивала влево, а еще верст через пять Кирилыч оказался на проселке, который вел к живописному берегу. Здесь раскинулось имение «Мелас» с роскошным парком, с дворцом, построенным некогда князем Потемкиным.
Управляющий имением Гавриил Максимович Лобастов встретил Манова во дворе. Он был широк в плечах и приземист. Кирилыч низко поклонился ему и подал список привезенных продуктов.
Обнаружив нехватку, управляющий разразился неистовой бранью. Хотя знал, что даже когда сам привозил продукты из города, Байдарские ворота не удавалось преодолеть без потерь.
Закончив прием товаров, управляющий распорядился отнести все в погреб, а Манову холодно сказал:
— С вами я должен еще разобраться. Следуйте за мной.
Он направился в главный корпус. Рабочие сочувственно смотрели вслед поникшей фигуре старика.
Окна кабинета управляющего выходили на запад. Вдали был виден мыс Николая, на котором расположился Форос. Гавриил Максимович выглянул в окно. Убедившись, что поблизости никого нет, подошел к Кирилычу, злое выражение сменилось приветливой улыбкой.
— Ну, здравствуй, дорогой Мефодий Кириллович.
— Здравствуй, Гавриил Максимович, здравствуй. Ну, и отругал же ты меня. Я и впрямь струхнул, так это у тебя здорово получается.
Лобастов сдержанно улыбнулся и спросил:
— Как проехал посты?
— До перевала благополучно. А у Байдарских ворот — как завсегда. Такой уж у них там манер. И солдат-то зеленоват, а нутром уже гниловат; мальчишка, считай, а успел свихнуться. — Он тяжко вздохнул. — Руки больно хапучие. К тому ж ни старших послушания, ни бога почитания. Обуглились души солдатские, ничего живого, человеческого в них не осталось.
— Ну, что там нового, Мефодий Кириллович? — перевел разговор Лобастов.
— Тут Муртазов сообщает, — сказал Манов, подавая Лобастову бляху от подпруги, — какие вопросы будут решать господин Струве и генерал Лукомский в Константинополе. Они выехали туда вчера на американском миноносце. И еще о поездке председателя Донского округа генерала Харламова в Лондон и Париж. Это по личному поручению Врангеля.
— Молодец, Муртазов. По управлению иностранных дел мы получаем ценные сведения, а вот сообщения военного характера поступают из случайных источников, часто противоречивые. Наумов не прибыл?
— А как же, прибыл. Господин полковник Наумов Павел Алексеевич… Все вроде бы как надо.
Гавриил Максимович насторожился:
— Почему это «вроде бы»?
Мефодий Кириллович рассказал о неудачном покушении на Врангеля, организованном подпольной группой «Крым» во время возложения венков к памятнику адмиралу Нахимову.
— Муртазов говорит, все было сделано шито-крыто. Дьякон Савелий Салонов спрятал мину в киот. И вдруг когда она должна была взорваться, какой-то офицер обнаружил ее и все сорвал… Это велел передать Муртазов. А вечером ко мне в пролетку сел полковник Наумов. Я ему — пароль, он мне — отзыв. Потом и говорит: «Приказал мне Богнар проверить икону, а там — мина». Он и есть тот самый офицер.