Читать интересную книгу Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл

Мать вполне могла себе это позволить, выполнив долг перед страной и небесами. Обе сестры уже выбрали себе спутников и родили для Савского царства детей. Более того, старшая дочь подарила семейству двух девочек. Теперь древний царский род точно не мог прерваться, и мать Билкис отдалась чистой радости, предоставляя ей столько свободы, сколько было возможно для савских детей. Сестер сковывали цепи, невидимые узы чести и традиций…

«Но ты, любимая моя Билкис, ты сможешь летать, словно вольный ветер, туда, где высоко вздымаются морские волны. Царица Небесная обещала тебе счастливую жизнь, наполненную вечным светом, сияющим, как сама Утренняя Звезда».

Но слова матери не сбылись. Над Савским царством пронеслась чума, немая крылатая смерть. И, когда она улетела, сестры и племянницы навсегда перестали дышать, и единственной наследницей древнего царского рода осталась десятилетняя девочка. За одну ночь смерть близких принесла Билкис непрошеную корону.

«Теперь ты – моя наследница, – слова матери шумели в ушах, словно ветер, оставаясь неясными, – тебе придется усвоить новые привычки и оставить старые. А мне… Мне придется…» Но Билкис поняла, что жизнь изменилась навсегда. Не может резвиться с вольным ветром та, кому не дает оторваться от земли корона.

С того момента Билкис больше не принадлежала себе. За ней тенью следовал долг, и она покорилась. Так поступила и мать. Царица с единственной наследницей ставила будущее страны под угрозу. Поэтому, несмотря на возраст, мать Билкис бросила все силы на то, чтобы родить еще одну дочь. Это была тяжелая задача, которая стоила ей жизни.

Но ей удалось подарить Билкис сестру – Саджахиру. Билкис растила ее, окружив любовью и заботой, пока та не стала женщиной. А потом она умерла, также пытаясь родить для Савского царства девочку.

«Бедная Хира. Она старалась изо всех сил. И я тоже». Ведь, как только позволил возраст, Билкис выбрала себе мужчину и стала пытаться обеспечить будущее для царства, родив дочерей. Она зачинала и рожала их, но они умирали до того, как у них успевали прорезаться первые зубки. Лишь Аллат знала, чего ей стоило не сдаваться, какие глубокие незаживающие раны остались у нее на сердце. Но она не прекращала попыток, и наконец у нее родилась дочь, у которой прорезались зубки, и она сделала первые шаги и сказала «мама».

«Алит. Доченька».

Алит, плод ночи полнолуния, проведенной в храме с незнакомцем. Божественное золотокожее дитя, само совершенство. Ее воспитали как достойную преемницу всех цариц, что пришли и ушли до нее. И она принялась ревностно исполнять свой долг.

Более ревностно, чем следовало бы. Билкис долго не позволяла единственной дочери брать себе мужчину, ведь это привело бы к родам и связанным с ними опасностям. Но в конце концов Билкис пришлось покориться необходимости. «Мама, разве будет у тебя внучка, если у меня не родится дочь? Ты слишком беспокоишься за меня. Верь Аллат, как верю я».

В этой вере Алит жила и умерла. Билкис сидела рядом с ней, держала ее за руку, пока из дочери вытекала кровь, а вместе с ней и жизнь, и лгала, чтобы не поколебать ее веру.

– Не плачь, мама. Я родила девочку для Савского царства. Я ведь говорила тебе, что нужно верить нашей госпоже Аллат. – Дочь легонько сжала ее руку слабым движением, похожим на прикосновение мотылька к цветку. – Здорова ли наша девочка?

– Да, – улыбнулась дочери Билкис. Она наклонилась и поцеловала ее холодный лоб. – Алит, твоя девочка – само совершенство.

– Я не сомневалась. Ваалит, моя маленькая богиня, будущая царица…

Алит умерла, так и не узнав, что ее новорожденная дочь еще до нее ушла в предрассветную тьму. Билкис молилась, чтобы тень дочери простила эту ложь.

После смерти Алит остались только два человека, в чьих жилах текла царская кровь, – Рахбарин, сын Саджахиры, и сама Билкис.

«В наших руках будущее. Мы с Рахбарином в ответе за него. Мы не можем предать идущих за нами», – так поклялась Билкис.

И вот сейчас, глядя, как спокойно перекатываются бледно-зеленые валы, она почувствовала, что на душе становится легче. «Как будто волны унесли прочь мои годы, а морской ветер развеял тревоги». Впервые за много лет она позволила себе вспомнить, о чем мечтала девочкой: «Путешествовать по огромному миру в поисках мудрости…»

Но ее сковывал долг, и пришлось оставить детские надежды, запереть их глубоко в сердце. Ведь сложила же она свои игрушки в деревянный ларец, опустив крышку. А теперь наконец ей велели открыть свое сердце и пойти за давно забытой мечтой.

«Столько моря и неба!» Если долго смотреть на одно из них, начинало рябить в глазах и разум разлетался на тысячу сверкающих бесконечностей.

Море затягивало. Вглядываться в его глубины – медленно падать в безмятежность и темноту. Следовать за солнечным светом по чистой водной глади, скользить сквозь кристальную прозрачность в голубые тени, во тьму, лежащую в глубинах. Погружаться вниз, к костям моряков, покорившихся солнечному зову морского ложа, навсегда уснуть в синем сумраке.

Отведи взгляд от обманчивого моря, подними глаза к небу, устремись вверх, кружись, невесомая, вместе с ветром и облаками, в высоте небес. Следуй за солнечным светом, пока очарованные им глаза не ослепнут от слез, пока не сбросишь оболочку плоти, прикованную к твердой деревянной палубе медленно плывущего корабля.

«Столько моря и неба! Столько соблазнов…» Но она всегда одергивала себя на краю бездны. Море и небо зря манили ее, обещая сладкий вечный отдых. «Я не могу». Разные соблазны лежали на ее пути, но она не могла отказаться от своего долга перед страной и народом. «Я их мать, их царица. Я не могу их оставить.

Даже если их оставила богиня.

Или богиня оставила только меня?

И за что? Я всегда служила ей должным образом. Она знает, что я пыталась!»

Но в этом детском возмущении крылось признание истинного греха: она не могла верить.

«Как я могу верить, что Аллат держит нас в ладонях, если я смотрю в будущее и вижу лишь горе? Чем станет царство без наследницы? Руинами! Очередной страной слабых людей, добычей чужаков, которые следят за нами хищным взглядом».

Ведь Утренняя Страна, Царство Пряностей – бесценное сокровище, мечта всех правителей. И лишь сила позволяла хранить это сокровище. Но достаточно одной-единственной трещины на стене, защищавшей от мира, и сокровища Савского царства станут добычей жестоких дикарей.

«Не могли же сто поколений цариц хранить страну лишь для того, чтобы из-за моей слабости все было потеряно. Не важно, какую цену мне придется заплатить…»

Не важно, какую цену придется заплатить за наследницу, Билкис была готова на все.

«Мне все равно, что придется сделать, – идти босиком на край земли, смиренно склониться перед царем Соломоном и всеми его придворными, солгать моему народу и богам. Я пройду любое испытание».

Она без колебаний заплатила бы любую цену за будущее Савского царства. Отказалась бы от любви, радости, надежды. От самой жизни, если следовало принести эту жертву. Лишь одного она не могла помыслить, лишь одного будущего не могла принять.

Поражения.

Часть вторая

Мудрость ценнее жемчуга

Песнь Ваалит

В детстве ничто при дворе отца не удивляло меня. Ведь моим отцом был Соломон Премудрый, царь Израиля, Иудеи и многих других земель, а цари неподвластны законам, которые управляют нижестоящими людьми. По крайней мере, так меня учили бабушки. Каждая из троих – на собственный лад.

Не удивляло меня и то, что у меня было три бабушки, когда другие дети имели лишь по две. И то, что у меня так много мачех, – ведь цари должны заключать множество хорошо спланированных союзов. Я видела мир сквозь сияющую пелену детства, в котором исполнялись малейшие мои прихоти. Пока мой отец не женился на колхидской царевне. Этот брак не просто скрепил еще один союз и открыл очередной жизненно важный торговый путь для нашего царства, он еще и бросил слишком многое на чашу весов, которые отец пытался удержать.

И он сорвал с моих глаз пелену детства. С того дня я уже не могла смотреть и не понимать. И с каждым днем я все меньше готова была довольствоваться положением единственной лелеемой царской дочери. Но кем я хотела стать – этого я тогда не знала.

Колхидская царевна опаздывала. Мы прождали все утро в женской галерее над большим тронным залом, а ее и близко не было видно. Я, непоседа, вытащила клубок алого шелка и начала играть со своей служанкой Нимрой в «кошкину люльку». Ее пальцы порхали ловко, а я плела замысловатые сети, которые потом с трудом распутывала.

Там собрались и все мои мачехи. Ожидая, они коротали время, каждая на собственный лад. Некоторые сплетничали, некоторые перебирали пряди волос, украшения или складки платья. Одна-две играли, как мы с Нимрой. Царица-египтянка Нефрет слушала, как служанка вполголоса что-то читает ей со свитка. Царица Наама сидела с неподвижным лицом, не шевелясь и не желая нарушать безупречный рисунок складок своего покрывала и линий прически. Царица Меласадна ласкала одну из своих крошечных белых собачек, не обращая внимания на возмущенные взгляды тех жен моего отца, которые соблюдали суровые законы нашего Бога. Госпожа Лиоренда сидела спокойно, двигая лишь кончиками пальцев, когда поглаживала цветы, которые держала в руках. Время от времени она перемещала бутон и сравнивала его цвет с соседними. Македа, тихая и темная, словно полночь, скрывала свои мысли за позолотой опущенных век. Двора пряла, и я жалела, что не взяла свое веретено, чтобы занять беспокойные руки.