телескоп, – сказала я. – Мы смотрели на Плеяды.
Джейми продолжал прижимать лицо к окуляру.
Миссис Гэш кивнула.
– Джейми, послушай меня. Я не хочу, чтобы вы с Марен оставались здесь одни.
Он повернулся и ответил:
– Хорошо.
Затем он вернулся к телескопу, а его мама скрестила руки в ожидании, наблюдая за нами.
– Сейчас же, Джейми. Может, отведешь свою гостью вниз и предложишь ей что-нибудь поесть? Тебе нравятся креветки, Марен?
– Да, миссис Гэш.
– Можешь попробовать и печенье. Мы с Джейми сами его испекли.
Джейми вздохнул. Мы вышли из комнаты и спустились по лестнице. У стола с напитками возле рождественской елки он налил из хрустальной миски две чашки пунша и протянул одну мне.
– Извини, что так получилось.
Я пожала плечами:
– Спасибо, что показал Плеяды.
Миссис Гэш вернулась к своим обязанностям хозяйки, и больше никто, казалось, нас не замечал. Я видела, как мама разговаривает с какими-то двумя женщинами у камина. Она рассказывала шутку, и когда дошла до кульминации, они откинули головы назад и захохотали.
– Идем!
Джейми схватил меня за свободную руку и повел по коридору, прочь от шума вечеринки. Я торопливо отхлебнула пунш, чтобы он не пролился на ковер.
– Куда мы идем?
– Хочу показать тебе кое-что внизу.
Дверь в подвал находилась рядом с гостевой комнатой. Внизу был прохладно, пахло краской, плесенью и нафталином. Единственным источником света была простая лампочка, подвешенная к грубым балкам. У подножия лестницы стояли стиральная машина с сушилкой, остальное пространство было заполнено старой мебелью и картонными коробками. Бетонный пол был голым, и только перед стиралкой лежал небольшой серый коврик.
– Зачем ты меня сюда привел? – спросила я. – Наверху лучше.
Он поставил свою чашку с пуншем на сушилку.
– Можно посмотреть?
– Посмотреть на что?
Он похлопал по пряжке ремня на своих джинсах, глядя на коврик у нас под ногами.
– Ну, знаешь.
«Хочу показать тебе кое-что внизу». Моя ошибка.
– Нет, – сказала я. – Ты первый.
Он расстегнул молнию, и его джинсы сползли вниз до щиколоток. На его трусах были нарисованы кометы и ракеты. Он сунул большие пальцы под резинку, опустил и тут же подтянул трусы обратно – так быстро, что я едва смогла что-то разглядеть.
– А теперь ты.
Я помотала головой.
– Ты же сказала, что покажешь.
– Ничего я не говорила.
Минуты полторы он раздумывал и нахмурился, когда понял, что я права.
– Как-то глупо получилось.
– Нет-нет.
– Это была плохая мысль. Не надо было приводить тебя сюда.
Я шагнула к лестнице.
– Все нормально. Давай поднимемся.
– А можно попросить тебя еще кое о чем?
– О чем?
Он что-то пробормотал.
– Что?
– Можно… поцеловать тебя?
Я понимала, что этого делать нельзя, но я уже разочаровала его. «Обидишь его еще раз – окажешь ему услугу. Уходи. Немедленно. Сейчас».
Но он шагнул ближе, а я не повернулась и не убежала. Что-то внутри заставило меня замереть. Я ощутила, как в животе растекается паника. «Уходи, немедленно – если он подойдет еще ближе, ты не сможешь остановиться».
Над нами гудела голая лампочка, слегка покачиваясь на сквозняке. На секунду мне показалось, что я самая обычная девочка, которую вот-вот в первый раз поцелуют.
Уходи – НЕМЕДЛЕННО…
Я прижалась губами к его шее, надавила и втянула носом воздух. В его дыхании я ощущала запах соуса и кусочков креветок, оставшихся в уголках рта. Я шагнула назад и посмотрела на него. Глаза его были закрыты, и он улыбался, как будто я могла делать с ним все, что захочу, и ему будет от этого только приятно. «Не этого ты ждешь, – подумала я. – Но теперь уже слишком поздно».
Закончив, я упала на коврик перед сушилкой, так отчаянно дрожа, что машина завибрировала, как будто работала. Никто наверху ничего не услышал. Из динамиков в гостиной доносился сладкий голос какого-то певца: «Позаботься о себе, ведь теперь ты принадлежишь мне…»
Я долго так сидела, думая о его телескопе, о его наволочке с Чубаккой, о кубике Рубика на комоде. Оставят ли они все как есть в его комнате? Почему он не мог оставить меня в покое?
На полу возле стиральной машины я нашла смятый пластиковый пакет и сложила в него все его вещи – джинсы, красную рубашку, трусы на космическую тему и то, что не смогла съесть – все, кроме очков в черепаховой оправе, – а затем просунула руку в паутину за сушилкой, нащупала место, где шланг входит в стену, и оставила пакет там. Коврик с пятнами я скрутила и отнесла в самый темный угол подвала. Конечно, кто-то рано или поздно все это найдет. Мне так жаль. Так жаль.
Я умыла лицо, сняла штаны и водолазку и выжала их под краном в раковине в подвале. На трусах тоже были пятна, но там их никто не увидит. Выстираю дома.
Нет, не дома. Для этого не будет времени.
Я прополоскала рот и села на бетонный пол, прислонившись спиной к сушилке, ожидая, пока высохнет одежда. От каждого доносившегося сверху звука я вздрагивала, с ужасом представляя, что кто-нибудь спустится и обнаружит меня.
Мама. Мне нужно рассказать маме.
Я натянула рубашку, штаны и медленно начала подниматься по лестнице, как будто никогда не дойду до верха. Мама выходила из гостевой комнаты с нашей верхней одеждой в руках. Я быстро закрыла за собой дверь и отошла от нее.
– Марен! Мы уезжаем, хорошо? У меня твоя куртка.
Она протянула мне куртку, и я надела ее.
– Ты где была? – прошипела мама.
– В ванной.
– Ты же знаешь, что мне лучше не врать. Зачем ты спускалась в подвал?
Я замерла. Между нами повисло молчание, и мы услышали, как миссис Гэш в другой комнате громко зовет Джейми. Мама замерла рядом со мной. Мгновение спустя в прихожую зашла мать Джейми.
– Куда подевался этот мальчишка?
– Разве он не у себя в комнате? – спросил мистер Гэш.
Он стоял в дверях и пожимал руки гостям, выходившим наружу, на холод. Под блестящими черными усами поблескивали белоснежные зубы.
– Конечно, он не у себя в комнате.
– Посмотри на крыше, – сказал мистер Гэш через плечо и, улыбаясь, взял мою маму за руку. – Я так рад, что вы пришли, Джанелл.
Он кивнул мне:
– Приятно было познакомиться, Марен.
Потом он снова повернулся к моей маме и тихо добавил:
– Поговорим первым же делом в понедельник, хорошо? Надеюсь на плодотворное сотрудничество.
Миссис Гэш подошла к лестнице на второй этаж.
– Джейми! Джейми, где ты?
– И я тоже надеюсь, – слабым голосом произнесла мама.
Она посмотрела на меня,