10 июня 2015
«Ни одуванчиком Божьим ни чертовой куклой…»
ни одуванчиком Божьим ни чертовой куклойни летней простудой ни детской железкой припухлойне искупить провинностей осуждения не сломитьспину не распрямитьпоходку не выровнять да на кривых-то дорожкахпо степи не проехать на старорежимных дрожкахв усадьбу к соседу смотреть на борзыхпомолиться захочешь не повернется язык
потому что милость страшна как все что не по заслугамсижу говорю беззвучно с умершим другомсжимаюсь как будто я проживаю его годабеда говорю отвечает друг не беда
просто мы насмотрелись монстров и огородных пугалкого-то загнали в гроб а кого-то в уголкак в детстве лицом к стене а кого-то и на горохнет порока страшнее старости так говорил пророк
говорил шептал и затих и не слышно болеголоса полного отчаяния или боливыкриков люди опомнитесь при корне лежит топоропаляет мир как смоковницу Божий взор
11 июня 2015
«Теперь театр – бассейн. Затоплен зрительный зал…»
Теперь театр – бассейн. Затоплен зрительный зал.Всюду кафель и плитка, и живопись на потолкешелушится и осыпается, но, простите, кто вам сказал,что кто-то жалеет живопись в этом прÓклятом городке?
Вот в бывшем храме свалился пласт штукатурки, ииз отверстия смотрит на покупателей мыслящий глаз.Да, тут мебельный магазин. Но у реки соловьиночью поют самозабвенно, как будто в последний раз.
Вот пары спускаются вниз к реке. Девы – глаза опустив.Каждый парень пьян и решителен. Каждая дева – нежна.В сердце пылает страсть. А в кармане – презерватив,потому что новая жизнь здесь никому не нужна.
Потому что старая жизнь тут крепчает не по часам.Так из древнего Хаоса рождался уродливый мир.Потому что правитель слишком долго затылок чесал,протер шевелюру до плеши, а после череп – до дыр.
А в театре плещется дама, и в храме призрак попау чешской стенки читает покаянный канон.А к открытию винно-водочного крепчает-мужает толпа,и голос безумия слышен со всех сторон.
12 июня 2015
«Громкой славой тихой сапой…»
громкой славой тихой сапоймягкой но когтистой лапойоглушай греби и хапайрасширяй подлунный райпоиграй с рассветной тишьюпоиграй как кошка с мышьюно со смертью не играй
эта злобная старушканам не мышь и не игрушкано ракета танк и пушкапогремушки для неечеловек всего лишь тушкаи ему цена полушкамедный грош житье твое
и твоя грудная клеткакошелек а там монеткабьется часто или редкоупирается в ребронеосмысленного предкаи геологоразведкаищет под землей добро
раскопает круги адапутешествия синдбадачеловеческого стадакости страсти и бичизуб огромного размерастог соломы слог гомеразвезды ясные в ночи
13 июня 2015
«Снилось – лежу на дачной веранде, какой была…»
Снилось – лежу на дачной веранде, какой была,слышу женские голоса – бабушка, мама,Все ярко освещено, погода солнечна и тепла,парусит занавеска, отворена оконная рама.
Мама и бабушка варят варенье, банки построены в ряд.Я потягиваюсь, выхожу во двор, жмурясь от света,пытаясь понять, о чем они между собой они говорят.Дедушка дремлет в кресле, в руках у него газета.
Мелкие белые розы над скамейкой цветут.Зеленая летняя кухня – маленькая каморка.Папа, сестра, племянница – в «русском» районе Нью-Йорка,Мама, бабушка, дедушка – мертвы, мы остались тут.
Смерть бывает наполнена жизнью. И стоит ли просыпатьсядля того, чтобы убедиться, что мир навсегда опустел?Но я просыпаюсь, на в силах с постели подняться.Но я просыпаюсь, хоть, кажется, не хотел.
15 июня 2015
«Выцветшие чернила, старорежимный почерк…»
выцветшие чернила, старорежимный почеркводяные знаки на пожелтевшей бумагестарый писатель страдал заболеванием почексбежал от большевиков умер кажется в праге
или в безвестности что впрочем одно и то жеи то и другое изгнание за пределыэмиграция это такое просторное смертное ложедумаешь белизна а это в судьбе пробелы
по воскресеньям толпа пестра в будни быстра деловитачехи немало русских немцев в черных шляпах евреина холме пражский град и собор как его витамощи считались лекарством от функциональной хореи
и откуда взялась лет семьсот назад эта трясучкаи куда подевалась позднее вот так загадкахорея исчезла как в летнем небе малая тучкановое время ни тряски тебе ни припадка
и куда подевалась усталая старая музаи куда подевалась душа с ее постоянной больюзлата прага между ладоней германии и союзаи с нею забытый писатель маленькой серой молью
17 июня 2015
«В небесных чертогах сидит у окна…»
в небесных чертогах сидит у окнав задумчивой позе святая однаи свет невечерний сияет над нейи нет в ее мире ни тьмы ни теней
лишь свет проливной словно ливень веснойкак тихое пенье псалма на страстнойи чудно ей в мире лишенном скорбейне скажет никто ни солги ни убей
лишь теплая Божия милость вокруги воздух прозрачен и ветер упругно смертная память о муках живао том как сминали людей жернова
о том как катилось судьбы колесоо том как смеялись плевали в лицокак жадно глазели от злобы дрожана дело веревки огня и ножа
и с памятью этой и свет ей не в свети даже в раю утешения нет
19 июня 2015
«Литва, страна печалующегося Христа…»
Литва, страна печалующегося Христа,подпирающего деревянной ладонью деревянную щеку,все, как положено – терновый венец, сомкнутые уста,вторая рука на колене – что нужно еще человеку,
дошедшему до перекрестка, не знающему, куда свернуть,как долго идти до намеченной ложной цели,нет ни камня, ни стрелки, указующей верный путь,лишь деревянный Христос – изваяли его, как умели.
Изваяли сидящим, печальным, в терновом венце,сработанным грубо, как, впрочем, и все мирозданье,размышляющим о неизбежном, с такою мукой в лице,что стыдно жить, не зная, что такое страданье.
Размноженный в тысяче копий, он сидит взапертив каждой витрине, в любой сувенирной лавке.
Он так одинок, что стыдно в толпе себя не найти,уцелеть в миру и не быть растоптанным в давке.
22 июня 2015
«То ли ночь темна то ли земля черна…»
то ли ночь темна то ли земля чернато ли нет в земле ни корня ни крота ни зернато ли нет на земле ни города ни селато ли тело Христово судорога свела
депрессия лучшее логово для зверя твоей душипошел бы в кабак да на какие шишинаписал бы другу письмо да хрен прочтеткакова молодым дорога таков старикам почет
того что лезет в руки само не удержать в рукахв омуте памяти плавает радость да не поймать никакзатопил бы печь да выйдет тепло в трубувот и лежу отвернувшись к стене закусив губу
25 июня 2015
Блюз конца тридцатых годов
посмотришь ордер на обыск приглядишься так на арестна допрос по морде на теплушку на двести месткак палка высохнешь мама а в школе дразнили жиртрест
дразнили жиртресткомбинат ты не мог залезть на канатвоенрук был садист мама а физрук психопатдиректор был трезв и строен но лучше бы был пьян и горбат
жизнь была застенок и на каждой стене дуплетпортреты ленина-сталина и карты иных планетвор лезет в карман хулигану а там кастет
а там кастет ударишь и кость хрустит пополампо рельсам гремит трамвай пассажиры спешат по деламурчат трактора как вши ползут по колхозным полям
снаружи внешний враг и внутренний враг внутриэй вратарь готовься к бою все мы твари тут вратариграница на карте не нравится резинкой ее сотри
говорят что сосед по коммуне работает палачомво всем виноват судья а он палач ни при чемэто мать революция со своим кумачом расскажет нам что почем
это срок как школьный урок от звонка до звонкаэто треск ночного мотора черного воронкаи хочется жить но выжить мама кишка тонка
тянутся зимние ночи а дни твои сочтеныдуэт дуплет ленинсталин глядит на тебя со стеныкому повезет доживет до начала великой войны
28 июня 2015