За секунду ее взгляд выхватил распахнутое настежь окно и подрагивающую на ветру пеструю занавеску, метнулся к кровати, у которой, сгорбившись над тельцем девочки, безжизненно повисшей в его когтистых руках, застыло создание из ночных кошмаров. Именно таким Марина всегда и представляла себе вампиров. Уродливыми тварями с синюшного цвета кожей и мордой летучей мыши вместо лица. Из уголка безгубого рта тянулась вязкая струйка крови… крови ее семилетней дочери.
Марина пошатнулась, схватившись за сердце: крик умер где-то в глубине ее груди, сорвавшись с губ едва слышным стоном. Вампир, не выпуская из рук тело девочки с кровавым месивом вместо шеи, одним движением оказался перед женщиной, пригвоздив ее к двери свободной рукой. Марина загипнотизированно смотрела в его глаза, сплошь черные, без намека на белки и радужку. Точно прорези в жуткой маске. Без жизни, без чувств, без всякого выражения. Лишь холод, один лишь космический холод.
— Радуйся, женщина: твое дитя обретет жизнь вечную! — прорычало чудовище, склоняя морду к ее горлу. Смрадное дыхание опалило ее кожу, замутило рассудок.
Марина даже не успела понять, что умерла.
* * *
Они расположились напротив полукругом, точно отрезая ей все пути к отступлению. Впрочем, бежать было нечего и думать, она это прекрасно понимала. Яна съежилась в большом кожаном кресле, поджав под себя ноги и скользя взглядом по лицам окруживших ее существ. Не чудовища, но и не люди — и как она не поняла этого раньше, глядя на Александра? Быть может, он ее гипнотизировал?
Вот самый главный — Самир, кажется. С нежного и прекрасного, как у куклы, лица, бесстрастно смотрели глаза египетского фараона, черные, бездонные. Чувственные полные губы с капризным изгибом скорее подошли бы женщине. Смолянистые длинные кудри так и просились в руки: пропустить, словно шелк, меж пальцами, вдохнуть пряный аромат.
Рядом сидел Александр, не похожий сам на себя: без обычной улыбки, суровый, с крепко сжатым ртом. Не такой красивый, как все остальные, но больше всех похожий на человека.
За его спиной, облокотившись о каминную полку, застыл настоящий викинг — рослый, светловолосый, бледнокожий. Высокие скулы, чуть приплюснутый нос, но глаза — не по-скандинавски темные, пронзительные. Рядом — высокая и тонкая, как ивовая лоза, женщина с печальным, прекрасным лицом рафаэлевской мадонны; прямые темные волосы убраны в скромный узел на затылке, темно-вишневое платье, кажется, сшито еще в прошлом веке.
По другую сторону от Самира, кокетливо закинув ногу на ногу, устроилась вторая женщина, помоложе; вместо волос — дикое рыжее пламя, лицо — надменное и насмешливое, с явным излишком косметики; раскосые глаза необычного янтарного цвета придавали ей сходство с кошкой. Или, скорее, тигрицей. Ярко-изумрудное платье не скрывало ни единого изгиба ее роскошного, идеального, как у Барби, тела.
И, наконец, чуть поодаль от остальных, но ближе всех к Яне сидел Каин, которого словно выдернули прямиком с тусовки готов: кожаные ремни, застежки, клепки, серебряные браслеты на руках. В удивительной косе, которая доходила ему до самых колен, Яна разглядела вплетенные бусины из черного стекла. Из всех присутствующих лишь Каин был так же высок, как и белокурый викинг, однако заметно уступал ему сложением: худощавый и поджарый, он напоминал молодого волка. Угрюмое выражение и чересчур резкие черты не портили диковатой красоты его лица. Глядя на него, Яна охотно верила в существование вампиров. Остальные скорее вызывали у нее ассоциации с древними богами, прекрасными, холодными и жестокими. Они могли улыбаться, как рыжеволосая девушка-тигрица, могли выглядеть задумчивыми и спокойными, как мужчина-викинг, но их выдавали глаза. Черные, ледяные, иномирные глаза. Нечеловеческие. Как у существа на картине, занимавшей всю стену над камином.
Проследив ее взгляд, Самир обратился к ней тихим, на редкость мелодичным для мужчины голосом.
— Что ты думаешь об этой картине?
Вопрос застал ее врасплох. Она была уверена, что они накинутся на нее всем скопом, едва Каин внесет ее в дом; но нет, они цивилизованно расселись по местам, скользя по ней изучающими взглядами, и лишь рыжеволосая с нарочито кровожадным видом облизнулась — видимо, забавляясь ее страхом.
— Ну… — Яна заерзала под пристальным взглядом египетских глаз, — она… очень необычная. Странная.
— Что кажется тебе странным?
— Лес. Деревья. У них нет листьев, одни ветки. И они… они скорее напоминают…
— Напоминают что?..
— Они будто живые, — вырвалось у нее.
Самир, как ей показалось, удовлетворенно кивнул.
— А создание? Оно тебя пугает? Наводит ужас?
Яна внимательно вгляделась в черты существа, прильнувшего к толстой черной ветви, словно к родной матери: на уродливой морде с лысым черепом, огромными острыми ушами и раскосыми как у инопланетянина глазами читалась безграничная…любовь. Любовь и безмятежность.
— Оно счастливо, — тихо сказала Яна.
Темноволосая женщина у камина едва заметно улыбнулась, склонив голову; улыбка ей очень шла.
— Тебя зовут Яна? — как ни в чем ни бывало продолжил Самир.
Она кивнула, про себя отметив, что не ошиблась, определив его в вожаки: остальные молчали, пока говорил он, и лишь буравили ее взглядом своих жутких глаз.
— Богом данная среди отродий сатаны, — усмехнулся Каин.2
Самир едва заметно повернул голову в его сторону, и он тут же умолк. Яна заметила недовольную гримаску, на миг исказившую лицо рыжеволосой.
— Ты догадываешься, кто мы? — помолчав, спросил Самир.
Она снова кивнула со смутным ощущением, что подписывает себе смертный приговор.
— Я сейчас кое-что сделаю. Ты не должна пугаться.
Прозвучало это "не должна" как приказ. Яна нервно сглотнула.
— Дай руку.
Она послушалась — какой смысл было сопротивляться? — и вытянула вперед правую руку, стараясь унять мелкую дрожь. Самир осторожно и, как ей показалось, нарочито медленно обхватил ее запястье прохладными пальцами с длинными загнутыми ногтями, которые словно были выточены из кости. Чуть потянул к себе, вскинул вторую руку и вдруг уколол ее ногтем в подушечку безымянного пальца. Яна непроизвольно дернулась, но руку ее точно зажали стальные тиски. Самир наклонился, аккуратно слизнул с кожи выступившую бусинку крови и только после этого разжал пальцы. Язык у него был шершавый, как у кошки. Яна забилась в самую глубину своего кресла, с ужасом наблюдая, как глаза вампира, и без того пугающие, становятся полностью черными, без всякого намека на белки. На лицах остальных застыло странное выражение — смесь любопытства и плотоядного вожделения. Через минуту Самир моргнул, и глаза его снова приобрели прежний вид. Он пристально посмотрел на девушку — этот взгляд выкручивал всю душу наизнанку — затем повернулся к Алексу и что-то сказал ему на незнакомом, одновременно резком и певучем языке.