— Словом, влюбился?
— Ну да, но так… целомудренно…
— И ты тоже в него влюбилась?
— Нет, мне просто там было очень хорошо, без матери… Но в один прекрасный день Витальку этого отец в Симферополь за чем-то послал на два дня. Ну, я не расстроилась, отправилась одна купаться. А там шторм, не очень и сильный, с виду нестрашный, мы с Виталькой в такой уже купались… Я, конечно, полезла в воду, дура такая, да еще поплыла… и вдруг волна меня подхватила, я не знала, что делать и стала тонуть… Воды нахлебалась и от страха совсем одеревенела. Ну, думаю, все, конец… И тут кто-то вдруг меня хватает, я еще больше испугалась… Одним словом, очнулась я на берегу. Лежу на большом махровом полотенце и кто-то мне искусственное дыхание делает, меня водой вырвало, и я окончательно в себя пришла… Гляжу, какой-то мужик надо мной наклоняется, рот мне вытирает, голову поддерживает…
— Ну, — говорит, — очнулась? Чего ты, дуреха, в такой шторм в воду-то полезла?
А я гляжу на него и понимаю, что влюбилась в него, даже не с первого взгляда, а еще раньше… Он такой красивый был, хоть и старый… Стройный, загорелый, волосы седые, а глаза синие и такие добрые…
— Тебя как зовут, красавица?
— Яна, — говорю. — Янина… Это вы меня спасли?
— Ну я, больше тут, как видишь, никого нет. Я-то случайно тебя увидал, но, похоже, это был счастливый случай…
— Ну, для меня точно!
— И для меня, кажется, тоже. Ты далеко отсюда живешь?
— Минут десять ходу.
— Дойдешь?
— Да.
— А вещички твои где?
Смотрю, нет моего сарафанчика и только одна босоножка, море, видно, слизнуло. А у меня эти босоножки вообще единственные. Ну, я разревелась…
— Чего ты плачешь, глупенькая? — и голос у него такой теплый, ласковый…
Но сказать, что это у меня единственная обувка, язык не поворачивается…
— А почему это у тебя только одни босоножки были? — спросила Маргарита Семеновна.
— А мать считала, что нечего меня баловать. У меня всегда до Олега одна пара обуви была. На лето босоножки, на зиму сапоги, а на весну-осень кроссовки.
— Ладно, рассказывай дальше, неохота о твоей мамаше говорить… О покойниках плохо — это грех!
— Но он сам обо всем догадался. Смотрит на меня и говорит: — это дело поправимое, подымайся, поедем сейчас и все тебе купим… Подымайся, девочка! — и руку мне протягивает. Я встаю и вдруг меня шатнуло, он подхватил меня на руки и понес, как пушинку. Вы, наверное, не поверите, тетя Рита, но в этот момент я, совсем соплячка, только раза два с мальчишками целовалась, вдруг чувствую — я женщина, а этот мужчина — единственный на всю жизнь… Он отнес меня к своей машине, достал из багажника свою футболку и говорит: — Залезай на заднее сиденье и переодевайся, все мокрое сними, если замерзла, пледом укройся. Я тебя к себе отвезу, а то в таком виде на люди нельзя, сплетен не оберешься. Оставлю тебя, а сам в город смотаюсь, одежонку тебе куплю и обувку тоже.
— А как вас зовут? — спрашиваю.
— Олег Варламович, но лучше просто Олег!
Ну, отвез он меня к себе, а у него дом за поселком стоял, уединенный, красивый такой… Он меня в дом завел, камин растопил, кофе мне со сливками в большую кружку налил, из холодильника всякие вкусные вещи достал и говорит:
— Сиди тут, грейся, а я поехал. Слушай, а может, заехать к твоим, предупредить?
— Ой, нет, не надо, меня допоздна никто не хватится…
Он как-то странно на меня посмотрел, спросил мои размеры и уехал. А я осталась одна в этом красивом доме, у камина. Все как в кино… Я первый раз в жизни настоящий камин видела… Ну, словом, головенка у меня кругом идет. И о чем я, пятнадцатилетняя дура, мечтаю? Чтобы этот старый мужик меня обнял, поцеловал… и увез бы куда захочет… Вдруг смотрю, на окошке у него цветы стоят в горшках, и среди них кустик такой с красными перчиками. И так мне эти перчики понравились, просто глаз отвести не могу, подошла, потрогала, настоящие, только запущенные какие-то, земля сухая… Я взяла на кухне кувшинчик фарфоровый, все цветочки полила, их там не много было, горшков пять или шесть, я их все обиходила, сухие цветочки-листочки оборвала, столетник под краном помыла… А тут он входит.
— Ты чем тут занимаешься, девочка?
— Да вот цветочки ваши обиходила.
— Ишь ты какая… — И так он на меня смотрит… — Вот, примерь!
Сарафанчик он мне купил, желтоватенький такой с красными перчиками. Я засмеялась, а он говорит:
— Знаешь, есть такая знаменитая картина художника Серова, называется «Девочка с персиками», а ты у меня будешь девочка с перчиками…
— А вы, я смотрю, перчики любите?
Он так пристально-пристально на меня смотрит и говорит совсем тихо:
— Нет, я тебя люблю, девочка с перчиками! Всю жизнь такую искал, а вот Бог привел из моря такую выудить…
У меня крышу сорвало, я к нему на шею кинулась. Он ахнул, а потом сжал меня и начал целовать как ненормальный. Потом вдруг отстранился и спрашивает:
— Тебе сколько лет?
— Пятнадцать.
— Сколько? Ну вот что, иди-ка ты отсюда от греха подальше. Я старик уже, и такие девочки не для меня. Иди-иди! И прости за глупости, которые я тут наговорил, насчет любви… С мужиками такое бывает, что-то вдруг померещится и плетут они невесть что.
И он меня почти что взашей вытолкал. Иду домой, реву белугой. Как же так? Меня как будто из рая в ад зашвырнули одним махом. Недаром мать всегда твердила: мужики все сволочи, скоты неблагодарные… Хотя чего ему быть мне благодарным, это я ему жизнью обязана! Только без него разве жизнь? В таком отчаянии была, что и не подумала — на мне ведь сарафан и босоножки новые, а что я скажу тетке? Даже в голову не брала… А дома меня такой скандал встретил! Я пришла вся зареванная, в новом сарафане и босоножках, что тетка могла подумать?
— Что тебя изнасиловали, а испорченный сарафанчик возместили, да? — сказала Маргарита Семеновна.
— Именно! Уж как я клялась, ничего не помогало. Тетка меня за руку схватила и куда-то поволокла. Оказалось, к гинекологше знакомой, что через два дома жила. Потребовала, чтобы та меня осмотрела, мне так страшно было, и противно, и стыдно, зато, когда врачиха сказала, что все со мной в порядке, я девушка еще, тетка вся красная как свекла стала, прощения просила… И уж про сарафанчик думать забыла. Я полночи проплакала, такой тяжкий денек выдался… Неужели, думаю, никогда больше его не увижу? Утром встала и пошла к нему. Дом запертый стоит и цветов на окошке нету. Понимаю, что уехал он, сбежал. А через неделю и я в Москву вернулась. В школу пошла и все мне не в радость… Одно хорошо, мать нового мужика завела, полковника МВД, и ей не до меня стало. Ей редко до меня дело было, все стремилась жизнь свою устроить… А я иду как-то по улице, гляжу, старушка комнатные цветы продает, да не в горшочках, а в консервных банках. И среди них перчики. Я подлетаю: «Почем перчики?» Она назвала какую-то совсем смешную цену, я стала по карманам шарить, и трясет меня как в лихорадке, так хочу этот перчик купить, наскребла я ей все, что смогла, там какой-то ерунды не хватало, ну, она мне все равно перчик отдала, объяснила как за ним ухаживать и даже на листочке латинское название написала «Капсикум аннуум»! Старушка интеллигентная была, видать, совсем обнищала. И вот, верите, тетя Рита, этот перчик меня любил… Я так за ним ухаживала! И он мне взаимностью отвечал. Он у меня до сих пор жив, я его Олежеком назвала.