Читать интересную книгу Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия

– Почему вы разошлись? – продолжил допрос Морис.

«Так бывает, когда один из двоих любит сильнее», – подумал Йозеф, но делиться банальной истиной с приятелем не стал и просто улыбнулся. Никто никогда не задавал ему подобных вопросов. Ну что же, друзья на то и друзья, чтобы бередить наши раны… Они чокнулись и выпили еще по одной.

– Коварное вино. Ароматное, и крепость всего тринадцать градусов, но голову кружит.

Морис представлял Йозефа посетителям – все они были его лучшими друзьями – и расхваливал так, словно знал его с незапамятных времен:

– Он лучший танцор из всех, кого я видел. Самые красивые женщины Парижа спорили за право потанцевать с ним.

– Пригласите меня? – спросила брюнетка в голубом платье с цветочным рисунком.

Йозеф протянул было руку, но передумал: оркестр играл «Белые розы», навевавшие ему ностальгически-печальные воспоминания.

– Как-нибудь в другой раз…

– Не рассчитывайте! – раздраженно бросила обиженная претендентка.

– Зря ты отказался. Алжирские девицы мнят себя герцогинями – сам понимаешь, репутация! – и никогда не делают первый шаг. Иди потанцуй.

– Это несчастливая песня…

– Моя подружка любит танцевать, – сообщил Морис, – думаешь, мне стоит поучиться?

– Не утруждайся. Вот что я тебе скажу: девушкам плевать, даже если ты неповоротлив как бегемот, а мужчины обращают внимание только на твою партнершу. Ты все еще помнишь Вивиан, так ведь? Танец и любовь очень похожи. Смотри своей даме в глаза, вот и вся премудрость. Начинать лучше с явы. Не изображай повесу, когда она обнимет тебя за шею, ни в коем случае не держи руки в карманах – женщины это ненавидят, не хватай ее за зад, такое по нраву только простолюдинкам. Твои пальцы должны нежно касаться поясницы.

– Ей не понравится.

– Мой приятель Марселен говорит, что Господь придумал женские попки, чтобы танцевать яву. Никогда не обжимай партнершу, не улыбайся, будь загадочным. Видел, как ходят утки? Ну вот и подражай птичкам. Плечи чуть вперед, и не отводи взгляд даже на секунду. Веди себя непринужденно. Будь спокоен. Партнеры должны держаться очень близко друг к другу – так чтобы между ними мог поместиться только листок папиросной бумаги. Вертишь ее медленно, потом поднимаешь правую руку чуть выше, а левую опускаешь на бедро. Легкое давление. Пристальный взгляд без улыбки. Раскачиваешь ее – и она вынуждена следовать за тобой.

Женщины приглашали Йозефа на танго, забывая об элементарных приличиях, и он почти всегда соглашался, его не волновало, хороша девушка или страшна как смертный грех, стройна или похожа на бочку. Если ему случалось дважды станцевать с одной и той же партнершей, это вызывало всеобщий ажиотаж и сплетни. Главным видом женского спорта в Алжире было злословие.

Ни одной не удалось разгадать тайну Йозефа.

Он не искал выгодную партию, не собирался жениться, хотел работать в своей лаборатории, как можно чаще танцевать, напевать, слушая пластинки Гарделя, и не меньше получаса плавать по вечерам у мола Адмиралтейства – даже в ледяной воде.

Бог их знает, этих загадочных чехов, может, он просто не любит женщин, досадовали некоторые, хотя шестое чувство подсказывало: мужчина, который так восхитительно вальсирует, не может быть «не таким». Ему прощали отказы, фразочки вроде «Я подумаю» или «Я извещу вас, как только освобожусь» (он умел ловко уклоняться) и повторяли приглашение.

Обычно Морис водил машину осторожно, но на сей раз решил обогнать троллейбус на авеню де ла Марн и вжал в пол педаль акселератора. Йозеф закрыл глаза, вцепился в ручку дверцы и замер, ожидая неминуемого лобового столкновения. Ехавший по встречной полосе грузовик резко затормозил, водитель отчаянно жал на клаксон. Морис вильнул, опустил стекло, обругал бедолагу, расхохотался, нервно похлопывая ладонью по рулю, и вдруг остановился у Большой мечети.

Йозеф впервые попал в Старый город, грязный, впавший в дрему мавританский квартал. Ветхие заколоченные дома налезали друг на друга, извилистые проходы упирались в темные лестницы. Друзья миновали улочку, заканчивающуюся тупиком, и вышли из машины.

Морис привел Йозефа в одно из своих «ленных владений». Ресторан «Марселец» был битком набит посетителями, и им пришлось ждать столик. Официанты разносили по залу пирамиды тарелок на подносах. Морис здоровался со знакомыми и представлял им Йозефа как своего лучшего друга. Меню было написано на большой доске, все блюда шли по одной цене, так что, выписывая счет, достаточно было посчитать тарелки. Весьма практично.

Йозеф хотел заказать шампанское, но в заведении его не оказалось, и они взяли бутылку терпкого «Сиди Брахим». Бьющая через край веселость Мориса сменилась унынием, и он выпил три стаканчика подряд. Никто так и не сумел выяснить, как именно связаны алкоголь и любовь, хотя многие пытались. Почему любовное разочарование заставляет людей тянуться к бутылке? Чего они хотят? Прогнать печаль? Убедить себя, что произошло недоразумение, ошибка? Стереть настоящее? Взбодриться? Наказать себя? Сделать вид, что ничего не произошло? Или все вместе, что и объясняет бессвязность речей. Йозефу не пришлось уговаривать Мориса открыть душу.

– Я безумно ее люблю, она меня тоже, но все-таки хочет уехать.

Возлюбленную Мориса звали Кристина, и она доставляла ему множество проблем. Он говорил о девушке так, словно Йозеф давно и хорошо ее знал. Кристина была актрисой и твердо решила отправиться в Париж.

Упряма как осел, переубедить ее нет никакой возможности.

– Если любишь, езжай с ней, тебя здесь ничто не держит.

– Я приехал в Алжир, чтобы нажить состояние, ничего не сумел скопить, а возвращаться побежденным не хочу.

– Почему, скажи на милость, ты ставишь свой успех выше ее артистической карьеры?

– Она работает без сна и отдыха. Играет в театре, без конца ездит на гастроли. В этой стране чертова прорва театров. Так что без дела она не сидит. А сейчас отказывается от любых предложений и уже месяц днем и ночью репетирует пьесу. Но мадам этого мало, ей, видите ли, требуются «новые вызовы»!

Кристине надоел алжирский театр, она мечтала о кино. В картине «Пепе ле Моко»[47] у Кристины была роль в массовке, всего две сцены, но одна из них с Габеном. Больше она не снималась.

Кристина написала Габену, чтобы попросить совета, но ответа не получила. Побывала на студии в Бийянкуре, попробовалась на роль в костюмном фильме об эпохе Великой французской революции, о результатах ей не сообщили, и она убедила себя, что должна переехать во Францию, ибо только там можно добиться успеха. Решено: после премьеры пьесы и гастролей, если таковые состоятся, она отправится в Париж.

– Это будет катастрофа, если Кристина уедет. Я без ума от нее, понимаешь? Ты должен мне помочь, Йозеф.

Морис сочинил историю о некоем актере, который преклоняется перед театром и презирает кино. Он прочел массу интервью со знаменитостями в «Синемонд» и «Синеревю», и все они утверждали, что истинное искусство «прописано» на сцене. Морис был профаном, но звездам доверял, а они относятся к кино свысока, считают его способом заработать легкие деньги, эрзацем, которым занимаются те, кто провалился на подмостках, не понравился придирчивой публике, готовой освистать любого, не умеющего играть классику. Кино – искусство иллюзий, актер становится марионеткой в руках ловкача-режиссера.

– Если Рэмю[48], Жуве[49] и Гитри[50] сходятся во мнении, им можно верить, разве нет?

Морис достал из бумажника сложенную вчетверо вырезку, аккуратно развернул и начал читать срывающимся от волнения голосом:

– «…Музыка расставляет нужные акценты, свет подсказывает зрителю, куда смотреть, умелый монтаж определяет за него, что он должен увидеть. Настоящий артист не нуждается в подобных ухищрениях, чтобы привлечь внимание сидящих в зале зрителей, которые ерзают, кашляют, вздыхают, аплодируют, свистят и трепещут, ибо артиста делает публика. В кино между артистом и его публикой стоит экран…»

– Вот это ты и должен объяснить Кристине.

– Но мы не знакомы!

– Я часто говорил ей о тебе, и она жаждет личной встречи. Завтра у нее премьера.

– Мне не хочется идти, я в театре скучаю.

– Но я прошу о дружеской услуге! Сделай над собой усилие.

– Если Кристина приняла решение, она никого не станет слушать. Ты действительно любишь эту девушку? Так женись на ней.

– Я об этом думал, но она против брака. Говорит, что семья – тюрьма для женщин, и хочет сохранить свободу.

– Феминистка! Тебе не повезло. По большому счету она права. Возможно, стоит представить дело иначе? Ты любишь детей? Хочешь завести семью?

– Она считает, что рождение ребенка закабаляет женщину, привязывает ее к домашнему очагу и это оскорбительно. Кристине нужен успех, она не собирается заниматься хозяйством.