Читать интересную книгу Пристрелочник - В. Бирюк

Но пришлось использовать вот это «пирожковое» корыто. Для которого и три человека — многовато. Поэтому я и полез в драку — остаться на берегу, посылая кого-то на возможную смерть… После того как весь «стрелочный» народ восхитился моим неизбывным героизмом и нестерпимой склонностью к правосудию…

«Сначала человек работает на авторитет — потом авторитет работает на человека» — широко известная мудрость.

У меня тут именно что — «сначала». В очень острой форме. Поскольку и новосёлы имеются, и свидетель из Мурома припёрся.

Надо по Суворову: «Удивить — победить». Точнее: победить — ворогов, удивить — своих. Как?

Я — сухопутный человек. В лесу или в поле — вижу местность, срабатывают детский или наследственный опыт: вот тут — упасть, тут — ползком, тут — броском… А на воде?

Я не знаю лодейного боя. Нет, старшие товарищи, конечно, рассказывали. Но собственного опыта у меня… Как мы на Угре мордву резали? Когда мокша девок моих воровали…

Ну, Ванюша, вспоминай. Ищи разумное тактическое зерно. И как же мы их тогда…? Пляски нагишом, удушение запасной тетивой, удар комлём, греческие песни, высадка на берег…

Во! Главное! Боя «в угон» не было! Мы их догнали, обогнали, высадились и пошли навстречу. Мы их обошли, потому что они нас не признали. А здесь… пока туман…

Пришлось уточнить у Сухана оперативную обстановку. Берег справа, шагов сто, ушкуй впереди, шагов двести, второй дальше, шагов пятьсот. Видимость… меньше 10 шагов. И мы приняли вправо.

Почему к берегу? — Время. Солнышко встаёт. Вот-вот туман расходиться начнёт. А по затонью, по тихой воде вдоль берега — идти существенно легче, быстрее.

Было несколько минут… неприятных. Когда мы оказались между берегом и противником, и я всё ждал, что нам навстречу вывернется из тумана какой-нибудь…

«Есть на Волге утес, диким мохом обросОн с вершины до самого края;И стоит сотни лет, только мохом одет,Ни нужды, ни заботы не зная».

И вот мы, со всей дури, в такой, ни в чём не нуждающийся, беззаботный, небритый «от вершины до самого края» скально-моховой персонаж преклонного возраста и нудистских наклонностей… Было похожее. Но мы к тому моменту оказались не на траверзе ушкуев, а между ними — смогли несколько сманеврировать.

Я сильно переживал: а вдруг услышат? Но мы шли тихо — матом не разговаривали, песен не пели, лозунгов не скандировали. Я ж — «Немой убивец», с чего орать-то? А сами ушкуи вгрёбывали по полной, забивая своим звучанием наши тихие шумы.

Туман начинал редеть, когда мы чуть отскочили от берега и встали носом навстречу разбойничкам в паре сотен шагов впереди по курсу первого ушкуя. Только и хватило времени, чтобы подцепить доспехи да оружие, достать из тулов луки. Я уже говорил, что мои блочные луки можно хранить с натянутой тетивой?

Мерный плеск вёсел о воду, размеренное дыхание гребцов, скрип уключин… в тумане проявились очертания лодии, резная голова коня на носу, низкосидящие, из-за перегруза, борта, чей-то негромкий, утомлённый, чуть осипший, хорошо различимый молодой голос:

— Коряга по носу, примай влево, багор подай.

Вперёдсмотрящий, замученный бессонной ночью, углядел нашу пирогу и принял её за плывущую по течению корягу. На Руси такое — повсеместно. Конечно, нынче не половодье, когда сходные «подарки речникам» стаями ходят. Но и летом отдельные экземпляры встречаются.

На ушкуе не табанили — продолжали равномерно опускать вёсла в воду. Видимо, кормщик просто сдвинул кормило. Рядом с коньком на носу лодки в тончающей пелене тумана забелело ещё одно пятно. Похоже, напарник с багром подошёл. Чтобы оттолкнуть топляк в нашем лице.

Тут Салман лёг на дно, растопырившись руками и ногами в борта нашего корыта.

Ух, как я не люблю бескилевые кораблики!

А мы с Суханом встали в рост. С изготовленными луками в руках.

У этих пирог глубина внутри — меньше колена. У ушкуев — по самые… «вам по пояс будет». Но они загружены с верхом. В воде сидят глубоко. И я с высоты своего роста, сквозь прицел своего лука спокойно наблюдаю все внутренности кораблика. А дистанция уже — шагов тридцать. То есть, для нормального лучника с нормальным инструментом — вообще ничего.

— Мой — левый. Пуск.

Двое на носу вякнули и улетели внутрь. Пара вёсел на борту встали вверх — гребцы со скамеек полетели. Ушкуй вильнул в одну сторону, в другую, довернулся к нам бортом, и ещё пара стрел легли в плохоразличимую шевелящуюся кучу людей в куче барахла.

Течение постепенно сносило нашу лёгкую лодочку ближе к новгородцам. Там вопили, дёргали в разные стороны вёсла. Деревянный стук, русский мат, женский взвизг, влажный ляп и волжский всплеск… Что-то выпало за борт.

В какофонии раздался, наконец, осмысленный командирский голос:

— Щиты! Топоры! Мать…

И захлебнулся. Уже был виден их главный, видно, как он потрясает топором и отшвыривает за шкирку в сторону какого-то из непроснувшихся ватажников. И улетает за борт — Сухан вогнал стрелу ему прямо в грудь. А я углядел, наконец-то, кормщика.

Дядя попытался спрятаться. Но среди толчков, сотрясавших лодку, он потерял шапку. Порозовевшая плешь светит в молочной пелене тумана как маячный огонь.

Бросить кормило, даже пытаясь укрыться от стрелка… Настоящий кормщик не отпустит рулевое весло даже в смерти. Его выгнуло от попадания моей стрелы. Вот так, «встав на мостик», спиной над бортом, с кормилом, плотно прижатым к груди, он и ушёл, плешью вперёд, в Волгу.

А мы с Суханом повторили. В общую смутно шевелящуюся толпу. И — по-третили.

Ушкуй развернуло поперёк течения, нашу лодочку уже принесло под борт к новгородцам, когда мы пустили последнюю пару стрел. В двух добрых молодцев, успевших ухватить щиты и топоры.

Всё чем могу: на такой дистанции лёгкие, круглые, типа мордовских, трёх-пятикилограммовые щиты речных шишей — стрелу не держат. Надо брать старославянские, трёх-пятипудовые. Не взяли? — «Лови, фашист, гранату».

Я закинул на борт ушкуя «кошку», упал на колени и подтянул лодочку к ушкую.

Факеншит! Чудом не перевернулись! Салман несколько преждевременно решил, что его роль балласта на дне этой… каноёвины — закончилась. Всё время, пока шла лучная стрельба, меня, честно говоря, больше волновала не возможность ответа или точность попадания, а та осиновая хрень, которая играла у нас под ногами. Почему, собственно, и Сухан не использовал свои сулицы — перевернёмся нафиг!

«Соколиный Глаз предложил Дункану и его спутникам сесть в носовую часть пироги, сам же поместился на корме — и стоял так прямо, будто под его ногами была палуба большого корабля, сделанного не из древесной коры, а из гораздо более прочного материала».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});