наливая чай, подвинув вазу с песочным печеньем.
– Но вы были как настоящий, – говорила Филлис, – может, вам никуда не ехать сегодня?
– Ещё чего не хватало. – Мистер Кларк свернул газету и положил на стол. – А если завтра тебе приснится, что я подавлюсь и умру, мне, что же, теперь не есть? – надкусил он печенье.
– Бог с вами, мистер Кларк, – отмахнулась она.
– Хорошо, – он облокотился на спинку стула и снисходительно улыбнулся.
Филлис знала эту улыбку. Так он улыбался соседским детям и местному разносчику газет, которого считал дурачком. Эта улыбка была для детей и идиотов.
– Говори, Филлис, – продолжал он улыбаться, – как я там умер в твоём этом сне?
– Вас сбила машина, – неуверенно пролепетала она.
– На территории кампуса? – смотрел он на неё, ухмыляясь.
– Я не знаю, – замахала на него Филлис, – я только видела вас в гробу… Ох, это ужасно.
– Сны – это проекция увиденного или услышанного за день, Филлис. Ты помнишь, что было вчера?
– А что было? – не могла она вспомнить.
– Вчера я приехал с работы и рассказал тебе, как какой-то придурок гонял на спортивной машине по территории кампуса, чуть меня не сбил, а после врезался в дерево.
– Точно, – выдохнула Филлис, – говорили…
– Вот видишь, сны – это всего лишь работа нашего мозга, – постучал он указательным пальцем по своему виску, – работа уставшего мозга, и всё…
И это было всё, что вспомнила Филлис, сколько лет прошло с тех пор…
Она сидела в кресле мистера Кларка и не могла вздохнуть. Она уже и забыла о том разговоре, как и о том странном сне.
8 глава
– Значит, кто стрелял, вы не видели?
– Не видел.
– Этот какой уже? – зашёл в кабинет второй следователь.
– Шестой свидетель.
Бармена, трёх посетителей и второго официанта они уже допросили. А я всё смотрел на часы.
– Судя по месту, на котором вы сидели, и месту, с которого был произведён выстрел, преступник мог целиться и в вас, мистер Мильтон.
Да, тут и полицейским быть не нужно…
– Но это только одна из догадок, так что вы раньше времени не волнуйтесь.
– Раньше какого времени?
– Но вот если покушение повторится…
– Отлично!
– Знаете, сейчас такое время, преступности много, сотрудников мало.
– Понятно.
– Скажите, недоброжелатели у вас были?
Ясно, что спрашивал он всё на автомате, а дело этой несчастной официантки он положит на дальнюю полку, как только все выйдут из участка.
– Нет, недоброжелателей не было.
Он взглянул в анкету первичного допроса.
– Здесь сказано, что вы репортёр.
– Да.
– Не писали ли вы в последнее время каких-либо компрометирующих статей?
– В последнее время не писал.
– Хорошо, – пометил он что-то у себя в записях. – Угрозы вам не поступали?
– Нет.
– Мы, конечно, ещё проверяем погибшую официантку, говорят, у неё были какие-то проблемы с бывшим парнем, может, это он хотел её убить. Но вам всё же нужно быть осторожнее.
– Это как?
– Если заметите кого-нибудь подозрительного, звоните, если вам начнут поступать письма, звонки с угрозами…
– И что вы сделаете? Приставите ко мне охрану?
Он посмотрел на остывший кофе и недоеденный пончик, что лежал в бумажной тарелке у его монитора, и, глубоко вздохнув, перевёл взгляд на меня.
– Нет, но мы будем обязаны рассмотреть ваше обращение и приобщить его к делу.
Я вышел из участка. Солнце уже почти скрылось за городскими высотками, лишь иногда проходя по их стенам и снова исчезая в тени.
Им нужна была газета. Тем, кто стрелял. Я так хотел, чтобы эту передачу увидел тот, кто нужно. Похоже, так и случилось, только наоборот. Иногда лучше сидеть на заднице ровно, лучше быть таким, как старик Хендерсон, равнодушным и больным. Может, оттого он и равнодушен к жизни, что вся его чёртова жизнь вертится вокруг его дряхлеющего тела. Эх, попадись мне эта новость о смерти мистера Кларка двадцатью годами позже, я бы тоже на всё наплевал.
Мне казалось, я слишком медленно шёл, почти не касаясь асфальта, мне казалось, я не чувствовал ног, так и было, они онемели от страха. Не очень-то хотелось в том признаваться, но знатно меня тряхануло, не каждый день пуля проносится в пяти сантиметрах от твоей головы. Мне казалось, на меня все глазеют, все смотрят и хотят выстрелить в спину. Между лопаток болело, металлический холод пробежал по спине. «Нужно где-то залечь», – думал я.
Вышел к дороге. Все машины со скоростью света пролетали передо мной, шурша колёсами, вопя клаксонами: тебя хотят застрелить, застрелить… не останавливайся, иди дальше…
Я решил, что, если не сяду в такси, меня точно убьют, вот сейчас на этом же месте, в центре города напротив участка. Может, так оно и будет лучше? Может, и не так это страшно – умереть? По крайней мере, официантка, которую застрелили, даже не поняла ничего. Страшно было потом, и не ей, а другим. Я посмотрел на дорогу, машины замедлили ход, поднял руку и поймал такси.
– Куда едем? – спросил гладкощёкий азиат.
Я вжался в заднее сиденье.
– Мистер?
– Если бы я сам хотел себя убить, где бы я себя караулил?
– Простите?
– На Восточную улицу, первый дом с конца переулка.
Улицы сменяли друг друга. Из приёмника кричал джаз, пахло какими-то благовониями и китайскими специями. Я открыл окно. Мы проехали то самое кафе, оцепленное красными лентами, оно всё ещё сверкало светодиодной вывеской, зазывая людей к себе.
Свежий воздух оказался не свежим, а с примесью пыли и бензина. Я закрыл окно и достал газету. С её старых страниц на меня смотрел Питер Кларк и его надгробие.
Эта чёртова газета была моей единственной связью с той реальностью, которую никто, кроме меня, помнить не хотел.
У дома на Восточной улице я был уже к вечеру. Здесь жил Энтони Паркер. Мой старый знакомый по колледжу, по студенческой жизни и постыдным воспоминаниям молодости, которые лучше забыть. Он был старым другом, а ещё выпивохой и шулером, которого я не раз вытаскивал из передряг. Он мог подделывать права и страховки, подписи и печати. Такие друзья всегда нужны, и, если перед кем-то встанет выбор иметь в друзьях полицейского или шулера, выбирайте второго. Он точно не подведёт. Паркер мог подсказать, где мне перекантоваться до… Интересно, до какого момента мне нужно было таиться? Пока меня не убьют? Значит, недолго осталось терпеть. Я достал телефон. Ни одного звонка. Видимо, никому и не было дела до смерти этого Кларка, кроме меня и того, кто хотел меня пристрелить. Я не видел Паркера уже около года.