— Вы говорите о моём отце! — предостерёг Иккинг, — а у него есть много превосходных качеств, как только Вы узнаете его поближе.
— Мне бы не хотелось подводить доброго старину Эла, — рассуждал Значимус, — но ты кажешься мне славным малым, и я думаю, что у Эла просто сложилось о тебе неправильное впечатление.
— Как он выглядит, этот Ваш Ужасно-Потрясный Эл? — задал вопрос Иккинг, уже уверенный, что знает ответ.
— Пятнадцать лет назад, когда я впервые встретился с ним, он был чрезвычайно красив, — вспоминал Значимус. — Высокий, тёмный, очень заботился о своих усах, даже в тюремных условиях. И в то время у него были все его КОНЕЧНОСТИ, с ними всё-таки удобно. Теперь… он не столь симпатичен. Лысый, набрал немного веса, крюк вместо руки, обрубок вместо ноги, повязка вместо глаза…
— ЭЛВИН ВЕРОЛОМНЫЙ, ПОКА Я ЖИВУ И ДЫШУ! — перебил Иккинг. — Вы дали свой камень рубинового сердца ЭЛВИНУ Вероломному!!!
Элвин Вероломный был заклятым врагом Иккинга и самым безнравственным, самым опасным человеком на Архипелаге. Иккинг предполагал, что он погиб, когда упал в море к тем Акулогадами, но, похоже, Элвин был человеком, которого трудно убить.
Это означало, что Валгалларама не вероломная предательница, как Значимус думал о ней. Элвин НИКОГДА не приносил ей камень рубинового сердца. Он присвоил его, а потом состряпал всю эту злобную ложь, которую он рассказал Значимусу: о том, как она выбросила камень в океан.
— Элвин, Кто? — безучастно переспросил Значимус. — Не понимаю, о чём ты говоришь.
— Элвин Вероломный — самый злобный человек на Архипелаге, — чётко повторил Иккинг.
— Ну, тогда это несправедливо. Эл понял тебя неправильно, Иккинг, но ты должен признать, кто может обвинить его после случая с Акулогадами и всего остального, — сказал Значимус. — Мне кажется, что если бы вы, парни, встретились, вы бы наверняка поладили.
Иккинг сидел и напряжённо думал, что же ему теперь делать.
— Теперь я понимаю, почему Старый Сморчок сидит в той дыре, — пробормотал Иккинг.
— Кто это, Старый Сморчок? — оживился Значимус.
— Старый Сморчок — отец Валгалларамы, — пояснил Иккинг, — и мой дедушка. Должно быть он тот, кто поставил Вам Невозможную Задачу найти Огне-Камень.
— ХА! — с горечью сказал Значимус. — Весь этот бардак с самого начала из-за него!
— Он, очевидно, тоже это чувствует, — не стал возражать Иккинг. — Где-то около месяца тому назад он начал говорить о некоторой ГИБЕЛИ, надвигающейся на всех нас, и что всё это его вина, потому что он вмешался в Судьбу. А потом он сказал, что собирается принять Обет Молчания и сидеть в пещере, пока всё не закончится, хорошо или плохо, чтобы он снова не вмешался и не наделал худших бед.
— Ни один из нас не придал этому значения в то время, — продолжил Иккинг, — потому что Старый Сморчок немного чудаковат… Но теперь мне всё совершенно ясно. Я пойду и посоветуюсь с ним. Что будет довольно-таки мудрёно, при его Обете Молчания, но я должен попробовать.
Иккинг разбудил Беззубика, пристроил сонного дракончика на плечо и повернулся к Значимусу:
— Вы идёте? Вы Всё Ещё мой ТелО’Хран.
Значимус покраснел.
— Ты уверен, что всё ещё Хочешь, чтобы я был твоим ТелО’Храном?
— Ну конечно, — искренне удивился Иккинг. — Думаю, что Вы — превосходный ТелО’Хран. Даже когда Вы пытались убить меня, Вы восхитительно меня спасали от самого себя. Это было даже прикольно! Ладно, кто старое помянет, тому зуб вон!
Печальное лицо Значимуса Исключительного просветлело. Он улыбнулся.
Они пожали друг другу руки.Время отмеряет мой путь.Вулкан трясёт меня ежедневно.Однажды он вытряхнет меня
Прямо из моей раковины, и я ВСПЫХНУ ВОВНЕ испепеляющими красными когтями и затем…
Огонь выплеснется, как вода,Вниз по горным склонам.Деревья будут потрескивающими свечами,Гладящими небо огненными пальцами.И я превращу все цветы и МелочёвкуВ пепел и прекрасную пыль.
9. КАК СОВЕТОВАТЬСЯ С ТЕМ, КТО ПРИНЯЛ ОБЕТ МОЛЧАНИЯ?
Пещера Старого Сморчка была высушенным старым колодцем около шести футов в ширину и довольно-таки глубоким. Иккинг навещал его каждый день: приносил ему еды.
Иккинг осторожно спустился по лестнице. Было просто здорово скрыться от вязкой жары, и чем ниже он спускался, тем прохладнее становилось. Его дедушка уже бодрствовал и курил трубку, сидя на маленьком табурете.
— Я должен сказать, — начал Иккинг, когда уселся рядом с дедушкой, — тебе везёт с погодой. Обычно летом эта дыра заполнена водой и грязью, — он смущённо прокашлялся. — Я только что узнал о Значимусе… и об Огне-Камне… и Вулкане… и обо всём, что произошло пятнадцать лет назад.
Дедушка отвернулся от Иккинга.
— Только я не понимаю, Почему Элвин Вероломный хочет убить меня? — громко поинтересовался Иккинг. — Он мог бы просто тихо сидеть на Острове Лава-Мужланов, ожидая извержения Вулкана. Может быть, он боится, что я спутаю все его планы?… Но что я МОГУ сделать? Я ведь не могу помешать вулкану взорваться!
Старый Сморчок на секунду перестал курить, поднял одну из книг и пролистал её. Он нашёл, что искал, и указал костлявым пальцем.
ЗАГАДКА ОСТРОВА ЛАВА-МУЖЛАНОВ — прочитал Иккинг.
Через открытое окно донёсся чистый звук рога, созывая всех Викингов на Сборище. Собрание, на котором позволялось говорить только тому, кто в данный момент держал Огне-Камень… тот самый Огне-Камень, который Стоик Обширный выкрал из Вулкана, чтобы завоевать руку Валгалларамы, Очень Красивой пятнадцать долгих лет назад.
— ОГНЕ-КАМЕНЬ! — осенило Иккинга. — Может быть, если мы ВЕРНЁМ Огне-Камень Вулкану, мы сможем остановить его извержение! Не волнуйся, Дедушка, — пообещал Иккинг, — я всё исправлю.
И Иккинг поднялся по лестнице назад, в реальный мир.
10. СОБРАНИЕ СБОРИЩА
Сборище было прогрессивным шагом для Племён Викингов.
Оно проводилось в гигантской округлой впадине на склоне Огромного Холма. Чтобы сделать огромный амфитеатр, прорезали ступени по впадине, а на ступенях вырос вереск, и сидеть было также удобно, как на упругом диване, но, к сожалению, не в этот раз: из-за обстоятельств вне контроля организаторов этот вереск недавно был сожжён до тла.
Каждый викинг должен был оставить своё оружие в большой куче, прежде чем войдёт в амфитеатр (во избежание травматизма во время бурных дискуссий).
Там уже был Кишкемот Убийственный, погружённый в беседу с Пирамидоном Остолопом, и его сын Бандюг. Норберт Сумасброд, Вождь Истериков, нервно накручивал бороду: ему пришлось оставить свой топор снаружи, и теперь он не знал, куда деть руки.
Был там и Граббит Злохмурый, пытающийся спрятаться от Большегрудой Берты, потому что он угнал несколько её оленей пару месяцев назад, а молотобойные кулаки и удушающая грудь Большегрудой Берты были Ужасом Архипелага.
И Безнадёжный Тупица, затеявший кулачный бой с Мегаболваном Горой, потому что Мегаболван посмеялся над его ярко-жёлтыми лосинами.
И была Камикадза, крошечная, с всклокоченными волосами дочь Большегрудой Берты, осторожно запускающая Зудяшек Граббиту сзади в штаны (а он даже и не замечал этого), в тайном возмездии за кражу оленей, упомянутую выше.
Повсюду, на земле и в воздухе, были драконы Викингов: рыкающие друг на друга, визжащие, сбивающие людей, бегая у них по ногам (между ног, под ногами) и растаскиваемые хозяевами, когда затевали драконьи поединки.
И в центре первого ряда этого великолепия из ссор, криков, мускулистых людей восседал Стоик Обширный, его грудь раздувалась от важности, лопаясь от гордости и достоинства.
Перед ним был маленький постамент, а на постаменте был Огне-Камень.
И ОН, Стоик Обширный, украл этот Камень собственными толстыми руками, что делало ЕГО Большим Человеком на этом мероприятии.
Сборище не могло проводиться без Камня.
Для того чтобы говорить, надо держать Камень. Это придумали, чтобы все не говорили одновременно.
Мятый Косматый Библиотекарь дунул в рог. Он взял золотой Огне-Камень в свои старческие опытные руки.
— ИГРОКИ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗАЙМИТЕ СВОИ МЕСТА НА ПОЛЕ! — с одышкой прохрипел он.
Лучшие Воины от каждого Племени шагнули вперед, поигрывая мускулами.
Амфитеатр взорвался шумом: каждый сидящий на закопчённом сидении завопил в поддержку собственного Племени.
— ВПЕРЁД, ОСТОЛОПЫ, ВПЕРЁД!
— УБЕЙТЕ ИХ, РАЗДОЛБАИ, УБЕЙТЕ ИХ!
— ГО-СТЕ-ПРИ-ИМЦЫ, ГО-СТЕ-ПРИ-ИМЦЫ, ГО-СТЕ-ПРИ-ИМЦЫ!
и т. д., и т. д., и т. д.
Мятый Косматый Библиотекарь снова дунул в рог и вбросил Огне-Камень на поле.
И тут началось… Воины на поле толкались и отпихивали друг друга, а болельщики на скамьях орали во всю мощь своих лёгких и едва удерживались от того, чтобы не ринуться на поле и не присоединиться к всеобщей свалке.