Читать интересную книгу Дикая кошка - Густав Эмар

И положив на руку испанца тяжелый замшевый кошелек, наполненный золотым песком, спросил его:

– Могу ли я полагаться на тебя?

– Можешь, – ответил тот, пряча кошелек в свое пончо.

– Будь верен мне, – продолжал вождь. – Если изменишь мне, я жестоко отомщу.

Толстяк кивнул головой и, переговорив между собою шепотом, оба злодея расстались, по-видимому, довольные друг другом. Овициата возвратился в лагерь, а испанец продолжал свой путь к лесу.

Это был человек, по имени дон Жозуе Малягрида. Пятнадцать лет управлял он огромными поместьями тетки донны Мерседес. Подлый скряга, злобный до низости и завистливый, легко сделался слепым орудием в руках Овициата и его шпионом.

ГЛАВА IV

Дон Жозуе Малягрида

Наступили первые дни ноября, которые индейцы называют такиука-они (луна козленка).

Стоял один из тех золотых и ясных дней, каких не бывает в нашем холодном климате. Солнце сильно жгло и освещало камешки и песок сада прекрасного дома в городе Санта Роза де лас Андес.

В роще апельсиновых и лимонных деревьев, покрытых цветами, приятное благоухание которых наполняло воздух, в чаще кактусов и алоэ спала молодая женщина, небрежно разметавшись в гамаке из волокон формиума, подвешенном между двумя апельсиновыми деревьями.

Откинутая назад голова, развязанные и в беспорядке рассыпавшиеся по ее груди длинные волосы, слегка полуоткрытые коралловые губки, сквозь которые была видна ослепительная эмаль ее зубов, Мерседес – потому что это она, спала таким безмятежным сном, была прекрасна; в чертах ее отражалось счастье, слегка нарушаемое страданиями и болями вследствие беременности, близкой уже к разрешению. Она около года была уже замужем и во все это время ни одно облачко не омрачало ясного горизонта ее тихой и спокойной жизни.

Дон Дьего был произведен в генералы и получил высокий пост в чилийской армии. Его уже около двух месяцев не было дома; но в то время, с которого мы начинаем вновь наш рассказ, он уведомил о своем возвращении, и жена с нетерпением ожидала его.

Было уже около полудня; ветер не шелестел даже листьями; солнечные лучи, падая отвесно, до того невыносимо жгли, что все удалившись в сады или в отдаленнейшие покои своих домов, предавались сну. Было время сиесты.

Между тем недалеко оттуда, где, улыбаясь, спала донна Мерседес, раздался шум шагов, сначала чуть заметный, но затем все более и более отчетливый; раздвинулась листва, и сквозь нее показалось толстое лицо и толстейшее тело дона Жозуе Малягрида.

Почтенный управляющий был в широких панталонах из белого холста, в камзоле из той же материи, в соломенной шляпе с широкими полями; лицо его было красное как игония; он сильно потел и дышал как бык.

– Уф! – сказал он, останавливаясь для того, чтобы перевести дыхание, в нескольких шагах от койки донны Мерседес. – Она спит, прелестная сеньора.

И со злобной улыбкой добавил:

– Как жалко будить ее!

Потом, обтерев тонким батистовым платком пот, который лился по его лицу, он продолжал сердито:

– Черт возьми это животное, которое осмелилось назначить мне в подобное время свидание вместо того, чтобы дозволить мне спокойно наслаждаться сиестой, как это делает в настоящее время всякий честный человек; я прекрасно знаю, что таким образом мы не рискуем, чтобы нас обеспокоили, потому что все спят теперь, даже и сторожевые собаки; но, несмотря на это – это неприятно. Идем! – сказал он, вздохнувши с сожалением.

И он вышел из беседки, бросив на молодую женщину последний взгляд ненависти и зависти.

Он шел некоторое время осторожно, с трудом пробираясь между деревьями и кустарниками, которые делались все гуще и гуще по мере того, как он подвигался в чаше.

Наконец, дойдя до места настолько отдаленного от дома, что его невозможно было увидеть, он с величайшим вниманием осмотрел все вокруг, но успокоившись тишиной и полнейшим уединением, в котором он очутился, он снял свою шляпу, обтер своим платком лицо; подышав немного, он два или три раза глухо произнес: «Гм», потом наклонился и удивительно непохоже крикнул пронзительным и диким голосом водяного кобчика. Подобный же крик отвечал ему тотчас. Легкий шум раздался среди листьев, и ветви кустарника тихонько раздвинулись; сначала показалась голова, потом плечи и наконец все тело индейца, который одним прыжком очутился около толстого управляющего.

– Эх! Мой друг, – сказал Малягрида, – вы скоро ответили на сигнал.

– С самого утра я лежал в высоких травах, – лаконически ответил дикарь, в котором легко можно было узнать техюэля по орлиному перу, которое он носил на своей военной туфе.

– Я не мог прийти раньше, – возразил мажордом, – никто не спал в доме, я ожидал, пока они не заснут.

– Оах! Мой брат благоразумен.

– Благоразумие есть мать безопасности, как говорят; но прежде всего, скажите мне, почему Овициата не явился сам на указанное им место?

– Овициата вождь, его избрали в великие токи техюэлей, с тех пор как отец его Ононтхио отправился на охоту в луга блаженных Эскеннане (индейский рай) с Мишабу (Богом) и праведными воинами.

– Я догадываюсь о том, что вы хотите сказать, но...

– Я брат его! Шунка-Эти (Скачущий Олень), – сказал индеец с гордостью, бесцеремонно перебивая Малягрида, – и чего не может сделать вождь, то сделаю я вместо него.

– Ну, это касается его; итак, чего он желает от меня?

– Овициата спрашивает, почему его белый друг не исполняет своего обещания?

– Карамба! – воскликнул Малягрида. – Потому что мой друг краснокожий не исполняет своего обещания.

– Что обещал мой брат токи великий вождь, чего он не отдал тебе?

– Мешок золотого песка, пардье! Он это знает!

– Вот он!

И индеец, отвязав довольно тяжелый мешок от пояса, бросил его под ноги управляющего. Тот с жадностью схватил его и не мог удержать восклицания радости.

– Наконец-то! – сказал он.

Но индеец, быстро положив руку на мешок, остановил Малягриду в то время, когда тот хотел опустить его в широкий свой карман; мажордом взглянул на техюэль-ского воина с удивлением.

– Получая, отдают, – сказал Шунка-Эти с иронической улыбкой.

– Это правда, – ответил испанец.

И вынув ключ из своего кармана, он передал его индейцу.

– Оах, – воскликнул тот, – мой брат будет доволен!

В это время смешанные голоса, между которыми слышалось несколько раз повторенное имя Малягриды, раздались у дома и перебили разговор двух злодеев.

Индеец пополз, как змея, и исчез в чаще в то время, как мажордом, встав, направился большими шагами.

Едва оба эти типа, разговор которых мы передали читателю, исчезли, как вдруг между листьями кустарника соседнего от того, в котором они назначили друг другу свидание, показалось лицо Перикко.