Таким образом, изгнание Каина в пустыню воспроизводит на ином уровне изгнание Адама из рая. Объективный (а не традиционный) подход к мифу позволяет обнаружить, что источником проблемы было отторжение Богом Каина без очевидной причины или повода. В Библии сказано, что Авель был пастырем овец, а Каин был земледелец. Можно предположить, что Каин внедрял сельское хозяйство в обществе скотоводов. Тогда это объяснило бы каиново отторжение. Он был новатором и поэтому разделил характерную участь всех тех, кто пытался познакомить с новой ориентацией застывшее общество, которое боится перемен. Во всяком случае, Каин являет собой архетипическую фигуру, олицетворяющую опыт отторжения и отчуждения. Характерно, что его реакция на неумеренное иррациональное отторжение проявляется в виде насилия. Невыносимое переживание отчуждения и отчаяния неизбежно сопровождается насилием. Насилие может принимать либо внешнюю форму, либо внутреннюю. В крайних формах это означает либо убийство, либо самоубийство. Суть заключается в том, что в основе любого проявления насилия лежит переживание отчуждения, слишком сильного отторжения, чтобы его можно было вынести.
В психиатрической больнице я встретился с пациентом, который переживал миф Каина. Начиная с раннего детства, основной проблемой и центральной темой его жизненного опыта было соперничество со своим старшим братом. Его брат был любимцем обоих родителей. Он был удачлив во всем, за что бы он ни брался. Этот фаворитизм был настолько очевиден, что родители обычно обращались к пациенту, употребляя имя брата. Такое отношение, разумеется, приводило пациента в ярость, поскольку фактически оно означало, что родители не воспринимали его как отдельную личность, и в их глазах он практически не существовал. У пациента осталось ощущение горечи, разочарования и своей абсолютной никчемности. О степени идентификации пациента с "отверженным" свидетельствует его реакция во время просмотра фильма "К востоку от Едема", поставленного по роману Джона Стейнбека. Сценарий фильма представляет собой современную трактовку темы Каина и Авеля. Жили два брата, один из которых был любимцем отца, а другой—отверженным. Сильная идентификация с отвергнутым братом вызвала у пациента настолько острое чувство тревоги и страдания, что он был вынужден покинуть зал посреди фильма.
В дальнейшем пациент женился, но отношения с женой не сложились. У его жены был роман с другим мужчиной. Эта ситуация в полной мере возродила старую тему отверженности. Он попытался убить жену, но не убил. Спустя некоторое время он попытался покончить жизнь самоубийством. Первая попытка была неудачной, но, в конечном счете, с третьей попытки ему удалось осуществить это самоубийство. Таким образом, он изжил до конца свою мифологическую судьбу.
С внутренней точки зрения, между убийством и самоубийством существует незначительное различие. Единственное различие заключается в направлении движения деструктивной энергии. В депрессивном состоянии человеку нередко снятся сны, связанные с убийством; сновидец внутренне убивает себя. Такие образы сновидений свидетельствуют о том, что, в сущности, убийство и самоубийство символизируют одну и ту же вещь.
В Библии упоминается еще один персонаж, олицетворяющий состояние отчуждения. Это Измаил. Измаил был незаконнорожденным сыном Авраама от служанки Агари. Когда родился законный сын Исаак, Измаил со своей матерью был изгнан в пустыню. Тема незаконнорожденности составляет один из аспектов переживания отчужденности. В действительности незаконнорожденные дети обычно испытывают серьезные проблемы, связанные с отчуждением. Такую проблему можно было бы назвать комплексом Измаила.
В книге Мелвилла "Моби Дик" приведен прекрасный пример исследования комплекса Измаила. Главного героя романа зовут Измаил. Книга описывает чередование состояний инфляции и отчуждения. Приведем первый абзац "Моби Дика":
"Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад,—когда именно, неважно,—я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось да ier, a на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны. Это у меня проверенный способ развеять тоску и наладить кровообращение. Всякий раз, как я замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе у меня воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начал останавливаться перед вывесками гробовщиков и пристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии; в особенности же, всякий раз, как ипохондрия настолько овладевает мною, что только мои строгие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно и старательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправиться в плавание, и как можно скорее. Это заменяет мне пулю и пистолет. Катон с философическим жестом бросается грудью на меч,—я же спокойно поднимаюсь на борт корабля. И ничего удивительного здесь нет. Люди просто не отдают себе в этом отчета, а то ведь многие рано или поздно по-своему начинают испытывать к океану почти такие же чувства, как и я".
Все, что происходит в этой книге, логически вытекает из первого абзаца. Вся трагическая драма насилия и инфляции развивается из первоначального состояния отчуждения и самоубийственного отчаяния. Здесь содержится пример короткозамкнутого цикла, состояния отчуждения, которое возвращает индивида к инфляции с вытекающими отсюда катастрофическими последствиями.
Другие классические произведения также начинаются с описания состояния отчуждения. Данте начинает "Божественную комедию" следующими строками:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще"
Гете также начинает своего "Фауста" с описания состояния отчуждения. В первой сцене Фауст говорит о чувстве опустошенности и бесплодности:
Ах! Назло своей хандре
Еще я в этой конуре,
Где доступ свету загражден
Цветною росписью окон!
Где запыленные тома
Навалены до потолка...
Гельдерлин описывает переход от ребенка к взрослому как переход от неба к пустыне:
Благословенны золотые мечты детства!
Их сила скрыла от меня унылую бедность жизни.
Вы помогли расцвести всем добрым семенам сердца
Вы дали мне все недостижимые вещи!
О, Природа! В твоей красоте и в твоем свете
Свободно и непринужденно
Плодотворная любовь достигла царственного положения,
Богатого, как урожаи в Аркадии.
То, что взрастило меня, мертво и рассечено,
Погиб юный мир, служивший мне щитом,
И грудь, вмещавшая небо,
Иссохла и мертва, как поле со стерней".
Мы не испытываем недостатка в современных описаниях состояния отчуждения. Действительно, они встречаются так часто, что наш век вполне можно было бы назвать веком отчуждения. Возьмем в качестве примера несколько фрагментов из сборника "Бесплодная земля" Т.С. Элиота:
Какие корни цепляются за эту груду щебня?
Какие ветви прорастают из нее? Сын человеческий,
Ты не способен ответить на вопрос, ибо ты знаком
Лишь с грудой разбитых образов, где солнце безжалостно светит,
Сухое дерево не дает убежища, сверчок не знает устали.
В иссохшем камне не слышен звук воды.
Здесь нет воды. Здесь только скалы.
Здесь скалы, ни капли нет воды, песчаная дорога.
Дорога вьется вверх средь гор,
Скалистых гор, без капли влаги.
Если бы там была вода, мы бы остановились и напились.
Средь скал нельзя остановиться и задуматься.
Пот высох, ноги в песке.
Если бы только вода была средь скал.
Иссохшая пасть гор не способна даже плюнуть.
Здесь невозможно ни стоять, ни лежать, ни сидеть.
В горах нет даже тишины.
Здесь только гром сухой, ни капли нет дождя.
В горах нет даже одиночества.
Из дверей растрескавшихся мазанок
Лишь рожи красные скалятся глумливые.
Это очень сильная поэма. В ней отражаются характерные для нашего времени индивидуальные и коллективные формы отчуждения. Вне сомнения, "груда разбитых образов" относится к традиционным религиозным символам, утратившим для многих людей свой смысл. Мы живем в пустыне и не можем найти источник животворной воды. Горы изначально были местом встречи человека с Богом. Теперь в горах лишь сухо гремит гром, не принося дождя.