Читать интересную книгу Лучше поздно - Mummica

Так вот откуда эти странные бурые потеки на ногах - и вот что он имел в виду, говоря о моем желании продлить удовольствие.

Его насиловали на допросах, насиловали жестоко - и он думает, что я тоже собираюсь это с ним сделать?!

- Впечатляюще выглядит, не правда ли? - глухо выговаривает Снейп, не глядя на меня. - Вижу, вами этот метод еще не опробован. Ничего, уверен, все у вас впереди.

Не ответив - а что тут можно ответить?! - я в каком-то странном оцепенении наблюдаю, как он входит в душевую кабину, открывает воду и какое-то время просто стоит под теплыми струями, как, морщась, распутывает слипшиеся от крови волосы на виске, как осторожно смывает с тела кровь и присохшую грязь, и в голове крутятся всего два слова.

Так нельзя.

Мерлин, так нельзя обращаться даже со Снейпом, пусть даже он стократ заслужил подобное. Каким бы он ни был гадом, обращаться с ним таким образом - это значит попросту уничтожить в себе все человеческое. Впрочем, авроров оправдывает тот факт, что они не считают его человеком, как, впрочем, и я не считал - до сегодняшнего Веритасерума.

Потому что мразь и нелюдь не может убить - и прийти в ужас от содеянного, а я видел сегодня, как плескался этот ужас в запавших черных глазах, когда он говорил о Дамблдоре.

Интересно, на что, собственно, рассчитывал Блэкстон, поручая мне унижать его, чтобы подавить волю? Какое унижение может быть страшнее того, что с ним уже сделали - и продолжают делать?! Впрочем, после всего он, возможно, действительно на грани, и каждое новое унижение может стать той самой последней каплей и окончательно сломить его. Вот только - и я вдруг предельно ясно осознаю это - мои действия этой последней каплей не станут.

Я буду присматривать за ним на уроках, чтобы он не навредил детям. Буду конвоировать его на допросы и обратно и не собираюсь давать ему никаких поблажек. Но намеренно унижать его я не буду - просто потому, что хочу сохранить в себе человека.

А инструкции… их не обязательно выполнять буквально. Совсем не обязательно, например, беспрерывно пялиться, можно встать вот так - вполоборота, скорее угадывая, чем видя, что он делает. Можно познакомиться поближе с темно-зеленым узором на плитке, которой облицованы стены ванной - ох, чувствую, скоро я изучу этот узор лучше, чем любимую книгу о квиддиче. Можно, наконец, подумать о том, чем мне заняться завтра, пока его будут допрашивать…

Вода перестает шуметь, но я не оборачиваюсь, продолжая изучать пространство ванной - и взгляд вдруг останавливается на смятом влажном полотенце, валяющемся в углу. Черт, можно было сообразить, что это ему тоже понадобится...

- Я могу воспользоваться вашим полотенцем? - его тон очень спокоен, но в голосе звенит скрытое напряжение. Странно, он не мог не заметить, что я почти отвернулся, а сейчас вообще на него не гляжу - так с какой стати напрягаться?

Или он все еще думает, что я захочу?..

- Пользуйтесь, - отвечаю я сквозь зубы и поспешно добавляю: - И успокойтесь - я к вам не притронусь.

Не знаю, поверил ли он - он молчит, а его лица я не вижу. Да и какое мне, собственно, дело… Я искоса наблюдаю, как он неуклюже поднимает полотенце и начинает осторожно промакивать влагу, морщась, когда ткань касается свежих рубцов… черт, как же он медленно это делает! Едва дождавшись, пока он обернет полотенце вокруг тощих бедер, я нетерпеливо оборачиваюсь:

- Вы наконец закончили?

- Не совсем, - произносит он все с той же напряженной интонацией. - Мне, - он на мгновение запинается, но твердо заканчивает, - мне нужно в туалет. И если ваши инструкции не предполагают наблюдение за отправлением естественных надобностей, я предпочел бы, чтобы вы отвернулись. Это, знаете ли, слишком интимный процесс.

Закончив свою тираду, он надменно вздергивает подбородок, выжидающе глядя на меня, и я против воли чувствую восхищение. Черт возьми, вот это характер. Он стоит здесь, еле держась на ногах, изможденный, практически голый, мокрые волосы свисают неопрятными сосульками - но в глазах почти вызов, тонкая черная бровь надменно приподнята и руки скрещены на груди в таком знакомом высокомерном жесте.

Пусть. Пусть цепляется за свое призрачное достоинство. В конце концов, это все, что у него осталось.

- Да, мои инструкции предполагают наблюдение за вами, даже когда вы заняты столь интимным делом, - будничным тоном сообщаю я. - Но я тут подумал… Где находится унитаз, вы знаете, как им пользоваться - помните, и ваша амнезия на применение туалетной бумаги, надеюсь, не распространяется. Так что я пошел спать. Советую не задерживаться - через пять минут я гашу факелы.

Выходя из ванной, я все-таки не могу отказать себе в удовольствии и не взглянуть напоследок в его ошеломленное лицо. Кажется, он пытается что-то сказать, но, шевельнув было губами, плотно сжимает их.

Странное дело - уступив, чувствовать себя победителем, сонно думаю я, с наслаждением вытягиваясь на огромной кровати. Может быть, это потому, что впервые на моей памяти я заставил Снейпа потерять дар речи. А может быть, потому, что каким-то шестым чувством я понимаю, что действую правильно.

И, как знать, вдруг мой метод окажется эффективнее блэкстоновского. А правила… я их и в школе постоянно нарушал, не привыкать.

Я гашу факелы, едва Снейп входит в комнату, оставив только маленький светильник, и устало закрываю глаза. Лениво прислушиваюсь, как он возится, укладываясь в своем углу, и соображаю, не может ли случиться ночью каких-нибудь неприятных неожиданностей. Из спальни ему не выбраться - на дверь я наложил запирающее заклятье. Правда, он не в наручниках и может свободно ходить по комнате, но, поколебавшись, я все же решаю не огораживать кровать Щитовыми чарами - сам спросонья перепугаюсь. Не придушит же он меня, в конце концов. Скорее, это я могу забыть, в каком углу он спит, и наступить на него ненароком, но у меня до сих пор не было привычки разгуливать по ночам.

Ах да, он говорил, что после Веритасерума случаются галлюцинации… Кто же ему может привидеться? Дамблдор? Усилием воли я отгоняю воспоминание о тихом хриплом голосе, произносящем фразы, от которых пробирает дрожь и хочется выть. Хватит. Я не могу думать об этом сегодня.

Спать. Теперь только спать. Остальное - завтра.

Глава 3. Понедельник, 24 ноября.

Без четверти девять. Я сижу в кабинете директора, ожидая минуты, когда смогу отправиться в Министерство за Снейпом. Сам не знаю, зачем я пришел сюда так рано. Наверное, Макгонагалл поняла это лучше, потому что, едва взглянув на меня, без долгих расспросов принялась поить чаем.

Фарфоровые чашки на клетчатой скатерти исходят ароматным паром. Это дамблдоровский сервиз, я хорошо его помню, и если какое-то время смотреть только на чашку, наблюдая за плавным вращением чаинок, то может показаться, что ничего не изменилось - протяни руку и возьмешь из хрустальной вазочки горсть лимонных долек, а напротив добродушно улыбается прежний хозяин кабинета. Но вместо любимого лакомства Дамблдора на столе жестяная коробка с шоколадными дракончиками, и Макгонагалл, стараясь сделать это незаметно, подталкивает ее ко мне - наверное, думает, что я постесняюсь и откажусь от угощения.

Раньше мне редко предлагали эти печенья. Точнее, всего один раз - когда мой строгий декан решила, что после стычки с Амбридж я срочно нуждаюсь в утешении. И что-то мне подсказывает, что в ближайшие дни ей не раз захочется снова угостить меня этим кулинарным шедевром, даже если я изо всех сил буду стараться выглядеть довольным жизнью.

Потому что через неделю такой веселой жизни мне, пожалуй, захочется повеситься.

И это при том, что проблем у меня с ним сегодня почти не было. А те, что были, можно всецело считать его проблемами.

Когда я проснулся, то обнаружил, что он уже полностью одет и сидит в кресле у камина, ко мне спиной, откинувшись на высокую спинку. Испытывая непонятную неловкость от того, что он может, обернувшись, увидеть меня неодетым, я, злясь на себя за это чувство, наскоро натянул джинсы и свитер, умылся, не глядя больше в его сторону, и вышел в гостиную. Там меня ждал сюрприз - огромный поднос с горой всяких вкусностей, а из-за столика выглядывала испуганная физиономия Добби. Эльф торопливо пропищал, что принес сюда завтрак по просьбе директора, и испарился так быстро, что я даже не успел расспросить его о причинах такого испуга. Хотя… чего там, все ясно. Со дня убийства Дамблдора домовые эльфы, искренне преданные директору, ненавидят и боятся его убийцу.

Как всегда, при мысли о Снейпе настроение стало отвратительным. Я без всякого аппетита сжевал тосты и яичницу с беконом и, бросив взгляд на часы - до первой пары двадцать минут, ублюдок вполне успеет поесть, если поторопится - снова вошел в спальню и увидел, что он так и сидит в кресле, только теперь в странной, нетипичной для себя позе - сгорбившись и опустив голову на руки.

Ни на приказ подняться, ни на раздраженный окрик он не отреагировал, и поднял голову только тогда, когда я, подойдя к креслу вплотную, резко тряхнул его за плечо. Похоже, он только теперь меня услышал. А когда я увидел его лицо, по спине невольно побежали мурашки - я помнил слова Блэкстона о самоубийстве, а это лицо - точнее, посмертная маска с пустыми мертвыми глазами - было лицом человека, готового в любой момент покончить с собой. Впрочем, уже в следующую секунду это вгоняющее в дрожь выражение быстро, как меняется изображение на переводной картинке, сменилось привычной брезгливой иронией. Ну и плевать, будто мне есть до нее дело.