Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем водитель притормозил у милицейской будки и о чем-то поболтал с милиционером. По тому, как милиционер пожимал плечами и разводил руками, было яснее ясного — об улице Хлебной он и слыхом не слыхивал.
Стали курсировать от улицы к улице. Выходя, смотрели таблички на домах, садились в машину, ехали дальше. Ни водитель, ни его внушительного вида спутник ничем не выказывали своего раздражения по поводу пресловутой Хлебной улицы. Словно им все равно было куда ехать, сколько времени и бензина на это потратить.
На Настины разговорные провокации эта парочка не поддавалась.
В эту ночь девчонки накатались досыта. Первой не выдержала Саша — подала голос с заднего сиденья:
— Может, домой, а, Насть?
Настя, взмокшая от своих журналистских усилий, с радостью согласилась. Угрюмая парочка подвезла их прямо к подъезду общежития, молча кивнула на прощальные приветствия и уехала. Девчонки в гробовом молчании поднялись к себе на этаж. Молча разделись. Рухнули на постели и.., уснуть не смогли. Промаявшись полчаса без сна, принялись терзать друг друга вопросами.
— А может, они бандиты? Ездят и высматривают, что бы или кого бы грабануть?
— Ага! Так бы они к милиционеру запросто подошли бы!
— Да… Слушай, а может, они голубые? Им с нами просто неинтересно разговаривать!
— А чего тогда они нас всю ночь по городу таскали? Из доброты душевной?
Настя села на кровати, поджала под себя ноги.
— Честно говоря, Сашка, меня водитель просто заинтриговал! У него лицо такое… Приятное. И прикид клевый. Классный мальчик. Только ужасно нервный — все курит и курит и назад оглядывается, словно за ними кто-нибудь гонится. Но ведь не гнался же никто!
— А откуда ты знаешь? Лично у меня сразу возникло ощущение, что они что-то натворили.
— Пристукнули кого-нибудь!
— Может, и пристукнули, — без тени улыбки отозвалась Саша. Помолчав, добавила:
— Вспомни, как Миша из-за ларька вынырнул. Типа он поджидал там машину. Не на свету стоял, заметь, а в темноте. Прикинь! У них все продумано. И нервничали они ненормально!
— Вот именно! И нас только для отвода глаз он в салон посадил. Если на них подозрение упадет, то алиби железное: всю ночь катали двух ненормальных, Хлебную улицу искали. И мы теперь, прикинь, свидетели!
— Это все ты со своим журналистским прибамбасом! Нужно было сразу домой! А ты: Хлебная, Хлебная?
— Значит, я одна виновата? А тебе кататься не нравится? Ну, не нравится?
— Я не об этом? Теперь они и адрес наш знают! А если они настоящие преступники? По-любому они захотят свидетелей убрать. Как тогда?
— Да ты что? Какие мы свидетели?! Что мы видели? Мы не видели ничего!
— Ага, ничего! А что там, за ларьком? Может, там труп валяется? Все, мы влипли!
На девчонок наползла паника. Поддавшись ее заразному беспокойству, они включили свет и переставили кровати подальше от дверей. Уснули под утро, и первое, что было поутру, — все те же вопросы, посвященные ночному приключению. Только теперь, при дневном свете, на событие хотелось смотреть по-другому.
— Ты знаешь, — мечтательно протянула Настя хриплым от сна голосом, — а мне Вадим понравился. Что-то в нем есть.
— Да, хорошо молчал, — съехидничала Саша.
— Нет, правда! Это нервное молчание… В нем что-то таится… Ой, Сашка! Смотри, сколько времени!
Настя вскочила и заметалась по комнате как ошпаренная.
— Опоздала! К репетиторше своей опоздала! Она меня убьет! Она меня морально изничтожит!
— Да ладно… Тебя послушать, так она — абсолютная вампирка. Ты все преувеличиваешь. Кстати, мне тоже нужно бежать. На рынок, а потом — к маме.
— Как она? Лучше?
Настя скакала на одной ноге, пытаясь впрыгнуть в комбинезон.
— Все так же.
В разговоре о матери Саша оставалась все такой же немногословной, как и раньше. Она очень неохотно обсуждала эту тему. Но регулярно, каждый день после обеда ходила навещать свою мать. Ей редко удавалось разговаривать с ней. Чаще мать спала, приняв снотворное. Саша чувствовала, а возможно, ей только казалось, что присутствие дочери напрягает Лику. Мать вела себя так, будто в доме посторонний человек, и мучительно искала темы для бесед. Саша и сама не знала, о чем говорить. Высказывать обиды больному человеку она не могла. Рассказывать же о себе, о своем детстве, о жизни можно только если между людьми возникает тепло. А без тепла получается сухо, скупо, схематично. Частенько во дворе материного дома Сашу поджидал Илья. Иногда он приходил туда с этюдником, а иногда просто сидел на бордюре детской песочницы. Увидев Сашу, вскакивал и торопливо подходил.
— Ну? Как она? — не здороваясь, выпаливал он. И жадно ловил каждое слово о Лике.
Сегодня, придя к матери, Саша снова подумала, что во дворе натолкнется на Илью. Что-то внутри дрогнуло, и неожиданно для себя Саша сказала матери:
— Илья хочет навестить тебя.
Саша схватила глазами мать.
— Илья? Он разговаривал с тобой? — Мать вдруг вся напряглась, черты ее лица обострились, она приподнялась от этого усилия жилки на шее вздулись, кожа обтянула все косточки, до предела выпятив болезнь.
Саша внутренне содрогнулась. С каким-то язвительным чувством она подумала примерно следующее: вот мать, больная, непричесанная, потерявшая былую красоту, не хочет пустить к себе молодого парня, который любит ее! Она еще таит какие-то обиды, сводит счеты… К чему все это? Поведение матери казалось ей фарсом, и было жалко не мать — Илью. Он-то любит ее, несмотря ни на что, хочет помочь, хочет быть рядом, хотя она такая больная и некрасивая, а она…
— Да он каждый день поджидает меня и спрашивает о тебе, — призналась Саша, глядя матери в глаза.
— И что ты?
— Что я? — не поняла Саша.
Мать вдруг убрала локти-подпорки и рухнула головой на подушку. Саша испугалась, подвинулась к ней, но та жестом остановила ее. И Саша села на место.
— Ты сказала ему, что я не хочу его видеть? Сказала?
— А почему я должна ему это говорить? — с вызовом спросила Саша.
— Потому, что я просила тебя об этом!
«А когда я просила пустоту прислать мне тебя? — кричало все внутри Саши. — Когда я плакала, мусоля фотографии, ты разве откликнулась на мой зов?»
— Он имеет право приходить под окно, — жестко отчеканила Саша. — Он не лезет тебе на глаза!
Лика закрыла глаза и замолчала. Саша тоже не смела нарушить молчание. Она уже решила, что мать уснула, как это с ней бывает. Вдруг посреди разговора — взять, закрыть глаза и исчезнуть. Нужно прислушиваться к дыханию, чтобы понять, спит она или нет.
— Посмотри… Он сейчас там?
Саша послушно подошла к окну. Илья сидел на краю песочницы и чертил что-то прутиком на песке.
— Он здесь, — доложила Саша.
— Помоги мне подняться, — приказала Лика. Саша подошла и поддержала мать. Они вместе добрались до окна. Лика была настолько слаба, что руки дрожали, когда она держалась за подоконник. Саша не знала, чего ожидать от матери, и потому в совершенном непонимании следила за ней. А мать, казалось, забыла о существовании Саши. Она вся сосредоточилась на созерцании детской песочницы. Глаза засветились и стали влажными.
Саша испугалась: что, если мать захочет отдернуть штору, застучать в окно, сказать Илье что-нибудь грубое, злое? Но секунды бежали, а ничего не менялось — мать стояла и смотрела влажными глазами. Саше не было видно, что там, в этих глазах.
— Может, позвать? — вслух подумала Саша.
Мать резко развернулась в ее сторону и от этого чуть пошатнулась. Она посмотрела на дочь стеклянным взглядом и, оттолкнув ее руку, шагнула прочь от окна, едва не упала. А когда Саша подбежала, она вдруг совершенно истошным голосом истерично завизжала. До звона в ушах:
— Уйдите! Оставьте меня! Что вы понимаете?! Не трогайте меня! Не хочу!
Саша остолбенела. От крика, от того, что мать обращалась к ней во множественном числе, Саша стояла, не смея двинуться, и, широко раскрыв глаза, смотрела и смотрела на мать.
На крики прибежали соседки, вызвали «скорую». Они пытались справиться с матерью, уговаривали ее, успокаивали, как ребенка. Как только Саша почувствовала, что может двигаться, она попятилась и, ни слова не говоря, выскочила в подъезд. Слетев по лестнице, выбежала из тьмы в день и бежала, пока ее не остановил Илья.
— Что? Что? — тряс он ее за плечи. Саша молча освободилась от его рук и пошла прочь. Но, пройдя несколько шагов, оглянулась. Илья уже был у подъезда.
— Не ходи! — заорала она. — Тебе нельзя туда!
Он не слушал ее. Она нагнала художника, вцепилась руками, стала тащить назад. Илья оказался неожиданно сильным для своей худощавой фигуры, и Саше нелегко было с ним бороться. Она повисла на нем, обняла за шею и заплакала. Тогда Илья перестал бороться с ней и тоже заплакал. Они стояли в темноте подъезда и плакали как две сироты. А наверху врачи собирали мать для госпитализации. Она стала такой легкой, что не понадобились носилки. Санитар отнес ее вниз на руках.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Тонкая прозрачная линия - Глеб Бобров - Современная проза
- Relics. Раннее и неизданное (Сборник) - Виктор Пелевин - Современная проза
- Непобедимое солнце. Книга 1 - Пелевин Виктор Олегович - Современная проза
- На всё село один мужик (сборник) - Василь Ткачев - Современная проза