Кончился вальс, он наклонился и что-то прошептал ей на ухо, она рассмеялась, полузакрыв лицо веером. В бальном зале стоял шум голосов, но в один из моментов, которые иногда внезапно случаются посреди самых громких разговоров, все явственно услышали лай собак.
Некоторые молодые люди при этом встрепенулись. Они увереннее чувствовали себя в седле, охотясь с собаками, чем в узких фраках и лаковых туфлях в танцевальном зале. И когда раздался грохот взрыва, все бросились на крыльцо.
Джози и ее подруги нахмурились, глядя вслед удирающим в ночь кавалерам. Некоторые гости зашептались и заспорили, а люди постарше устремились вслед за молодежью, бормоча при этом, что надо бы удержать ее от опрометчивых поступков.
Пэйс улыбнулся цветущей девушке, с которой танцевал:
– Будем продолжать, миледи, или вы хотите, чтобы я тоже бежал сломя голову вместе с другими?
Джози слегка наморщила лобик, а затем, отбросив мысли, которые могли бы обеспокоить, снова обвила руками своего кавалера.
– Давайте танцевать, сэр. Уверена, что молодой человек, который способен выдержать натиск целого бального зала разочарованных женщин, больше достоин восхищения, чем горячие головы, бегущие как овцы за бараном.
И Пэйс закружился с ней посередине зала, а его примеру последовали остальные. Веселье возобновилось, и многие потом отказывались верить, будто Пэйс имел хоть какое-то отношение к успешному бегству рабов и тем самым к утрате собственности ценой в несколько тысяч долларов, уплывших из кармана разъяренного работорговца.
– Мистер Смайт, вы уже слишком стары для прогулок под холодным зимним дождем. Легкие у вас давно не такие здоровые, как прежде. Началось воспаление, вам нужен покой, обильное питье и постоянное тепло. Если вы опять выйдете из дома, это будет равносильно самоубийству.
Сурово отчитывая своего пациента, врач тем временем складывал инструменты в саквояж, а потом обернулся к двум встревоженным женщинам, стоявшим на пороге, и оставил указания относительно питательных бульонов и необходимости все время поддерживать огонь в очаге. Как только врач удалился, Джон Смайт с трудом принял сидячее положение и потянулся к перу и бумаге на прикроватном столике.
– Нет, папа, – подбежала к нему Дора и отобрала у него то и другое. – Ты должен отдыхать. Ложись и постарайся вздремнуть, пока мама приготовит бульон. А если что-то надо сделать, то поручи это мне.
Закашлявшись, Джон снова откинулся на подушки. Он был слишком слаб, чтобы спорить.
– Пошли к Старшим Братьям, попроси прислать нам в помощь сильного молодого человека. Мы ему заплатим за труды. Еще очень много надо сделать.
Дора знала, что у них слишком мало денег, чтобы нанимать работников. Все, что у них было, шло на помощь неимущим. Она знала также, что слишком слаба физически гонять коров в стадо, доить их вовремя, чинить конскую упряжь и исполнять другие необходимые в фермерском хозяйстве дела. Конечно, мама Элизабет умела все, но Дора поняла недосказанное отцом: жена так же стара, как и он сам, и нельзя рисковать ее здоровьем.
Дора написала записку, как он просил, протянула приемному отцу, чтобы тот подписал, и с тяжелым сердцем отправилась искать кого-нибудь, кто бы помог доставить записку на другой берег. Она испугалась и не могла этого отрицать. Девушка знала, что такое болезнь и смерть, ей не раз приходилось помогать матушке Элизабет в ее хлопотах по уходу за больными. Пепельная бледность и громкий мучительный кашель свидетельствовали о том, что отец серьезно болен, а от воспаления легких в холодную зиму и в его возрасте люди, как правило, не выздоравливают. И Дора сразу почувствовала, как холодный зимний ветер пробирает ее до костей, когда вдруг представила себе жизнь без доброго старика, спасшего ее от неминуемой смерти. Слезы брызнули у нее из глаз при мысли, что за большим столом, где они обычно завтракали, больше не будет слышен, его благодушный смех и тихий участливый разговор. Нет, такое и вообразить невозможно. Папа Джон щедро делился с ней богатствами своего сердца и души. Без него она превратится в ничтожество. Поглощенная невеселыми думами, спеша по улицам города к почтовой конке, Дора не обращала внимания на прохожих и не сразу заметила, что на углах собираются группки возбужденно жестикулирующих людей, пока кто-то не выкрикнул: «Да вот одна из них». И только тогда оглянулась.
Сердце в груди Доры едва не остановилось, потому что все взгляды устремились на нее. В них она читала осуждение и угрозы, и в сознании вновь всплыли кошмарные видения детства. Она плохой человек. Она несет зло, и все, по-видимому, думают так же. Все, очевидно, знают, что папа Джон умирает по ее вине. Если бы она не оставила ворота открытыми, овцы не выбрались бы за ограду, а папа Джон не упал бы в ручей и не промок насквозь. Если он теперь умрет, то Дора станет убийцей, и весь город про это узнает.
Раздираемая чувствами вины, тревоги и страха, Дора усилием воли заставила себя продолжать путь. Она исполнит все, что ей велено, отошлет записку. И, может быть, Бог смилостивится над ней на этот раз и простит, если Дора в точности исполнит поручение. Она не может допустить, чтобы папа Джон умер. Он такой хороший. А вот Дора скверная, и это ей надо умереть.
– Она накануне покупала порох в лавке. Это одна из них, говорю вам. Это она взорвала мост! Она и вся ее позорящая библейские заповеди семейка. Давайте покажем, что мы думаем об этих местных янки-аболиционистах.
Мимо лица Доры, едва не угодив ей в нос, пролетело гнилое яблоко. От испуга девушка замерла на месте. В спину ударил комок грязи. Обломок кирпича сбил с нее капор, больно стукнув по голове. Вскрикнув и приложив руку к ушибленному месту, Дора оглянулась, чтобы узнать, кто это сделал, но женщины быстро укрывались в лавках и домах. На улице остались лишь мужчины и местные хулиганы.
Ощущая теперь страх, такой же сильный, как и чувство вины, девушка прибавила шагу, надеясь, что ее пропустят. Она ничего не знала про мост и понятия не имела, почему все эти люди так злятся. Если бы Дора как следует подумала, то, наверное, догадалась, но мысли путались у нее в голове. Ей хотелось одного – заплакать и убежать домой, где папа ее обнимет и защитит от всех бед, но прежде нужно отправить послание.
Они стояли у переулка и поджидали, когда Дора приблизится. Некоторых она знала, мальчишки ее возраста, некоторые даже помладше. При первой возможности ее всегда дразнили, срывали капор, бросались лягушками и пиявками. Обычно помогала невозмутимость. Дора делала вид, что ничего не замечает, но на этот раз было что-то злобное во всей их повадке, а у главного магазина стояли, наблюдая за происходящим, старшие братья мальчишек и как будто не собирались их приструнить. Если бы Дора меньше испугалась, она бы заплакала.