по жизни, хоть в книгах прописанных. Словно кто над тупостью твоей поиздеваться хочет. Может, потому тянуло меня к себе все таинственное, непонятное буквально с малолетства. Первоначально я пытался скрещивать червей, собирая их в одну кучу и пряча в карманы своего детского пальтишка, где они, по моей задумке, должны были размножаться. Но первые мои опыты заканчивались тем, что мама с нелестными эпитетами извлекала после моего очередного возвращения с прогулок.
Со временем охладев к разведению червячных колоний, взялся за предметы житейские, что всегда под рукой: смешивал огрызки колбасы и хлеба с сахаром, пытался поджечь, растворить в молоке или воде. Результаты были малоутешительными. Тогда я решил добиться своего и посмотреть что выйдет, если использовать огонь. Выждав, когда останусь дома один, добавил к остаткам съестных припасов несколько листов газеты, старые тряпки и поджег их, надеясь получить что-то необычное.
Слава богу, что родители в тот день вернулись домой пораньше и увидели дым, что валил через окно. Я же, услышав звук открываемой двери, надеясь скрыть следы своих опытов, быстрехонько затолкал дымящиеся тряпки в свой ночной горшок и быстренько как ни в чем не бывало уселся сверху. Представляю себе это зрелище, когда родители обнаружили своего ребенка сидящим на горшке, откуда пробиваются клубы едкого дыма. Спички стали убирать от меня подальше, даже прятать, а со мной провели доходчивую воспитательную беседу, что может произойти, если в деревянном доме случится пожар. Для пущей убедительности мама даже приложила мою детскую ладошку к нагретой печке, отчего я громко взвыл и кинулся из кухни, но «урок» этот запомнил на всю жизнь. Тогда я впервые перенес мучения и страдания за свою любознательность. Но образовавшийся на ладошке волдырь, хотя довольно долго не заживал, но лишь на короткий срок отбил у меня охоту к подобным экспериментам. За ними последовали другие, как мне казалось, не столь опасные…
…Когда отец выписал журнал «Юный техник», то я сразу же выделил в нем раздел «По ту сторону фокуса», что вел Арутюн Акопян, поняв, именно в этом мое призвание. Сжигать что-то там было не нужно, зато из цилиндра мог таинственным образом появиться голубь, а монета исчезнуть с ладошки фокусника на глазах у изумленных зрителей. Но оказалось, что для постановки по-настоящему интересных для зрителей фокусов требуется масса подсобного оборудования, а еще упорные тренировки и доведение исполнения до совершенства. С этим дело обстояло хуже. Но все же несколько примитивных трюков освоил и каждый день перед сном массировал пальцы рук, пытаясь придать им гибкость и подвижность. Несколько раз пробовал выступать на школьных вечерах, но зрители из числа моих соучеников, после представления, несмотря на мои буйные протесты, тут же выскакивали на сцену и, придирчиво осмотрев мой самодельный инвентарь, легко обнаруживали все скрытые в нем секреты. В результате — полный провал… Уж такова участь артиста: последнее слово всегда за зрителем…
Тогда я переключился на жонглирование. Тоже цирковое искусство, но уже никто не уличит тебя в каких-то там махинациях или хитростях. Начал с теннисных шариков и уже через пару месяцев мог спокойно жонглировать сперва двумя предметами, потом тремя и дошел до четырех, но размеры моей комнатки за занавеской, где и шло обучение, не позволяли развернуться. Хотелось чего-то более эффектного. Выпилил из фанеры специальные кольца, скопировав их с журнальных фотографий, и вскоре довольно легко мог жонглировать четырьмя вращающимися предметами. Уже прогресс!
Но и этого мне показалось мало, хотелось овладеть всем, что использовали на арене настоящие жонглеры. Потому попросил друга отца выточить по собственному рисунку булавы — небольшие палки с шариками на концах. С ними оказалось обращаться трудней, но еще пара месяцев, и булавы начали летать по требуемой траектории, впрочем, иногда сталкиваясь и попадая мне в лоб. Вроде можно было продемонстрировать свое искусство со сцены. Но… понимал, что выступать надо в команде, а выйти одному пусть на две-три минуты, тут нужного эффекта не добьешься. К тому же мешало и природное стеснение, боязнь быть осмеянным в очередной раз. Но, думается, упражнения мои не пропали даром, научив добиваться своего; да и кой-какую ловкость развили, что так или иначе пошло мне на пользу.
Но никуда не исчезло желание к разным опытам. И потому, когда в школе начались уроки химии и на занятиях стали проводить лабораторные работы с использованием различных химикатов, кислот и щелочей, тут для меня открылась возможность самых немыслимых экспериментов, и химия надолго сделалась чуть ли не самым моим любимым предметом. Но если честно, то любовь моя проявлялась больше в баловстве, за что сам бы сейчас своих детей никак не похвалил. Я же тогда вел себя, стыдно и вспоминать, как дикарь, приглашенный к сервированному столу с разными угощениями. Что я делал? Хулиганил самым настоящим образом: брал что попало, клал в пробирку, наливал туда кислоты, а следом щелочи и пр., пр. Все шипело, дымилось, пенилось, чем приводило меня и кучу других учеников в неописуемый восторг. Настоящая магия!
ВЕРХИ И НИЗЫ ОБРАЗОВАНИЯ
Казалось бы, высшее образование мало чем отличается от школьного. И там и здесь чему-то учат. Вот только учат по-разному, поскольку в высшей школе в то время, когда мне выпало оказаться студентом, атмосфера и, соответственно, люди очень и очень отличались от школьных учителей. И не только знанием, а отношением к нам, студентам, не всегда понимавшим и половину из их лекций. Они были опытнее и мудрее и понимали, научить чему-то человека за четыре года практически невозможно. Разве что показать ему бесконечность теоретических знаний. Тот, кто пожелает идти дальше по этим бесконечным ученым лабиринтам и даже посвятит тому всю свою жизнь, и то не до конца во всем разберется. И, что говорить, далеко не каждый сделает хоть малое, но открытие. А со студента и вовсе взять нечего. Усвоил азы — и ладно, уже хорошо. И я бесконечно благодарен им за это. За их мудрость, терпение и снисходительность. За доброе к нам отношение…
У любого школьника слово «институт», а тем более «университет» вызывает священный трепет. По крайней мере, мне казалось, что там, в вузе, все иначе, нежели в школе, и тебя непременно научат всему, что будет востребовано, принесет какую-то пользу. Особых предпочтений насчет выбора профессии у меня к окончанию десятого класса как-то не сложилось и, когда бабушка несколько раз настойчиво заводила беседу о том, что хорошо бы мне стать врачом, воспринял это как сигнал к действию. И уже готов