трофейный велосипед, на котором его отец после войны ехал домой аж из самого Берлина. А взял он свой трофей не откуда-нибудь, а из разбомбленного нашими войсками Рейхстага. Видимо, хозяину он уже не очень нужен оказался или иное что, но оказалось то громоздкое чудовище, сверкающее хромированными деталями, в моей полной собственности. Правда, шины и камеры пришлось поменять, поскольку стерлись от дальней дороги; заклепали лопнувшую цепь, смазали подшипники, так что после недолгих манипуляций стал он для езды вполне пригоден.
Но мои уличные друзья отнеслись к моему железному коню с недоверием и брезгливостью: мол, немец, он немец и есть, хотя и железный. Крепко тогда жила в мальчишеской среде ненависть ко всему немецкому. Значит, было за что. А еще кто-то рассмотрел на втулке переднего колеса эмблему в виде орла в каске, сжимающего в лапах весь земной шар. Слава богу, свастики хоть не было. Вот после этого никто даже прикасаться к вражеской машине не хотел. Относились как к врагу, с полным презрением. Потому и старался свое иноземное чудо выкатывать, когда темнело и все уже давно по домам сидели. Если честно, то и мне он не по размеру был. Великоват. И, чуть проехав на нем по улице, старался побыстрей закатить его обратно в сарай. Зачем лишние насмешки выслушивать.
Но через год бабушка заявила, что для нашей прожорливой коровы нужно заготавливать сено, а это на той стороне Иртыша, куда попадать следовало через иртышскую переправу, да еще около двух часов идти пешком до отведенного покоса. Сходили мы с ней раз, сходили два, неся на плечах литовки, грабли и узелок с едой. Тут бабушка мне и присоветовала в целях экономии сил литовки и грабли к раме велосипедной привязать, все полегче будет. Мигом с ней согласился и сделал все как положено.
Уходили пораньше, никто моего немецкого велосипеда не видел, а там, в поле, вдоль реки, можно было, если дорога ровная, укатанная, вскочить в седло и крутить педали, оставляя далеко позади себя бабушку и ее спутников, что шли в ту же сторону. Потом сообразили, что инструменты свои проще спрятать в кустах, все одно никто на них не покусится. И вот обратно, налегке, мчался я и по ровной дороге, и по кочкам на такой скорости, на какую только способен был. Бабушка по доброте своей позволяла такую шалость. Дожидался ее у переправы, а там паромщик перевозил нас за стандартные 15 копеек на другую сторону, и тут я уже вел велосипед, не рискуя наскочить по неопытности на какого-нибудь пешехода или грузовик.
Съездили мы так на покос раза три или четыре. Видно, я за прошедшую зиму подрос, потому как не ощущал прежнего неудобства верховой езды. И все бы хорошо, вот только однажды, когда возвращаясь с покоса, разогнавшись решился проехать на полной скорости по бревенчатому мостику через речку, хотя прежде перебирался через него на своих ногах, ведя осторожно велосипед за руль. А тут нашло что-то на меня, решил рискнуть. И… вдруг это чудо и совершенство немецкой техники прямо подо мной развалилось на две части. Оказалось, разъединилась велосипедная рама: руль и переднее колесо оказались у меня в руках, а заднее колесо с сиденьем осталось подо мной. Цирковой номер, не иначе. И полетел я с того мостика в реку, благо было в том месте не особо глубоко, чуть выше колена. Но все одно неприятно, и главное, обидно за нелепую поломку и свой жалкий вид, как у мокрой курицы. Выбрался на берег весь мокрый, а потом и две половинки велосипедные вытащил по очереди на берег. Подошла бабушка, что с другими покосниками следом шла, посмеялась, предложила бросить не выдержавший сибирских колдобин агрегат, но тут я воспротивился. И с грехом пополам дотащил оба колеса волоком до переправы. А рядом с рекой находилась как раз мамина работа, участок технических путей водного транспорта. Там и оставил на сохранение сторожу развалившийся пополам трофей.
Долго я искал мастера, кто бы помог мне восстановить трофейный транспорт. Сжалился один из друзей отца и приварил обе половинки рамы одна к другой, вогнав в разъединившуюся трубу толстый металлический стержень. Все, можно было ездить и дальше. Но у меня почему-то возникло стойкое неприятие к вражеской технике. Думал, если один раз подвел, то обязательно опять в самый ответственный момент даст сбой.
Мы тогда все считали, что лучше русской техники ничего на свете и быть не может. Зря, что ли, мы у этих немцев войну выиграли? Короче говоря, не котировалось все иноземное. Это уже потом услышал словечко: «немецкое качество». Но качество качеством, а к нашим сельским дорогам оказался тот велосипед непригоден. Хоть прежний хозяин и проехал на нем от самого Рейхстага аж до Сибири. По Европе — пожалуйста, кати не хочу. А наш грунт ему не по нутру оказался. И хоть эмблема на втулке намекала, что немецкий орел в когтях своих весь земной шар удержать может, но с Россией вот как-то не вышло. Не по зубам и не по когтям она ему оказалась.
О конфузе моем ребята так и не узнали, не сказал. Скрыл о той аварии на мостике, а то бы засмеяли вконец. И продолжал, когда очень хотелось прокатиться, брать у друзей наши зиловские велосипеды. Хоть один кружок по улице, но на своем, отечественном, этот не подведет.
Такого слова, как «патриотизм», в ходу тогда еще не было. Да и какие из нас патриоты, если разобраться. Обычные пацаны, которые верили всему нашему, а то, что оттуда, из-за «бугра», считалось смешным и нелепым. И если бы делали и дальше такие велосипеды и машины, которым наши дороги нипочем, так никто бы в сторону чужой техники и взгляда не бросил. Но теперь вот почему-то все наоборот, может оттого, что на мировой стандарт равняться начали, И в дорогах, и в автомобилях, и в прочей технике. А не подведет ли она в самый нужный момент? Придет время — узнаем…
ФОКУСЫ И ДРУГИЕ ОПАСНЫЕ ОПЫТЫ
Цирк как таковой родился далеко не случайно — как несуразное подобие реальной жизни. И совсем не ради смеха, а показа мастерства исполнителей. Грех смеяться над неуверенно идущим пьяным мужиком, а над клоуном, что выделывает разные трюки, совсем другое дело. Но вот фокусы в этом жанре занимают совсем отдельное место, и нет, наверное, такого человека, что не ломал бы голову над разгадкой очередного трюка.
Признаюсь, не люблю я загадок. Хоть