Читать интересную книгу Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

В разрыве облаков вдруг показалось небо, неожиданное солнце осветило далекий лес, полоснуло по верхушке горы, отразилось от покрытого снегом склона и заиграло осенними красками по всей долине. Преображение было неуловимым и полным. Весь пейзаж приобрел глубину и насыщенность. Темно-зеленые, почти черные на ярком свету елки, желтые пятна лиственных лесов, красные клены перемежались с бурыми склонами холмов. Горы, покрытые снегом, стали хорошо видны. Небо очистилось, облака превратились из сплошного серого одеяла в аккуратные мотки сахарной ваты. Их тени бежали по долинам внизу, то открывая, то снова пряча разноцветные пятна, покрывавшие холодную землю.

Налетел порыв ветра, потемнело. Краски осенних лесов смазались и поблекли. Облака разорвало в клочья, небо словно опустилось, и снова тоска охватила унылый пейзаж.

В воздухе запахло дымом, чайка направилась вниз, к человеческому жилью. Сверху рыбачий поселок напоминал горсть семечек, небрежно рассыпанных между двух холмов. Черные от влаги бревенчатые хижины с покосившимися крышами без всякого порядка расположились вдоль впадавшей в море речки. Развешанные сети трепал ветер, людей не было видно.

Приближаясь к земле, пароход подал протяжный сигнал. Звук сирены еще больше взбудоражил пассажиров на борту. На палубу уже вывели арестантов первого отделения, и они исподлобья вглядывались в эти серые, ничего хорошего им не предвещающие берега. Надзиратель начал перекличку. Каторжане подавали свои ослабевшие голоса, в их глазах читалась крайняя степень бессилия и безнадежности. Пошатываясь, они в растерянности оглядывались вокруг.

– Садись на баржу! – скомандовал надзиратель, и те шеренгой начали спускаться по узкому трапу.

Это чувство тоски и безнадежности передалось и Георгию. Он стоял на палубе и наблюдал, как из недр парохода выводят новые партии преступников и погружают на баржи, и те, буксируемые небольшими катерками, направляются к берегу.

На палубу вышел Семен Семенович Ноговицын, доктор с Корсаковского поста.

– Сейчас наших понесут, – произнес он.

«Наши» – это больные из его лазарета, которым была нужна хирургическая помощь. Их везли с Корсаковского поста в Александровский за неимением там операционной комнаты. Когда Георгий узнал об этом, его возмущению не было предела: несчастные ждали операции месяцами, тогда как помощь им была нужна порою немедленная. Родин с Ноговицыным проследили, чтобы этих страдальцев как можно аккуратней перенесли на баржу, и на этом же судне двинулись к берегу.

– Это хорошо, что теперь у местного доктора будет подмога в виде такого специалиста, как вы, Георгий Иванович. А то нынче с этой вспышкой тифа в лазарете совсем тяжело стало. Хорошо, очень хорошо, что вас к нам направили, – приговаривал Ноговицын. – Вы куда теперь? Поедемте с нами в лазарет сразу?

– Я бы так и сделал, да сначала должен представиться вашему медицинскому чиновнику. Так что я сейчас прямиком к нему поеду.

Борис дал ему четкое указание: с парохода сразу отправиться к Филиппу Игоревичу Старопосадскому.

– Он тебе там все устроит, – многозначительно сказал тогда брат.

Что конкретно должен был ему «устроить» Старопосадский, Родин догадывался лишь отчасти. Возможно, просто похлопочет об его устройстве на острове, а может, и расскажет какие-то новые вводные относительно дела с японским мальчишкой. Так или иначе, Георгий распрощался с Семеном Семеновичем и только хотел взять извозчика, как к нему подошел какой-то мужчина в бушлате, перешитом из арестантского, и с уже заранее протянутым картузом начал сбивчиво тараторить:

– Третий день парохода жду, сударь, третий день почти не емши, подайте, Христа ради, на билет, денег-то я скопил, но теперича билет-то, билет… сто шестьдесят рублев билет… а я ведь отбыл свое уже, вольный, стало быть, человек… подай, ради Христа на билет…

Только Георгий сунул ему монету, как заметил, что с другой стороны приближается еще одна фигура, уже издалека снимая шапку. Тут молодой врач заметил извозчика и сделал ему знак.

– К Филиппу Игоревичу Старопосадскому мне нужно, довезешь?

– Довезу, чего уж, садитесь.

А позади уже выл собакой, ухал филином и крутился волчком какой-то сумасшедший, и старик в белой хламиде кричал, заглушаемый ветром:

– Покайтесь, православные! Покайтесь! Грядет…

Глава 9

Пост Александровский с первого взгляда не представлял собой ничего необычного. Небольшие одноэтажные деревянные домишки вдоль широких немощеных улиц – как в любом другом провинциальном городке. Возле некоторых домов даже были разбиты небольшие палисадники, правда растительность в них была весьма скудной. Хилые деревца и жидкие кустики – видимо, все, что росло в этих краях, – ничем не украшали окрестностей, а только придавали улице какой-то жалкий вид.

Вдруг по левую сторону дороги Родин заметил часовню, выделявшуюся среди остальных строений не только тем, что она была единственным каменным зданием, но и своей необычайной красотой.

– Сам государь император построил, опосля как из Японии вернулся, – с гордостью пояснил извозчик. – Это он когда еще цесаревичем был, ездил туды, а там лягаш басурманский на него нападение совершил. Обошлось, однако, все, миловал Бог. Так что вернулся государь и построил в благодарность за милость Божью эту часовню.

Вот, подумал Родин, японцы-то на нашего наследника престола покушались, а я теперь должен их наследника спасать. Интересный расклад получается.

Второе каменное здание, которое заметил Георгий, оказалось метеорологической станцией. Кроме того, там располагалась школа, как сообщил ему тот же извозчик, очень общительный мужичок.

Георгий обдумывал, а не расспросить ли его про пропавшего мальчишку, раз уж он такой разговорчивый. Но сначала решил увидеться с чиновником, как напутствовал брат. Неизвестно, что тот ему скажет. А с извозчиком он всегда сможет поговорить, как сказал Семен Семенович, извозчик тут вообще один-единственный – обычно все ездят на казенных.

Для Родина тут все было необычным. Только он подумал, что Александровск выглядит подобно большинству унылых заштатных городишек, как из-за угла показалась колонна с арестантами, послышались звяканье кандалов и ругань надзирателей. Да, это место все меньше и меньше напоминало рядовой провинциальный город. Все-таки каторга! Такой концентрации преступности и порока в одном месте вряд ли еще можно где-то увидеть во всей России.

Похитить ребенка здесь мог почти каждый, размышлял Георгий, вглядываясь в колонну каторжников. Но зачем? Вряд ли с целью выкупа, ведь для этого нужно понимать, что за него кто-то готов заплатить. А наследник прибыл с двумя оборванцами, которые тоже пропали. Что, если они сами украли мальчишку? Но почему тогда не требуют выкуп?

Так, ладно. Все же надо делать поправку на Сахалин. Украсть ребенка можно, чтобы научить его воровству. Тут кругом одно ворье. Дети более проворны, и от них менее всего этого ожидаешь, на материке шайки часто используют детей в своих целях. Но это ведь не материк, опять-таки у кого тут воровать? Если его и похитили, то вряд ли из какого-то более или менее внятного расчета. Выходило, что мальчишку мог похитить только дурак или… тот, у кого не все в порядке с головой. Вдруг его убил какой-нибудь умалишенный? Маньяк, соскучившийся по крови? А что? Целый остров маньяков: свезли со всей России.

Вот уж местечко – воры, убийцы, предатели родины. Да, политические. Родин задумался о политических преступниках, свезенных сюда. Нет, вряд ли они могли причинить вред японскому мальчику: все наши левые да либералы – за Японию.

– А что, много тут японцев? – спросил Георгий кучера.

– Да есть немного. У нас тут всяких понемногу: и японцы, и гиляки, и тунгусы, и айны, да и с других земель полно – иностранцев у нас тоже тьма: немцы, англичане, французы… Кого хошь тут можно встретить. А все потому, говорят, что капиталы тут должны быть несметные, из земли, говорят, будут богатства добывать. Вон они все и съехались отовсюду, как про капиталы услышали. Да и наши не теряются, вон инженеры стали приезжать на поселение, раньше такого не было, а теперича вон едуть умные робята к нам, образованные, как вы. Один вон приехал, говорит, землю будет бурить, горное масло искать, жена у него учительница – детей теперь наших учит, до этого-то только ссыльные учили, политические, они ведь только умные тут были.

– Как вы тут к иноземцам относитесь?

– Так что мы-то, посудить, так и сами тут иноземцы среди тунгусов да гиляков. Я так скажу: пущай будут, а чего? Тут всякого сброду полно, что не иноземец, так каторжник… так вот и живем, барин. Японцы селятся в своей колонии, никому в общем-то не мешают. Чего уж…

То есть вряд ли тут есть какие-то ярые группировки япононенавистников. Значит, остаются маньяки-убийцы. Либо еще какие-нибудь японские шпионы, которые решили сорвать операцию. Прознали про легенду и решили на всякий случай уничтожить японского мальчишку. Боря, Боря, куда же ты меня втянул?..