Но если принудительный набор производился, а случалось это довольно часто, то тогда в каждый избирательный округ посылался свой начальник военной полиции, исполнявший там функции военного комиссара. Его работа курировалась генералом военной полиции, имевшим свой офис в Вашингтоне и своих агентов в капитолии каждого штата.
На первый взгляд, эта система, закрепленная в федеральном законодательстве, была простой и логичной. Однако один-единственный пункт закона о воинской повинности сводил ее преимущества на нет. Это было все то же пресловутое положение, позволявшее любому призывнику, имевшему в кармане 300 долларов (именно такой была установленная сумма откупа), уклониться от службы в армии. И если на Юге сделать это было крайне сложно, а порой и просто невозможно, то на Севере купившие себе замену встречались чуть ли не на каждом шагу. Например, от службы откупились все мужчины знаменитого семейства Рузвельт.
Но большое количество откупившихся было еще не самым печальным последствием «300-долларового закона». Значительно серьезней выглядели злоупотребления, возникшие на этой почве. Наихудшим из них стало появление «брокеров по заменам», занимавшихся набором рекрутов и «наваривавших» на этом хорошие деньги. Дабы не обременять себя утомительными поисками, эти бизнесмены позаимствовали кое-что из опыта вербовщиков прусской армии времен короля Фридриха II. Например, они часто подпаивали свои жертвы, подсовывали им на подпись соответствующие бумаги и затем доставляли парней в вербовочные бюро.
Однако, если офицеры-вербовщики прусского короля были заинтересованы в том, чтобы найти физически крепких рекрутов, которые могли бы стать хорошими солдатами, то «брокеры-заменители» не особенно заботились о качествах поставляемых ими замен и хватали всех, кто попадался им под руку. Так, из 57 рекрутов зимы 64-го года, предназначенных [55] для Нью-йоркского полка тяжелой артиллерии, 17 оказались, мягко говоря, не соответствующими требованиям, предъявляемым новобранцам. Среди них были однорукие калеки и даже полные идиоты.
Многие губернаторы, которые не жаловали новый закон, усматривая в нем нарушение прав своих суверенных штатов, также не торопились предоставить «Дяде Сэму» лучших из своих граждан. Они рассматривали призыв как своего рода наказание для преступников и нередко отправляли в армию заключенных из подведомственных им тюрем.
Подобная реакция со стороны губернаторов легко объяснима. Им приходилось считаться с мнением своих избирателей, среди которых всеобщая воинская обязанность была еще менее популярна, чем среди жителей Юга. В силу этого и противодействие, оказываемое северянами принудительному набору в армию, было более активным. В разных частях страны то и дело происходили обструкции. Офицеров, производивших призыв, избивали, а некоторых даже убивали, и федеральным и местным властям часто приходилось прибегать к вооруженной силе, чтобы провести мобилизацию (остроумно поступил губернатор Висконсина, который арестовал 150 человек из числа протестующих и передал их военному секретарю).
Наиболее сильные волнения, связанные с призывом в армию, произошли 11 июля 1863 года в Нью-Йорке. Там попытка произвести набор привела к массовым беспорядкам. Разъяренная толпа выплеснулась на улицу, подожгла квартиру местного начальника военной полиции, перерезала во всем городе телеграфные провода. Попутно громились ювелирные и винные лавки и избивались ни в чем не повинные негры, которые к воинской обязанности точно не имели никакого отношения.
Попытки полиции утихомирить толпу привели к вооруженным столкновениям, а больше всех досталось начальнику полиции, который пробовал уговорить бунтовщиков. В ответ они избили его до потери сознания, протащили по мостовой так, что он бился головой о камни, и, как следует изваляв в нечистотах, опустили в сточную канаву. Мятеж в конечном итоге удалось подавить, в Нью-Йорк вступили части [56] Потомакской армии, едва успевшей вернуться с кровавого Геттисбергского поля, и совместно с полицией, милицией штата и военными моряками навели в городе порядок. Однако Линкольну все равно пришлось пойти на уступки, уменьшив квоту призывников для Нью-Йорка.
Столь сильное противодействие воинской обязанности заставило власти быть крайне осторожными при проведении наборов в армию, и потому закон не дал ожидаемых результатов. Основу пополнений северных армий в 1863–1865 годах составляли жертвы «заменителей» и солдаты-ветераны, завербовавшиеся на новые сроки. В целом за годы гражданской войны на федеральную военную службу было призвано всего 46 тысяч человек, в то время как рекрутов было 118 тысяч. Вместе они составили лишь 6 % всех служивших в то время в различных армиях Союза.
Таким образом, как на Юге, так и на Севере всеобщая воинская повинность играла не самую важную роль в формировании вооруженных сил. Вплоть до конца войны армии Союза и Конфедерации оставались все же добровольческими по своему характеру. Преимущественно в них служили солдаты-ветераны, которым соображения патриотизма и верности долгу не позволили покинуть ряды и уйти домой даже тогда, когда они имели на это право. Именно они определяли лицо воюющих армий, именно от них зависел ход кровавых сражений и именно им принадлежала в этой войне громкая и заслуженная слава. Они были солдаты гражданской войны. [57]
Глава 3
Солдаты гражданской войны
Южане, утверждавшие, что конфликт между Севером и Югом — это война богатых, в которой сражаются бедные, не были совсем неправы. Основу личного состава обеих враждующих армий действительно составляли выходцы не из самых состоятельных слоев населения. На Юге это были в основном мелкие землевладельцы-фермеры. Более 80 % солдат Конфедерации имели за свою жизнь только двух рабов — левую и правую руки, так что называть армию южан рабовладельческой можно разве что фигурально.
На Севере, где более половины солдат набиралось из городского населения, социальный и профессиональный состав вооруженных сил был более разнообразным, однако и там люди состоятельные встречались редко. Главным образом добровольцами на федеральную службу поступали представители трудящихся классов, причем многие полки и даже бригады формировались по профессиональному признаку. В вооруженных силах Севера были части, состоявшие почти целиком из кузнецов, лесорубов, шахтеров и даже школьных учителей, причем все они были уроженцами одного и того же места. Такая профессиональная организация давала северянам важное преимущество: в военно-техническом отношении их войска были подготовлены лучше, чем у противника, и в силу этого инженерная служба федеральной [58] армии всегда была на недосягаемой для южан высоте. В прокладке дорог (в том числе и железных), наведении переправ и строительстве крепостей северяне не знали себе равных не только на американском континенте, но и вообще в мире.
Имелись свои преимущества и у южан. В основной массе уроженцы сельской местности, солдаты Конфедерации самой своей жизнью до войны были лучше подготовлены к воинской службе, чем изнеженные жители городов Севера. Их быт был прост и неприхотлив, они часто ночевали под открытым небом, а каждый день был заполнен физическим трудом, вырабатывавшим силу и выносливость.
Кроме того, до войны на всем старом добром Юге безраздельно властвовал культ силы, и его жители чуть ли не с пеленок учились владеть оружием. На всем пространстве южнее Потомака едва ли можно было найти дом, где на стене не висела бы пара револьверов или хотя бы старое охотничье ружье. «Даже те, кто делал карьеру в политике, сельском хозяйстве или где бы то ни было, не могли без труда идти по тропе мира, — писал по этому поводу один житель Юга. — Неопытный адвокат мог носить, а часто и носил в своем портфеле пару пистолетов. Плантатор, живущий обособленной жизнью среди своего хлопка и негров, не терял тем не менее приобретенных ранее навыков обращения с ножом и пистолетом. Юный редактор, который ежедневно рисковал оскорбить кого-нибудь своим пером, поступал крайне неосмотрительно, если пренебрегал благородными средствами самозащиты».
Что касается возраста солдат гражданской войны, то в этом отношении ни одна из враждующих сторон не имела заметного преимущества. В среднем он равнялся 26 годам как на Севере, так и на Юге. Правда, немало было и неоперившихся юнцов, мечтавших о подвигах и славе. Несмотря на запреты родителей, они отправлялись в вербовочные бюро и всеми правдами и неправдами добивались того, чтобы на них повесили солдатский ранец, сунули им в руки винтовку и заставили маршировать под барабан. В армии Севера, например, насчитывалось не менее 100 тысяч 16-летних мальчиков, а еще 100 тысяч солдат Союза не доросли даже до этого нежного возраста. Многие из них, будучи воспитанными [59] в суровых традициях протестантизма, считали для себя большим грехом говорить неправду. Чтобы не лгать, они засовывали в ботинок бумажку с написанным на ней числом 18, после чего могли честно заявить: «Мне больше 18-ти».