— Штабс-капитан Преображенского полка, князь Несвицкий, пожалуйте к великому князю! — громко, как герольд, прокричал он.
Несвицкий, заметно побледневший, двинулся по направлению к кабинету великого князя, сопровождаемый любопытными взглядами присутствующих.
Непосвященные в порядки великокняжеских приемов позавидовали молодому, красивому офицеру, те же, кто был хорошо знаком с придворным обиходом вообще и с привычками великого князя Михаила Павловича в особенности, многозначительно покачали головами. Они хорошо знали, что молодой офицер мог пройти по особому вызову впереди старых ветеранов только в таком исключительном случае, когда на его долю выпадали особенно строгий и неумолимый выговор или образцовое взыскание.
Несвицкий знал это не хуже других и, весь бледный, положительно замер на пороге великокняжеского кабинета, будучи встречен строгим и серьезным взглядом Михаила Павловича.
В ответ на его почтительный поклон великий князь едва кивнул ему головой и, не поднимая на него взора, спросил, сдвигая свои густые, во все стороны торчавшие, брови:
— Нужно ли мне вам объяснять причину моего вызова, князь Несвицкий, или вы сами понимаете ее?..
Густой голос великого князя прозвучал строго и повелительно.
Несвицкий молчал.
— Потрудитесь ответить мне!.. Чем короче будет наша беседа, тем лучше это будет для нас обоих! — произнес Михаил Павлович.
— Я не знаю, ваше императорское высочество.
Некрасивое лицо Михаила Павловича покрылось багровыми пятнами; в его глазах блеснул плохо сдерживаемый гнев.
— Вы не знаете? — почти крикнул он. — Да-с? Вы не знаете? Так потрудитесь подумать… припомнить потрудитесь!.. Не встанет ли в вашей, очевидно, не особенно острой памяти какой-нибудь поступок, который вызвал бы чувство стыда и раскаяния в вашей душе? Вы продолжаете упорно молчать?.. Что же мне вас, как на исповеди, по требнику, что ли, спрашивать прикажете, слово за словом, имя за именем прикажете мне вам все напоминать? — и, говоря все это, великий князь продолжал сурово смотреть на Несвицкого.
Тот не произносил ни слова. Тогда великий князь продолжал:
— Вы с семьей славной памяти генерала Лешерна знакомы?.. Да?.. Вы имели честь быть приняты в доме вдовы и дочери человека, обессмертившего свое имя и покрывшего славой русское оружие?.. Да отвечайте же, вас ведь я спрашиваю!.. Отвечайте! Или предо мной ответ держать не то, что с женщинами разговаривать, и чувство страха вам более знакомо и понятно, нежели чувство чести?
Несвицкий вздрогнул под этим упреком и тотчас ответил:
— Да, я знаком с семьей генерала Лешерна, ваше императорское высочество, и бывал в их доме!
— В качестве кого?.. Простого знакомого, честного, любящего человека, счастливого жениха или соблазнителя?
Несвицкий бледнел все сильнее и сильнее… В его лице уже не было ни кровинки.
— Я… имел намерение жениться на дочери генерала Лешерна! — тихо, чуть слышно проговорил он.
Великий князь вскочил с места.
— И для этого… — начал он громовым голосом, но затем, разом сдержавшись, хрипло и медленно произнес: — Впрочем, гневом горю не поможешь и сделанной ошибки не исправишь!.. Вы, князь, объяснились с генеральшей Лешерн?
— Так точно, ваше императорское высочество!
— И просили у нее руки ее дочери?
— Так точно!
— Так почему же вы до сих пор не подали прошения о разрешении вам вступить в брак? Почему вы не объявлены женихом молодой Лешерн и, главное, почему вы перестали в последнее время даже бывать у них в доме?.. Отвечайте мне, как все это случилось? Как могло все это случиться? И как вы могли, как вы осмелились подумать, что все это возможно здесь, на глазах у меня, на глазах у государя?.. Неужели вы не поняли, что на нашей совести, на нашей личной чести лежит обязанность защитить дочь того доблестного и славного слуги отечества, который умер геройской смертью, завещав благодарной родине свою беззащитную семью?
— Я не отказывался от брака с девицей Лешерн, ваше императорское высочество! — тверже ответил Несвицкий, в свою очередь глубоко оскорбленный тем тоном, каким говорил с ним Михаил Павлович. — Я только хотел обождать согласия моих родителей, которых я ослушаться не могу и не смею!
— А ваши родители живы?
— Так точно, ваше императорское высочество! Они живут в Москве.
— Вы богатый человек?
— Лично у меня нет ровно ничего, ваше императорское высочество! Я всецело завишу от отца и матери…
— Так откройте им настоящее положение дела, скажите им откровенно все, прибавьте к этому, что брак с дочерью генерала Лешерна для каждого из русских офицеров явился бы большой честью, и я уверен, что представители старинного княжеского рода поймут и благословят своего сына на исполнение святого долга, который в то же время для него лично явится ниспосланным судьбою большим и несомненным счастьем! Посаженным отцом невесты буду я сам. Я сочту за честь для себя заменить безвременно погибшего славного героя! Шаферов невесты я с собой привезу… Вам останется только забота о своей личной особе… А для облегчения и этой стороны дела вам на первый раз будут выданы двенадцать тысяч рублей заимообразно на ваши свадебные расходы. Эти деньги вы должны будете возвратить своей теще, они ей принадлежат!.. Ступайте, князь!.. Сегодня же вам будет выдано разрешение на вступление в брак, а приготовления к свадьбе особенно много времени у вас вряд ли возьмут. Дня через два или через три я уведомлю вас о дне, который будет назначен для вашей свадьбы! Ваша будущая теща предоставила мне право этого назначения, ваша невеста, вероятно, согласится с матерью, а вашего согласия я не потребую и не спрошу. Уверен, что вы, хорошо зная меня, поймете, конечно, как далеко может завести вас всякий протест против моего справедливого решения!
Великий князь легким наклонением головы дал знать вконец растерявшемуся жениху, что аудиенция окончена, и отпустил его.
Дальнейшие приемы в это утро прошли особенно быстро, Михаил Павлович торопился во дворец, откуда уже рано утром получил радостную весть о том, что августейший маленький больной провел ночь почти спокойно и, проснувшись на заре, сделал несколько глотков чая и занялся новой, перед вечером доставленной ему игрушкой.
По прибытии великого князя во дворец все это вполне подтвердилось.
Доктора, окружавшие кроватку маленького наследника, были в восторге от происшедшей в его здоровье перемены и вполне ручались за полное и быстрое выздоровление державного малютки.
Все кругом ликовало, и государь при входе брата поспешно двинулся к нему навстречу и крепко обнял его.