её рта нахмурилась, та сторона, которая уже около года с нетерпением ждала своего дня рождения и очень хотела подарков, которые к нему прилагались.
— Ой. Что тогда?
Он отодвинул свой стул и раскрыл объятия в приглашении, которое она никогда не игнорировала. Сорен вскарабкалась на стул рядом с ним и уселась к нему на колени, вытянув руки поверх подлокотников, а он пододвинул стул обратно к столу. Она не могла видеть его лица, но услышала его улыбку, когда он сказал:
— Скажи мне, что ты видишь, Солнечный лучик.
Что ж, это звучало не очень хорошим ответом на её вопрос. Но она прикусила язык и подчинилась, внимательно изучая лежащее перед ней письмо.
— Стимулы, — прочитала она вслух. — Что это значит?
— Стимулы подобны вознаграждениям. Они предлагаются для того, чтобы побудить людей что-то делать или не делать.
Сорен изучила бумагу более внимательно, упершись кончиком языка в щеку. Пока она читала, её глаза сосредоточенно щурились.
— Мм… стимулы для… союза. Союза с кем?
— Таллис. Мы думаем, что они стали бы для нас хорошими союзниками в случае… если что-нибудь случится.
Нервная энергия хлынула по ногам Сорен, и она легонько толкнула их, чтобы высвободить. Она опёрлась локтями о стол, и чернильные косички скользнули по только что написанному письму отца, не обращая внимания на его тихий протестующий стон.
— Я думала, мы с Таллисом уже дружим.
Улыбка исчезла из голоса её отца, когда он ответил, мягко просунув руки ей под локти и отодвигая её прочь от стола.
— Мы дружили. Но недавно мы получили известие, что они прощупывают другие королевства.
Сорен сморщила нос.
— Прощупывают?
Отец обнял её, положив подбородок ей на голову, пряди его бороды выбивались из тщательно заплетённых косичек.
— Они пытаются найти королевство, которое может дать им больше, чем можем мы. Так что мы собираемся первыми предложить больше.
— Почему? Если они не хотят, чтобы мы…
— Никто не хочет союза, Солнечный лучик. Если бы королевства стремились только к союзам, они бы никогда не стали их создавать. Нам нужен Таллис и мы должны показать им, что они тоже нуждаются в нас.
Сорен запрокинула голову и посмотрела на отца.
— Мы им нужны, папа?
Взгляд её отца вернулся к письму, и его грудь поднялась и опустилась во вздохе.
— Я надеюсь на это. Я очень надеюсь.
* * *
Смерть пахла мятой и прохладным ветерком.
Это было неожиданностью. Живя бок о бок с Элиасом, у неё всегда создавалось впечатление, что это место будет огненным или, по крайней мере, он сказал ей, что, если она сделает ещё одно замечание о том, что его задница довольно приятной формы, она почувствует вкус сажи и серы, когда умрёт.
— Стоит того, чтобы увидеть, как ты краснеешь, — весело ответила она, и он простонал что-то о том, что она невероятна.
Но здесь не было огня, хотя он ей снился, где-то за письмами ко дню рождения и голосом отца и резким запахом свежих чернил. Огонь, который ревел, кусал её за пятки и шипел: «Беги, маленькая принцесса, беги», пока густая, как смола, тьма не поглотила его.
Ну, хотя бы, с этим было покончено. Но остатки этой тьмы всё ещё цеплялись за её разум, затягивая её сознание, как будто ещё не была готова выпустить её наружу.
Никакой боли — это первое, что она заметила, когда её разум вернулся к бодрствованию. Там, где она когда-то чувствовала себя рыбой со вспоротым брюхом, было только нежное, покалывающее тепло. Но у неё болели кости, она невыносимо устала, и во рту стоял ужасный привкус, похожий на старое мясо и утреннее дыхание. Смерть, возможно, и пахла приятно, но вкус был ужасен.
Где-то далеко она услышала надтреснутый, задыхающийся стон. Он мог бы принадлежать ей.
Что-то коснулось её лба, рука, успокаивающая и осторожная, пригладила её волосы, как мать, хлопочущая над ребёнком, страдающим от лихорадки.
Она нашла свой язык и сумела прохрипеть:
— Эй, осёл.
Рука на её лбу замерла.
— Прошу прощения?
Это был… определённо не Элиас.
Она никогда не просыпалась после битвы без Элиаса с тех пор, как они принесли свои клятвы боевых товарищей, раненые или нет. Ни разу.
Она распахнула глаза и увидела лицо убийцы.
Принц Каллиас.
Волосы цвета солнечного огня, заплетённые в длинную косу, перекинутую через плечо, покоились на бирюзовой тунике с длинными рукавами — тонкий шёлк, филигранно расшитый золотом, его очень легко проколоть. Его глаза были самого бледного сине-зелёного оттенка, который она когда-либо видела, как взбитая звёздная пыль, как плесень. Его лицо было странно открытым, беззащитным, на нём не было ничего, кроме надежды.
Она могла бы это изменить.
Сорен вскочила, рыча, потянув руки к его горлу, приготовившись вырвать жизнь из его красивой шеи.
— Ты!
В мгновение ока он превратился из друга в воина и, поймав её за запястья, без труда прижав.
Чёрт возьми. Чёрт возьми.
В таком состоянии её тело не могло выдержать боя. Она дрожала только от усилия этого единственного выпада, волна за волной головокружительная боль, сковывала её конечности.
Так что, боль отсутствовала, только если она не двигалась. Это было плачевно, в основном потому, что она только что бросилась прямо в объятия убийцы Джиры, его сердце было в нескольких сантиметрах от неё, и у неё не было оружия, которое можно было бы вонзить в него по самую рукоять. Нет сил выдавить из лёгких воздух. Ничего.
Ракель доверила ей своё право на его смерть, а она потерпела неудачу.
Она ненавидела его лицо, — красивое в отличие от Элиаса, со всеми острыми углами и изящными чертами, — больше, чем ненавидела что-либо в своей жизни. И это о чём-то говорило, ведь она ненавидела довольно много вещей, и ненавидела их очень сильно.
— Прекрасное отношение к тому, кто спас тебе жизнь, — пожурил он её.
— Иди в преисподнюю, — плюнула Сорен ему в лицо, ударив коленом ему в пах.
Принц немедленно отпустил её, взвыв от боли. Всё нежное в его глазах превратилось из звёздной пыли в известняк. Он похромал назад, но держался так прямо, как только мог, цепляясь за своё самообладание.
— Попробуешь убить меня ещё раз, и ты обнаружишь, что наши подземелья гораздо менее гостеприимны, чем эта комната.
Эта комната — округлая, как башенка замка, стены окрашены в нежный кремовый оттенок, с ползучими виноградными лозами и странными цветами, нарисованными от пола до потолка весёлыми взмахами кисти. Баночки с припарками и пучки сушёных трав были разложены на тумбочке рядом с её кроватью