Читать интересную книгу Опыты религиозных исследований - Кеннет Хаукинз

Теперь нам необходимо подумать над тем, можем ли мы сделать современного человека основой нашей интерпретации Библии. Конечно, нам действительно необходимо стремиться к тому, чтобы сделать Евангелие понятным, насколько это возможно. «Но теолог не обязан приспосабливать христианское учение к современному секуляризованному самосознанию, да он и не может делать этого» 28, — напоминает нам Маккуорри. Но это не новая проблема. В I в. по Р. Х. Павел пытался быть «всем для всех» 29, чтобы сделать Евангелие доступным, но в то же время он сознавал, что, поскольку он проповедовал распятого Христа, это было «для иудеев соблазн и для эллинов (язычников) безумие» 30. И вновь, выступая перед афинянами, Павел всячески старался сделать проповедуемую им весть понятной, связывая ее с представлениями своих слушателей. Однако делая это, он не шел на компромисс и не менял содержания вести, если даже оно прямо противоречило некоторым представлениям слушателей. Он бы никогда не демифологизировал благовестие, чтобы угодить «современным афинянам» 31.

Если мы считаем, что Евангелие неприемлемо для современного человека, то нам было бы полезно как следует подумать над следующими словами Герберта Баттерфилда из его книги «Christianity and History»: «Если мы думаем, что эти христианские верования не согласуются с двадцатым столетием, то можно с полным основанием сказать, что они, должно быть, в той же степени были несовместимы с устоями Римской империи первых веков Христианской эры, где все-таки была высокая степень цивилизации… У современного человека вряд ли есть такие препятствия на пути к религиозной вере, которые бы при тщательном их исследовании не имели в своей основе той фундаментальной проблемы, с которой человечество сталкивалось еще два или три тысячелетия назад. Те трудности и те альтернативы, которые мы имеем сейчас, вовсе не так современны, как многие думают» 32.

Таким образом, мы видим, что хотя побуждения к демифологизации могут быть благими в попытке донести основное содержание Евангелия современному человеку, на самом деле демифологизация как раз этого и не осуществляет, потому что для современного человека так же, как и было всегда, неприемлемо именно это основное содержание, а не только форма, в которой оно выражено. Более того, при демифологизации основная суть вести изменена, так как тема всей Библии — это живой Бог, а Евангелие — это Его спасение во Христе. Бог же Бультмана — это не Бог живой.

Чудеса, наука и история

Мы видим, что Бультман считает демифологизацию необходимой из-за «современной науки». Но что такое «современная наука»? Физика ли, химия, биология или другая область науки доказывает невозможность чудес? Нам также следует спросить: какие именно ученые это говорят? И затем мы должны уяснить, утверждают они это как ученые или это просто их философские рассуждения. Ведь можно заметить, что утверждение, будто наука опровергает чудеса, исходит скорее от теологов-радикалов, чем от ученых. На самом же деле есть много ученых, которые признают реальность чудес, и посему говорить, как это делает Фуллер 33, что все они фундаменталисты, пожертвовавшие своим интеллектом и отмежевавшие в сознании свои научные взгляды от религиозных, это грубейшее искажение фактов, которое всего лишь свидетельствует о предвзятости самого Фуллера. Сегодня такое общее понятие, как «наука» уже нигде не употребляется, за исключением начальной школы. Существует научный метод, есть отдельные области исследования, например, физика, химия и другие, следовательно, такая расплывчатая апелляция к «науке» неуместна.

То понятие «современной науки», которого придерживается Бультман, как уже было сказано выше 34, устарело. Различные области науки исследуют разнообразные явления в нашем мире и во Вселенной, но они далеко не охватывают всего. Наука имеет дело с регулярно повторяющимися событиями, а история имеет дело с событиями уникальными. Это означает, что, когда мы касаемся рассказа, повествующего о сверхъестественном событии, мы спрашиваем не о том, всегда ли такое событие происходит при таких же обстоятельствах, а о том, произошло ли данное событие в данном конкретном случае, то есть ставим вопрос не с научной, а с исторической точки зрения. Другими словами, вопрос о том, произошло ли чудо в том или ином случае, — это вопрос историков, а не ученых. Наука по своей природе не может опровергать чудеса. Противоположное представление о возможностях науки восходит к устарелому взгляду на законы природы как на нечто абсолютное и нерушимое. Во всяком случае, «закон» в науке нужно отличать от закона государственного. Законы природы описывают то, что случается, а не то, что должно случиться. Хотя они и могут нам сказать, что не случается, но они не говорят нам о том, чего не может случиться.

Некоторые старые научные представления, вроде простой причинно-следственной логики, сейчас оказываются неадекватными. Так, Вейсман говорит, что если логика верна, то квантовая теория должна быть ошибочной 35. Старый догматический взгляд на науку потерпел крах. Это имеет непосредственное отношение к вопросу о чудесах. Вот что пишет о книге «The Bible in the Age of Science» Алан Ричардсон: «В двадцатом столетии все шире признается, что вопрос, происходили ли новозаветные чудеса, может быть решен только посредством исторического исследования, а не исходя из догматических утверждений доквантовой физики» 36.

Науку также невозможно привлечь для доказательства реальности чудес. Поляни указал: «В той степени, в какой всякому событию может быть дано определение на языке естественной науки, оно принадлежит естественному порядку вещей… Было бы нелогично пытаться доказывать сверхестественное естественными опытами, так как ими можно выявить только естественные аспекты события, но никак нельзя охарактеризовать его как сверхестественное» 37. Таким образом, если бы можно было научно продемонстрировать возможность данного чуда, это являлось бы свидетельством того, что данное событие не чудо.

Касаясь воскресения Христа, мы имеем дело с одним конкретным событием. Мы не задаем научного вопроса о том, воскресают люди обычно или нет, но мы задаем исторический вопрос, произошло ли в данном конкретном случае такое уникальное событие, как воскресение Христово. «Заключение о том, произошло ли данное событие или нет (каким бы необычным оно ни было), в конечном счете должно быть сделано историком, и оно не может быть предрешено знанием естественных наук» 38.

Это представляет определенную проблему для историка. Если событие, о котором сообщается, никак не вписывается в его представление, будет ли он готов признать, что оно имело место? Историк не имеет прямого доступа к самим событиям, но через исследование сохранившихся свидетельств ему необходимо попытаться определить, что представляли собой данные события. Как говорит Ричардсон, «исторический метод не исключает возможности, что событие имело место, из-за того, что оно не вписывается в систему общепризнанных закономерностей; исторический метод позволяет установить, что событие, вероятно, имело место, поскольку такое предположение наиболее удовлетворительно объясняет имеющиеся свидетельства» 39.

Таковы некоторые положения современной теории истории. Но на практике историческое исследование часто попадает в зависимость от определенных взглядов. Например, Трёльч, чьи сочинения были столь влиятельны в начале века, сказал: «Считается, что современная философия неопровержимо доказала полнейшую непрерывность причинно-следственного процесса и продемонстрировала несостоятельность догматического супернатурализма церкви… Следовательно, нам остается принять идеалистическо-эволюционистскую теорию как единственно заслуживающую серьезного критического рассмотрения. Сама по себе эта теория представляет собой попытку доказать несостоятельность всех средств обособления христианства от остальной истории на основании чуда, а также она является попыткой показать чисто исторически обоснованность и значение христианской религии…» 40. В другом месте он утверждает, что исторический метод основывается на «применении аналогии», которая подразумевает принципиальную однородность всех исторических событий» 41.

Результат применения этого метода ясен. Держась принципа аналогии и однородности, историк говорит, что все события прошлого и будущего — одного и того же рода и, следовательно, мы понимаем прошедшее по сходству с настоящим. Таким образом, если в настоящем мы не сталкиваемся с чудесами, то мы не можем допустить, что они когда-либо имели место в прошлом. Мы исключаем возможность чудес, руководствуясь предположениями, а не доказательствами. Это еще раз указывает на важность исходных предпосылок. В данном случае историк отверг чудеса при помощи научной аргументации, что, как уже было сказано, недопустимо.