— Приемная товарища Черемисина. Громов из ГУВД беспокоит. Можно Сергея Степановича? Жду… Жду.
— Неужели самому, — восторженно прошептал Кравцов.
Громов утвердительно кивнул головой.
— Сергей Степанович… Громов из ГУВД побеспокоил… Хочу доложить. Преступник, угнавший вашу машину, найден. Так точно. Некто Тохадзе… Да… Конечно… Там семья обеспеченная, они ущерб немедленно возместят. Старались, Сергей Степанович… Тохадзе обезвредила группа под руководством подполковника Кравцова…Есть… Есть… Передам…
Громов положит трубку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
— Спасибо, Борис Петрович. Кравцов вскочил, вытянулся.
— Да садись ты, садись. Теперь видишь, на каких верхах твоя фамилия ходит? Благодарят тебя.
— Борис Петрович, — Кравцов прижал руки к груди, — вы только скажите…
— Знаю, знаю. Садись. Давай о Корнееве поговорим. Не нравится он мне. Надо от него избавляться. Подумай, как его «на землю» перевести.
— А чего проще, я на него бумаги читал от Тохадзе. Пока суть да дело, переведем его в какое-нибудь отделение. Только, Борис Петрович, с Кафтановым трудно будет.
— Разберемся.
Громов засмеялся и похлопал ладонью по телефонному аппарату с гербом на диске.
Игорь Корнеев шел по улицам гаражного города. День был воскресный, поэтому многие боксы распахнуты настежь, народ возится с машинами.
Игорь здоровался со знакомыми. Вот и гараж Звонкова. Женя, как всегда, лежит под машиной.
— Привет, — Игорь присел рядом.
— Привет, — Звонков выбрался из-под автомобиля, протер руки ветошью.
— Ты чего звонил? — спросил Игорь и сел на перевернутый ящик, — Что за странные вещи с тобой происходят?
— Я не хотел тебе по телефону говорить, боялся — не поверишь.
Игорь усмехнулся, посмотрел на Звонкова.
— Ну что ты смеешься. Это действительно серьезно. — Дай закурить.
Звонков протянул ему пачку с сигаретами. Они закурили.
— Я даже не знаю, как начать. У меня странная зрительная память.
— Это я знаю, помню еще по школе.
— Ну, а с возрастом некоторые привычки появились.
— Да знаю я и твою аккуратность и даже щепетильность. Ты о деле говори.
— Понимаешь, Игорь, я второй раз возвращаюсь домой и вещи не в том порядке, в котором они были.
— Не понимаю. Конкретнее?
— Конкретнее… — переспросил Звонков. — Например, пепельницу мою с русалкой помнишь?
— Конечно.
— Я ее всегда русалочьим хвостом к окну ставлю. Всю жизнь. Прихожу вчера, а она хвостом к шкафу повернута. Когда уходил, забыл выкинуть окурки. Их три в пепельнице было, а прихожу — пять. Теперь, зажигалка у меня всегда стоит на пятне.
— На каком пятне?
— На том самом, которое вы, еще будучи старшим лейтенантом, прожгли на полировке.
— Любопытно. Поехали к тебе, — прервал Женю Игорь и нетерпеливо встал.
В квартире Звонкова был как всегда полный порядок. Паркет в прихожей ослепительно блестел. На стенах — маленькие веселые картинки с видами Москвы. Медные украшения дверцы стенного шкафа ослепительно сияли в полумраке.
Игорь снял ботинки.
— Стоп, — сказал Женя. — Что ты видишь?
— Ничего, — сознался Игорь.
— Видишь тапочки?
У стенного шкафа стояли четыре пары тапочек.
— Да.
— Как они стоят?
— Нормально.
— Когда я вчера подошел к двери, то поймал себя на мысли, что меня что-то раздражает. Я оглянулся и увидел эти тапочки, они были свалены в угол. Я поставил их вдоль стены, ровно. А теперь они опять свалены.
Игорь внимательно посмотрел на Женю и сказал, сдерживая улыбку:
— Показывай, что еще.
Они вошли в комнату. Женя молча указал на пепельницу, потом на зажигалку, потом достал из пепельницы окурок.
— Читай.
Игорь поднес окурок к глазам.
— Кент.
— Я отродясь не курил таких сигарет.
— Ты проверил, у тебя ничего не пропало?
— Ничего.
— Странно. Знаешь, если это опять повторится, немедленно заяви в отделение милиции.
— Зачем?
— Заяви. Так лучше будет. И вообще сходил бы ты к врачу, Женька, а?
— Ну зачем ты так, Игорь — Звонков устало опустился в кресло.
Кафтанов стоял у окна в своем кабинете и читал какую-то бумагу.
Запел зуммер селектора. Кафтанов подошел, нажал кнопку.
— Да.
— Андрей Петрович, — сказала секретарша, — к вам полковник Зотов, из инспекции по личному составу.
— Приглашай.
Полковник Зотов высокий, чуть сутулый, в форме внутренней службы не вошел, а словно просочился в дверную щель.
— Здравия желаю, Андрей Петрович.
— Здравствуйте, Семен Ильич.
— Присаживайтесь.
Зотов сел, вздохнул, положил на стол папку.
— Что это?
— Материалы на Корнеева.
— Что?!
— Поступило заявление, что Корнеев вымогал взятку…
— Я это знаю, от некоего Тохадзе, — перебил Зотова Кафтанов. — Считаю оговором.
— То-то и оно, но Тохадзе передал нам телеграмму Корнеева и фотографии, где они вместе сидят в ресторане.
— Это еще что такое?
— Да вот, — Зотов неспешно раскрыл папку, вздохнул и положил перед Кафтановым телеграмму.
Кафтанов взял бланк, быстро пробежал глазами, потом поглядел на фотографию.
— Ничего не понимаю.
— А тут и понимать нечего, — вздохнул Зотов. — Здесь, Андрей Петрович, два варианта. Первый — оговор, второй — попытка вымогательства.
— Но зачем оговаривать Корнеева? Кому он мешает?
— Андрей Петрович, я Корнеева тоже знаю. При моей службе о человеке только плохое собирать надо. Так у меня на Корнеева кроме неподтвердившихся анонимок ничего нет.
— Семен Ильич, вы могли бы эти бумаги оставить у меня?
— Если с моим руководством договоритесь.
— Договорюсь.
— Тогда я вам эти бумаги занесу.
Слава Голубев свернул в переулок и опять увидел темно-синие «Жигули», стоящие у церкви.
Гена заметил его и открыл дверь. В салоне они закурили.
— Поедем, — сказал Гена. — Опять к нему. Что брать, я скажу тебе у дома. А пока переоденься. На заднем сиденье кожаная куртка и кепка.
— Гена!
— Молчи, дурак, сделаем дело — всю жизнь нужды знать не будем.
Кафтанов шел по коридору управления, рассеянно здороваясь с сотрудниками. У одной из дверей он остановился, задумался, постоял немного и отворил ее.
Кафтанов оглядел маленький кабинет и спросил:
— Где Летушев?
— На территории.
— Хорошо. Садись, Борис. Есть разговор.
Логунов сел. Кафтанов расположился за столом напротив.
— С сегодняшнего дня ты бросаешь все дела и займешься проверкой вот этих документов.
— Что это, товарищ полковник?
— Попытка скомпрометировать Корнеева. Ты, Логунов, понимаешь, кому и зачем это выгодно. Не скрою, начав это дело, ты можешь нажить себе могущественных врагов. Но на чаше весов доброе имя твоего товарища. Следовательно, доброе имя всех нас.
— Я постараюсь, Андрей Петрович. Логунов взял папку.
Коляска в лифт не влезала. Это была роскошная детская коляска. Нечто среднее между ракетой и автомобилем марки «Крайслер». И как Николай ни старался, он не мог ее всунуть в лифт.
Поэтому и пришлось аккуратно спускать вниз по лестнице.
— Осторожнее! — раздавался голос невидимой тещи. Коляска, солидно поскрипывая рессорами, спускалась вниз по ступенькам.
На четвертом этаже хлопнула дверь квартиры Звонкова.
Николай сверху увидел знакомую клетчатую кепку и кожаную желтую куртку.
— Женя! — крикнул он. — Женя!
Но Звонков, словно не слыша его, опрометью бросился вниз по лестнице.
Машина Тохадзе остановилась в Козихинском переулке.
— Подожди здесь, — сказал он Гене и вынул из портфеля плотный сверток.
— Бабки? — спросил Гена.
— Угу.
— Старичку.
— Угу.
— Много здесь.
— Ничего, дорогой, дело этого стоит, — с этими словами Тохадзе вышел из машины.
Звонков прощался со Львом Мироновичем у входа в институт.
На улице уже горели фонари, и поэтому осенний вечер казался чуть лиловатым.
Женя задернул молнию куртки, закурил сигарету и медленно, не торопясь пошел по улице.
Московский вечер обтекал его, даря на секунду лица, глаза, улыбки.
Он шел задумавшись и не заметил, как толпа вынесла ему навстречу спешащую девушку, и она ударилась о его плечо.
— Ой, — вскрикнула прохожая и упала.
Женя наклонился, схватил ее за руку, начал поднимать.
— Очень мило, — сказала незнакомка, — очень.
И стала собирать какие-то женские мелочи, разлетевшиеся по асфальту из ее сумки.
Звонков поднял какие-то маленькие коробочки, суетливо протянул девушке.
Она взяла их и засмеялась.
Только теперь Женя посмотрел на нее и увидел, что она очень хороша.