— Как идёт работа? — спросил я у главного техника, которым был один из бывших декораторов мастера Тонга.
— Идёт, — пожал плечами тот, проводя ладонью по лбу. При этом он не потрудился стереть машинное масло, так что на лице его образовался длинный грязно-чёрный мазок, один из многих. — С линзами надо возиться, а то вы ни в кого не попадёте с такими трещинами. Но калибровщика «Иссэкигана» нет пока, он с другими доспехами возится. И мне это не нравится.
— Почему? — поинтересовался я.
— Слишком уж долго, — тяжко вздохнул техник. — Да и слежу я за ним всё это время. Он руками машет, ругается на помощников. Значит, плохо дело с доспехом Сатоми-дзюнъи.
— И с моим, наверное, дела не лучше, — кивнул я, делая за него неутешительный вывод.
— Да вы присаживайтесь, Руднев-сан, — махнул рукой техник. — Это бодяга надолго растянется.
Наверное, ещё месяц назад я не понял бы слова, которое я перевёл для себя, как «бодяга». Меня ведь не учили подобным жаргонизмам в детстве, да и в театре их было не услышать даже от декораторов. А здесь, в ангарах и мастерских, вся камерность быстро слетела с нас — общались все больше по-военному, и только присутствие девушек останавливало техников и пилотов от крепких слов.
Техник подтолкнул ко мне ногой пустой ящик из-под боеприпасов. Я сел на него, откинувшись на ногу «Коммуниста», расслабив ноющую спину. В последние дни я чувствовал себя старым и разбитым. Спать приходилось урывками, часто по принципу «где упал, там и кровать», есть бог знает что, кидая раз за разом рис, сушёную рыбу и овощи в себя, как в топку, о чём-то ином, кроме еды и отдыха, думать просто не было времени.
— Сколько ж ещё эта проклятая война идти будет-то? — протянул техник, вытирая ладони ветошкой. — Этак нам не вытянуть будет, как вы считаете, Руднев-сан?
— Вытянем, — ответил я, наслаждаясь блаженством расслабленной спины. — Куда нам деваться? Лично мне умирать как-то не с руки, хотелось, чтоб меня на родной земле похоронили.
— А по мне так всё едино, в какой земле лежать, — пожал плечами техник, удовлетворившись чистотой ладоней и спрятав ветошку в карман комбинезона. — О, калибровщик освободился. К нам идёт, ругается.
— Тащи скорее эту стремянку, будь она проклята! — торопил помощника калибровщик. Он был достаточно высок для японца, одет в офицерскую форму без знаков различия, носил на носу очки, а на поясе пистолет и длинный меч. — Ваша машина? — спросил он у меня.
— Именно, — кивнул я, поднимаясь и ногой отталкивая ящик подальше, чтобы калибровщику не мешал. — У меня было попадание из противомехового ружья очень близко к приборам наблюдения.
— Лучше быть не может, — всплеснул руками калибровщик. — Считаете, линзы у нас бесконечные? Их не так и много у нас, имейте в виду.
— Я-то имею, — я опустился обратно на пустой ящик, откинувшись на груду полных ящиков, ждущих своего часа, — но вы не забудьте сообщить это каии, а также тем, кто сидит за рычагами устаревших мехов, с которыми мы дерёмся по десять раз на дню.
— Обязательно передам при случае, — спокойно ответил калибровщик, передавая меч помощнику, оставшемуся держать стремянку. Было видно, что специалист настроился на деловой лад, и было ему уже не до шуток и препирательств. Он — работал.
Я сидел недалеко и отлично слышал, как он ругается на количество трещин в линзах, их глубину, повреждения системы «Иссэкиган», разбитое крепление, порезанный палец, нерасторопного помощника… И ещё миллион разных бед и горестей, обрушившихся на него за один раз.
— В общем, так, — сообщил он мне, свесившись со стремянки вниз, — линзы я заменил, систему «Иссэкиган» поправил, но прежней меткости можете не ждать. Системе наведения нужен полноценный ремонт, который займёт несколько дней. Она слишком изношена, и следующего текущего ремонта может просто не пережить.
— Послушайте, — возмутился я. — Мне на этом доспехе сейчас в бой идти. И можете мне поверить, я специально не подставляю его под пули, снаряды и клешни каии. Просто пуль, снарядов и клешней в последнее время было слишком много — ото всех не увернёшься.
— Доспехи нуждаются в капитальном ремонте, — пожал плечами калибровщик. — Если их эксплуатировать и дальше в таком темпе, они превратятся в хлам, не подлежащий восстановлению.
— Я это понимаю не хуже вашего, — сказал я, забираясь в доспех, — но врагов слишком много, чтобы экономить ресурс. Видимо, даже доспехов духа.
— Крайне прискорбно, — услышал я, прежде чем захлопнуть за собой люк.
Три наших доспеха погрузились на один автомобиль с открытой платформой, отделение мехов сопровождения — на второй, и мы покатили в Акихабару. Я удивился тому, что с нашим небольшим конвоем ехали несколько авто с зенитными пулемётами на кузовах. Неужели в небе всё настолько скверно складывается? Но стоило нам приблизиться к полыхающему деревянному району Токио, как всё встало на свои места.
Наверное, так должен был выглядеть ад. Багровеющие из-за пламени, полыхающего внизу, облака на самом деле по большей части представляли собой громадные стаи летучих каии, готовых обрушиться на любую цель, как в небе, так и на земле. С ними отчаянно дрались несколько мощных дирижаблей, выпускающих и принимающих эскадрильи лёгких мехов. Небо резали длинные линии трассирующих очередей. На землю чёрным дождём сыпались убитые или покалеченные каии. А ещё обломки и объятые пламенем лёгкие мехи.
— Драка в воздухе идёт нешуточная, — связался со мной командир сопровождавших нас зенитчиков, — на наземные цели твари мало внимания обращают. Но если кинутся всё же, не тратьте на них патроны, они — полностью наша забота. Только в самом крайнем случае.
— И когда будет, — поинтересовался я у него, — этот ваш случай?
— Я вам немедленно об этом сообщу, — сказал зенитчик.
На формальной границе Акихабары был развёрнут настоящий оборонительный пост, с пулемётами и миномётами, укрытыми за мешками с песком, проволочными заграждениями и заградительными щитами. Перед ним громоздились горы медленно истаивающих трупов каии. Сразу видно, что и на земле схватка шла не на жизнь, а на смерть.
— Дальше уже своим ходом, — сообщил мне зенитчик. — Мы встретим вас здесь на обратном пути. Удачной охоты.
— Благодарю, — вежливо ответил я, сводя доспех с платформы грузовика, а затем обратился к бойцам с поста через чудом уцелевшие динамики в броне: — Кто тут вас командует?
— Омура-сёи, — ответил молодой парень в очках с одной треснувшей линзой. Он подошёл к рации, которой пользовался зенитчик и говорил через неё, иначе бы его никто не услышал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});