На этот раз обошлось без наводящих оторопь новостных репортажей с ядерными ударами и огнеметными танками. Монитор, правда, имелся – он висел на противоположной стене, черный, кажется, даже покрытый пылью. Стол, пластиковая бутылочка газированного «Святого источника» (эта деталь почему-то отчетливо бросилась в глаза – все остальное было слегка размыто, не в фокусе, и лишь бутылка имела нормальный вид), россыпь разноцветных файлов, несколько ручек. Одним словом, офисная рутина.
А вот сидящий напротив человек в это понятие никак не вписывался. Казалось, он только что выбрался из бункера – а может, это место тоже располагалось глубоко под землей? Нестарое еще, лет пятидесяти с небольшим, лицо уродуют мешки под глазами и какая-то неистребимая серость, словно кожа месяцами не видела солнца, а воздух его овевал исключительно кондиционированный, мертвый. Генеральский мундир хоть и сидит аккуратно, но носит следы застарелой несвежести. Китель нараспашку, узел галстука слегка распущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Так и видишь, как владелец которую по счету ночь засыпает прямо в рабочем кабинете, не снимая брюк, повесив китель и рубашку с галстуком на спинку стоящего возле кожаного дивана стула. И за всем этим – серым лицом, несвежим кителем, отечными веками – прячется неимоверная усталость, тоска, обреченность. Бункер – он бункер и есть.
– Вас выбрали за некий присущий вам взгляд на окружающий мир, – заговорил генерал. Голос у него был хриплый, свистящий, одышливый – человек явно злоупотреблял сидячим образом жизни. – А также, и далеко не в последнюю очередь, за родственников и близких, причем не вас нынешнего, шестидесятилетнего, со всем вашим жизненным багажом, а того, подростка…
– То есть и в прошлое теперь отправляют по блату?
Второй голос – мой. Обычно человеку непросто узнать себя на звукозаписи, если, конечно, он не блогер, артист или телеведущий. Но тут сомнений почему-то нет. Причем голос этот явно принадлежит мне шестидесятилетнему, как и сказал только что незнакомый генерал. Голос деланно-ироничный, слегка небрежный – ясно, чтобы скрыть неуверенность, а пожалуй, и испуг. Обычное дело.
– Не совсем по блату. Точнее – совсем не по блату. Впрочем, можете считать и так, для дела это значения не имеет. Вы были отобраны по многим критериям, и родственные связи – лишь один из них. Главное, что вам следует запомнить: без сотрудничества со своим юным альтер эго вы не добьетесь ничего. Ясно? Ни-че-го. Либо выгорите, рассосетесь в подростковом сознании, оставив после себя заведомого неврастеника, а то и законченного инвалида по психиатрии. Либо, наоборот, поглотите, подавите его, и тогда придется заново прожить жизнь, совершенно точно зная, какая беда ожидает и вас, и всех на этом шарике – и понимать, что единственный шанс отвести ее безвозвратно упущен. Вами. И долго вы так протянете, прежде чем потянетесь к бритве, пачке снотворного или открытому окну?
Генерал умолк, наклонился вперед, при этом кончик галстука зацепил одну из авторучек, и та покатилась по столешнице. Он протянул руку к бутылке и…
Женька сидел на диване – встрепанный, перепуганный. За окном – глухая беззвездная ночь, будильник на столе показывает четверть третьего. Что до меня, то я пришел в себя, как и в прошлый раз, одновременно с ним и теперь лихорадочно пытаюсь осмыслить этот, второй по счету, флешбэк. Чем он отличается от предыдущего? А вот чем: в нем я увидел (ну хорошо, услышал) себя самого. А еще – из него можно почерпнуть информацию, касающуюся меня лично. Точнее – нас. Обоих. А еще точнее – того, зачем с нами происходит… то, что происходит. Потому что кого как не Женьку имел в виду генерал, рассуждая о том, что мне – нам – предстоит сделать?
А собственно, что именно нам предстоит? Ни слова о природе опасности, грозящей «шарику», как и о природе «особого взгляда» на действительность, якобы мне присущий, и о тех «родных и близких», из-за которых меня выбрали, он не сказал. Может, потом? В очередном флешбэке? Похоже, им положено случаться именно во сне. Конечно, двух случаев маловато для уверенной статистики, но ведь будут и другие, будут! А значит, подтверждается еще одно заключение: я не стайер. Генерал и те, кто за ним стоит (а они имеются, к гадалке не ходи!), похоже, ждут от меня вполне конкретных действий. И откладывать их на потом никак нельзя категорически.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И при всем при том – отчетливое, засевшее, как гвоздь в сапоге, и оттого столь же раздражающее чувство, что я совершенно точно знаю, о чем идет речь.
Вот и понимай как хочешь…
– И как же все это понимать?
Женька уже немного пришел в себя. Паники, как прошлой ночью, нет – наоборот, есть ясное осознание реальности происходящего. Похоже, мои усилия не пропали даром.
А понимать это надо так, что мы имеем бонус. Причем – чертовски важный бонус. Уж не знаю, где тут курица, а где яйцо, был ли флешбэк следствием налаживания контакта общения или, наоборот, стал толчком к нему, но факт есть факт. Теперь у нас получается не просто обмениваться «подталкиваниями», ощущениями, намеками, но и общаться напрямую.
А может, сам флешбэк – следствие того, что я дал «реципиенту» доступ к моей памяти? А что, вполне себе версия: он просматривает ее и как бы собирает заново, то есть делает то, до чего у меня самого никак не дойдут руки. Текучка заедает, хе-хе…
В общем, мы сумели поговорить. Недолго и не слишком вразумительно, но ведь лиха беда начало. Разговор этот вымотал обоих почище самого флешбэка, но Женькину фразу, произнесенную перед тем, как мы оба провалились в сон, я расслышал хорошо:
– Пожалуйста, только не надо больше так делать – силой выкидывать меня из меня…
Среда 6 сентября, 1978 г.
Ул. Онежская.
Новое утро
Удивительно, но трудности диалога двух наших личностей рассеялись вместе со звонком будильника. Потому что уже в ванной, за обязательным утренним туалетом мы с альтер эго попробовали поболтать и выяснили, что не испытываем при этом особых трудностей. Больше всего диалог походил на телефонный разговор. Или, скажем, на беседу людей, совместно занятых достаточно сложным делом.
Хороший пример: раллийный экипаж на каком-нибудь «Даккаре». Есть пилот и есть штурман. В каждый конкретный момент нагрузка на них сильно различается, но ведущим в этой паре все равно является пилот. Что не мешает им беседовать по ходу гонки, в том числе и на тему управления общим транспортным средством. Когда же нагрузка на одного из них резко возрастает – скажем, особенно сложный поворот, или штурман должен быстро выбрать новый вариант маршрута, – то он может и выпасть на время из беседы. Или ограничится тем, что будет слушать рассуждения напарника.
И вот что у нас получилось:
Я: «Ладно, договорились, я пока не лезу. Но если понадобится помощь – имей в виду, я всегда готов, как юный пионер. Ты только пропусти, а дальше уж я сам…»
Женька (хихикая): «Это как в анекдоте про вьетнамского летчика?»
«В каком это анекдоте?» – машинально спрашиваю я и тут же вспоминаю.
Да вы наверняка слышали:
«Поставили наши во Вьетнам новейшие МиГи. Инструктируют летчика-истребителя по имени… скажем, Сунь Хунь Чай:
– Управление простое. Если плохо будет, жми первую кнопку. Если хуже – вторую. Если совсем кранты – вот эту, красную.
Ну, сел Сунь Хунь Чай и полетел. Навстречу – „Фантом“.
„Ой, плехо“, – думает Сунь.
Нажал первую кнопку. Пых! „Фантома“ как не бывало. Порадовался, летит дальше. Навстречу – звено „Фантомов“.
„О, хузе“, – понимает Сунь.
Нажал вторую кнопку, те и попадали. Полет продолжается. Навстречу – уже целая эскадрилья „Фантомов“.
„Ну, все…“ – думает Сунь Хунь Чай и нажимает красную.
Сзади кто-то хлопает его по плечу:
– А ну-ка, косоглазенький, подвинься, сейчас мы их…»
Сам, прошу заметить, вспомнил, без подсказки. Или это опять штучки общей памяти?