Шли минуты. Ольгица по-прежнему неподвижно стояла над рекой, словно к чему-то прислушивалась — то ли к приглушенному рокоту водопада, то ли к голосам леса, то ли к собственной молитве.
В трех шагах от нее, обхватив руками ствол молодой сосны, замерла Власта. Когда возник выбор: куда деваться, у кого искать защиты она не пошла ни с воинственно настроенной графиней с ее опытным телохранителем Кара-Батыром, ни с поручиком. Единственной надеждой оставалась Ольгица. Власта решила быть с ней до конца, что бы ни случилось.
— Впереди всадники! — вдруг послышался голос Кара-Батыра, единственного, кто все еще продолжал оставаться в седле. Графиня уже знала, что без коня он чувствовал себя просто беспомощным.
— Где они? — не столько с тревогой, сколько с интересом спросила Диана.
— Сейчас будут здесь. Смотрите на мост, графиня.
Всадники еще не появились, не было слышно ни голосов, ни топота копыт, но каким-то своим, особым чутьем татарин улавливал: они уже близко.
— Стрелять, только когда они въедут на мост, — негромко скомандовал поручик. — Ждать моего выстрела.
Всадники приближались медленно, как бы подкрадываясь, и первый из них осторожно въехал на настил. Мост был довольно длинным. Застучали копыта. Настороженно зафыркали лошади.
— Они уже должны были подъехать к мосту, — произнес кто-то из тех, что ехали первыми. — Не могли же они остановиться на ночлег в ночном лесу.
— Здесь, у моста, мы их и встретим. Пусть даже утром.
— Ольгица, — не выдержала Власта, — убегаем. Они схватят нас.
— Схватить нас им будет еще сложнее, чем нам — убежать. Однако твое личное спасение — в молчании.
Уже почти все всадники — на мосту. Передний вот-вот съедет с него по эту сторону. Но, прежде чем прозвучал выстрел поручика, все кони пришельцев — причем как-то все сразу — захрипели и встали на дыбы.
— Ольгица! — восторженно вскрикнула Власта. — Это твоя власть, Ольгица!
Ржание лошадей слилось с криками людей, которые не могли понять, что происходит. Один конь рванулся и, не сумев перескочить через перила, перевалился через них, упав в воду вместе со всадником. Кто-то кричал, уже лежа на настиле, буквально под копытами.
Воспользовавшись этой странной заминкой, польские гусары дружно ударили по ним из ружей. Графиня тоже разрядила свои пистолеты и взялась за лук. Даже кучер, и тот выстрелил из ружья, стоя чуть позади остальных, прямо посреди дороги.
Но самое удивительное, что ни один из нападавших так и не смог повернуть назад. Взбесившиеся кони гарцевали на мосту, сбрасывая с себя седоков, или ломали перила, оказываясь вместе со всадниками в воде. И лишь двое бандитов все же прорвались на эту сторону реки.
— Кара-Батыр, они — твои! — властно скомандовала графиня, заметив этих безумцев.
— Слушаюсь и повинуюсь.
— Один нужен живым! Мертвые тайн не выдают!
— Он будет живым, графиня.
Выскочив из-за деревьев, татарин в одно мгновение рассек первого налетчика саблей, а второго заарканил и стянул с седла.
11
Прошло две недели с той поры, как д'Артаньян оказался под незримым, но неусыпным попечительством баронессы фон Вайнцгардт. Его рана почти зажила и хотя садиться на коня врач еще не рекомендовал, при ходьбе лейтенант не ощущал никакой боли. Еще неделя — и можно было прощаться с гостеприимной семьей стариков-фламандцев, успевших привязаться к нему, словно к сыну.
Прежде чем вернуться на передовую, д'Артаньян еще мечтал побывать в Париже, по которому тосковал сейчас почти так же, как и по невесть куда запропастившейся Лили. Поэтому ни одного лишнего дня задерживаться в городишке он не собирался.
Дважды д'Артаньян получал от Лили записки. Но драгун-саксонец, привозивший их, так и не смог — или не желал — толком объяснить, где именно ему вручали эти послания, где находится баронесса. А его объяснение: «Она совсем недалеко отсюда» — приводило графа в ярость. Он с удовольствием проткнул бы гонца рапирой [6], если бы не боязнь, что с гибелью драгуна он уже никогда не дождется третьей записки.
Правда, хозяин дома как-то намекнул, что вроде бы баронесса увезла брата в Германию, считая, что после двух ранений рисковать ему уже не стоит. Однако мушкетеру слабо верилось в это. «Истинного саксонца раны облагораживают», — Лили зря слов на ветер не бросает. И если уж она встретила этими словами весть о ранении своего брата…
Но сегодня баронесса Вайнцгардт, в конце концов, объявилась. Д'Артаньян еще спал, когда заглянула хозяйка, и, мило шепелявя на своем «фламандском французском», известила:
— Ваши страдания кончились, господин граф. Она вернулась.
— Вернулась? Кто? — не понял мушкетер, сонно протирая глаза.
— Вот этого вопроса я от вас не ожидала, — почти возмутилась госпожа Хундстар. — Конечно же, баронесса фон Вайнцгардт.
Графу запомнилась улыбка старухи, когда она произнесла это имя. Она показалась почти такой же прекрасной, как улыбка самой Лили.
Баронесса ждала его, сидя в седле. У задка ее нетерпеливо гарцевал явно застоявшийся боевой конь мушкетера.
Прежде чем что-либо молвить, д'Артаньян подошел к нему и впервые после неудачной встречи с Лили взобрался в седло. Делал он это с трудом, явно сдерживая боль, побаиваясь, как бы не разошлись свежие шрамы на ране.
— Вам хотелось, чтобы все было как во время прошлой встречи, баронесса Вайнцгардт?
— Умница, догадались, — едва заметно улыбнулась Лили, все еще присматриваясь к выражению лица мушкетера. С того момента, когда она поняла, с каким трудом дается ему посадка на коня, баронесса уже сожалела, что решилась подвергнуть его этому испытанию.
— Вас слишком долго не было, Лили.
— Зато теперь вы без зазрения совести смогли употребить слово «слишком». Мне приятно слышать его, граф. Однако не буду вас терзать. И еще: совершенно очевидно, что к путешествию в седле вы пока что не готовы.
Что значит «не готов»? — возмутился д'Артаньян и с такой отчаянной решимостью вцепился в поводья, словно его собирались стащить с коня. — Куда бы вы ни приказали, баронесса фон Вайнцгардт, я — с вами.
— В самонадеянности вам не уступит только мой брат. Однако это не самый страшный из ваших грехов. Отто, Карл! — тотчас же позвала Лили.
Сходя с коня, д'Артаньян увидел, как из флигеля, в котором размещалась столовая для прислуги, вышли двое рослых парней с угрюмыми, одинаково невзрачными, прыщеватыми лицами. Они были в кирасах [7], и не оставалось сомнения, что под власть баронессы попали прямо из-под власти командира наемного полка германцев-кирасир.