Если я чему-то и научилась за то время, что провела в Холлоу Хиллс, так это тому, что никому нельзя доверять. Кто знает, как давно она работает на Энгеля. Или хуже того: на что она могла пойти, чтобы избавиться от меня. Я внезапно осознала, что, вероятно, никогда не буду в безопасности, пока она где-то рядом — вьётся вокруг Трейса.
Это если я ещё когда-нибудь смогу вернуться домой.
Он наклонился ближе, сокращая дистанцию между нами.
— Это, — сказал он, указывая рукой на окружающее пространство, — должно было случиться, так или иначе. Пират всегда охотится за сокровищем, и ты, искусительница, самое дорогое сокровище из всех. Это был просто вопрос времени.
Резонно. Энгель охотился за мной с того самого дня, как узнал о моём существовании. И пока он ещё ходит по этой земле, он всегда будет представлять для меня угрозу. Если бы это не случилось на той вечеринке, то произошло бы через неделю-две. Наша встреча была довольно-таки неизбежна.
Но опять же, лучше бы эта встреча состоялась на моих условиях, а не на его.
— В любом случае, ты ничего не можешь с этим поделать, как не можешь собрать пролитое молоко.
— Тебе легко говорить. Ты не пьёшь молоко.
— Действительно, ещё одно преимущество Воскрешённых, — он вновь откинулся на спинку стула, вскидывая брови и возвращая себе надменный вид.
— Ага, ты же прям ходячая мечта… если бы не вся эта демоническая хрень.
— Отказ от человечности — это скорее благословение, чем проклятие, любовь моя. Никаких привязанностей. Никакой боли. Никаких волнений.
— Никакой души, — пробормотала я себе под нос.
— Вот видишь, меня бы это задело сильнее, будь я более человечным.
Я снова встретилась с ним взглядом. Он странно на меня смотрел. Я могла бы поклясться, что в его тёмных глазах что-то мерцало; вихрь чувств, спрятанный в глубине. Это точно были не глаза того, кто отказался от человечности и перестал заботиться о ком-либо или о чём-либо в этом мире. После всего, что он сделал для меня, местами на свой страх и риск, мне как-то не верится.
— Ничего человечного, да?
Он вздёрнул подбородок.
— Ни капли.
Качая головой, я пыталась найти правду на его лице.
— Ты настоящая загадка, знаешь?
— Помимо прочих моих достоинств.
Я не удержалась и рассмеялась.
— Пока не забыла, хочу сказать спасибо тебе.
— За что, любовь моя?
— За это. За всё, если честно.
— Будь я проклят, — его губы изогнулись в кривой ухмылке. — Не думал, что доживу до этого дня.
— Не спеши привыкать, — я поправила свой топ и откинулась на спинку стула. — И мы всё ещё не друзья.
Он засмеялся. Звук, чрезвычайно волнующий и будоражащий меня.
Я посмотрела на него серьёзно.
— Я не шучу. Я вряд ли смогла бы здесь выжить, если бы не ты, — я замотала головой и исправила себя: — Нет, я точно бы не выжила здесь, если бы не ты.
— Ты нашла бы способ, ангел. Ты всегда находишь. К тому же, рано меня благодарить, — он подался вперёд, упираясь локтями в стол. — Нам всё ещё нужно каким-то образом вытащить тебя отсюда.
— И избавиться от Энгеля, — подчеркнула я, копируя его позу. От резкого движения мои раны пронзило болью, но я задавила её, не желая показывать Доминику свои мучения.
— Просто сбежать недостаточно, — добавила я, отрывисто дыша. — Нам нужно положить этому конец, раз и навсегда.
— Конечно, — кивнул он, прекрасно понимая, что я имею в виду. — Всему своё время, любовь моя.
— Своё время? У меня нет подходящего времени, Доминик. У меня вообще нет времени. Я готова сейчас, — я знаю, что нельзя действовать напролом, а нужно сделать всё с умом, но мне так хочется выбраться из этого места. Я хочу, чтобы Энгель сдох, и чтобы в этот раз наверняка.
— Ты не в том состоянии, чтобы бросать сейчас вызов кому-либо, ангел. Тебе нужно для начала исцелиться. Воспользуйся по максимуму этой возможностью восстановиться, пока мы проверяем, насколько далеко простираются новые рамки твоей свободы. Если всё будет хорошо, мы продумаем наш следующий шаг.
Прежде чем я успеваю возразить, Доминик поднимает ладонь и отстраняется назад, как раз когда раскачивающиеся двери открываются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тощая с короткими кудрявыми тёмными волосами вошла в комнату с подносом. Взгляд её изумрудных глаз был направлен в пол всё то время, пока она обходила стол по пути к нашим местам. Не говоря ни слова, она поставила бокал с густой красной жидкостью перед Домиником, а затем поставила блюдо с крышкой передо мной.
Я не могла не сочувствовать ей. Она, как и я, была узницей в этом замке. И как и меня, её держали здесь против её воли.
— Спасибо, Люси.
Она склонила голову и покинула комнату тем же путём, которым пришла.
Моё сердце ухнуло.
— Как давно она здесь? — спросила я, гадая, есть ли у неё семья, которая её ищет.
— Не знаю точно, — равнодушно ответил он, словно его это ни разу не волновало.
— Как ты можешь так себя вести?
Он вскинул бровь.
— Как «так»?
— Как будто это неважно! Будто она никто.
— Она никто. Для меня, — жёстко отрезал он. — Я беспокоюсь только о твоей судьбе и, давай откровенно, тебе тоже нужно думать о себе. Ты не в том положении, чтобы кому-либо помогать. Ты едва ли можешь помочь себе.
Туше.
Он смягчился, заметив мою реакцию.
— Возможно, я выразился несколько…
— Не нужно, — прервала его я. Большую часть времени здесь я провела лёжа на полу без сознания. И вправду, каким макаром я собираюсь ей помочь? — Ты прав.
Он выглядел так, словно хотел сказать ещё что-то, но передумал.
— Ладно тебе, ангел. Пора поесть, — он поднял крышку с моего блюда, под которой оказалось идеально обжаренное филе камбалы с овощами, приготовленными на пару. — Тебе нужно восстанавливать силы, пока есть возможность.
Всё вокруг исчезло, осталась только еда передо мной. Я вдохнула аромат, и рот моментально наполнился слюной. Я ведь даже не люблю рыбу, но была так голодна, что съела бы и целого кита.
Я схватила вилку и бросила взгляд на Доминика — он как раз взял в руку свой «ужин» и сделал глоток.
Моя вилка застыла на полпути.
— Это человеческая кровь? — спросила я, уставившись на него.
— Ну, это явно не несчастная зверушка.
Вилка упала на стол.
— Что? — невинно спросил он.
— Серьёзно? Я не собираюсь просто сидеть здесь и есть, пока ты пьёшь это!
Он свёл брови, растерявшись. Или забавляясь. По нему всегда сложно сказать.
— Я пью твою кровь, по меньшей мере, два раза в день, любовь моя. Какая между этим разница?
— Большая, Доминик. Я добровольно согласилась на это. А тот, чья кровь в этом бокале, — нет, — я скрестила руки на груди и отодвинулась назад.
— Ты ведь это не серьёзно.
Я поджала губы, сверля его взглядом.
— Но я голоден, — произнёс он почти жалобным тоном.
— Какая. Ужасная. Трагедия, — я ни за что не отступлю от своего. Может, я и не могу помочь ни одной из этих девушек-доноров, но я точно не собираюсь становиться соучастницей их угнетения.
После небольшой паузы, за которую он осознал, что ему не победить, он опустил свой стакан на стол и обнажил свои зубы.
— Ну, теперь довольна?
— Нет. Но это хорошее начало, — больше не глядя на него, я снова взяла свою вилку и приступила к ужину. В ту секунду, когда еда коснулась моего языка, мои глаза распахнулись от удовольствия. Солоноватая рыба прямо-таки таяла во рту.
— Вкусно? — спросил он, усмехаясь уголком губ.
— Ммм, здесь больше подойдёт «обалденно», — ответила я и взяла в рот следующий кусочек, и ещё один, и ещё, не останавливаясь, пока вся тарелка не оказалась вылизана дочиста.
— Ох, ангел. Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то ел так быстро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мои щёки обожгло румянцем, но это не помешало мне слизать крошки с фарфоровой тарелки.
— Я всё ещё голодна, — призналась я.
— Не волнуйся, любовь моя. Сейчас будет второе блюдо, — подмигнул он. — Наслаждайся, пока можешь.