понял, не переживай. Потом отдашь…
Робер покраснел, надул щеки. Он был хотя и бедный, но благородный и гордый:
– Нет! – потом, правда, смягчился и добавил. – Как же я отдам тебе, ты и так всю дорогу заботился обо мне…
– С первой добычи и отдашь… – попытался успокоить его Филипп. – Места здесь, поговаривают, богатые, мусульмане все в золоте и каменьях, да на бабах их золота столько, что свет не видывал!..
– Господи! Да о чем ты говоришь?! – снова возмутился нормандец. – Грабить женщин?! Мы же воины Христовы, а не мародеры и грабители!..
– Ой-ой-ой! – де Леви закатил глаза к небу. – Какой идеализм, какое благородство! А на что наши франкские рыцари построили себе замки в Палестине?! На Божью благодать?! На милостыню?! Нет, Брат! Они преспокойно грабили мусульман, отрубали им пальцы, чтобы снять драгоценные перстни, вспарывали им животы, чтобы отыскать проглоченные сокровища! Война, мой наивный нормандский друг, пусть и религиозная, но все-таки война. А на ней, не обессудь, будет и кровь, и мародерство, и прочие милые спутники жизни во вражеской стране…
Робер буквально упал на стул, на котором до этого спал Филипп.
– Мама родная…
– Понимаю тебя. – Де Леви присел рядом с ним на корточки, заглянул ему в глаза и улыбнулся. – Я тоже, поверь мне на слово, думал также как и ты. А потом, сам того не замечая, привык и пообтесался…. Жизнь заставила.
– Но я беден как церковная мышь, а тут прямо в кабалу к тебе попадаю вечную… – Робер опустил голову и сник.
– Так! Еще раз сравнишь меня с евреем – вызову на ордалию и убью к чертовой матери! – Засмеялся Филипп. – Помнишь слова Господа? Да не оскудеет рука дающего…
– Ты и так слишком уж много мне дал… – Робер поднял голову и грустно посмотрел на де Леви. – Мне и так никогда не рассчитаться с тобой…
– Плевать! Зато мы будем вместе, так веселее и удобнее воевать! – подмигнул ему Филипп. – Пошли собирать манатки и сползать на берег Испании…
Поздняя испанская осень довольно-таки приветливо встретила путников. Единственным, что, пожалуй, немного подпортил приятную картину встречи с неизвестной страной, был противный, периодически налетающий и также быстро прекращающийся холодный Бискайский северный ветер. Слава Богу, что порт Сантандера да и сам город были укрыты за большим горным выступом, полукругом слева вклинившимся в море. Это хотя бы немного утихомиривало ветра. На нем и располагался старинный монастырь, а по совместимости и крепость, построенная готами для защиты своих земель давным-давно.
Рыцари быстро сошли на берег, с большим трудом пробились сквозь ряды всяких спекулянтов, перекупщиков и откровенных проходимцев, слились с большой и оживленной толпой зевак, покупателей, вербовщиков и торгашей и покинули порт.
Робер был потрясен разнообразием одежд, лиц и языков, захлестнувших его со всех сторон, он оторопело глазел на верблюдов, яркие и вычурные до необычности одежды мусульманских купцов, что пару раз только благодаря внимательности Филиппа не стал легкой добычей карманников и мелких воришек, кишащих, словно рыбья молодь на мелководье реки.
– Будь внимательнее… – Филипп протянул нормандцу его хилый кошель. – Неровен час, еще и последнего лишишься…
Нормандец горячо поблагодарил своего товарища, спрятал кошель за пазуху и поспешил за де Леви, который шагал впереди, расчищая дорогу.
– Куда мы идем?.. – догнав его, спросил нормандец.
– Куда-куда… – засмеялся Филипп. – Знамо куда – к евреям!..
– Зачем?.. – скривился Робер. – Бр-р-р. Общаться с этим богопротивным народом…
– Раз они живут до сих пор на свете – значит, не богопротивны… – поправил его де Леви. – А потом, мне еще мой отец рассказывал, что если к ним отнестись по-человечески, то и они воздадут сторицей. Хотя, ухо надо держать востро…
Робер пожал плечами, но спорить не стал. Они миновали большую рыночную площадь, посмотрели походя товары, задержались немного возле лавок оружейников, где мусульманские купцы, мигом распознав в них новичков и чужеземцев, стали втридорога продавать оружие и разные диковинные вещицы. Но больше всего, как ни странно, мусульмане мечтали купить их длинные франкские мечи…
– Чего это они так к нашим старым мечам прицепились?.. – снова удивленно спросил Филиппа Робер. – У них вон сколько разного и красивого оружия?..
Филипп пожал плечами и ответил:
– Знаешь ли, друг мой Робер, наши мечи у них ценятся на вес золота. Еще ордонансом короля Шарля Лысого наложен полный запрет на продажу наших мечей неверным.
– Да ты что?.. – удивился нормандец. – А я и не знал…
– Поверь мне, что и я многого еще не знаю, так что не надо на меня смотреть, как на всезнающего… – Филипп присмотрелся к одной из вывесок, подошел к двери и постучал кольцом, прикрепленным к ней, о бронзовый выступ. – Вот, если не ошибаюсь, мы и пришли…
– Да? Откуда ты решил?..
– От верблюда… – Филипп показал пальцем на грубо намалеванную шестиконечную звезду. – Это звезда Давида. Так все евреи обязаны помечать свои жилища и торговые лавки.
– Век живи и век учись… – промолвил Робер.
Дверь осторожно приоткрыла, из-за нее высунулась голова мальчика-подростка с черными курчавыми волосами, ойкнула и снова закрылась.
– Вот те на… – произнес Робер.
Не успел он договорить свою фразу до конца, как дверь снова раскрылась, на пороге появился старый еврей в просторной одежде, похожей на кучу сплошных складок, подпоясанных тоненькой бечевой. На голове у него был черный полукруглый колпак.
Он окинул быстрым и наметанным взглядом своих гостей, после чего, старательно подбирая слова, на немного ломаном французском языке произнес:
– Да будь благословен Господь, хранивший вас, добрые франки, в море и направивший ваши стопы ко мне, несчастному и бедному Исааку… – он низко поклонился рыцарям. – Путники желают немного придти в себя с дороги, отдохнуть и перекусить…
Эти слова он сказал куда-то вглубь дома, адресуя их, видимо, кому-то из слуг или домочадцев.
– Мы бы желали… – произнес, было, Робер, но еврей мило улыбнулся, снова поклонился и сказал:
– Надо сначала омыть ноги с дороги, покушать, а уж потом говорить о делах наших скорбных… – он сделал приглашающий жест рукой. – Прошу вас не отказываться и пройти под крышу этого гостеприимного жилища.
Рыцари переступили порог и оказались в довольно-таки просторной и ярко освещенной комнате, служившей гостиной, торговой лавкой и одновременно кабинетом еврея. Жилище было скромным, но не бедным, что лишний раз подчеркивало осмотрительность его хозяина, выросшего среди постоянных войн и, судя по всему, привыкшему к регулярным погромам.
Исаак пригласил их за большой стол, который его домочадцы уже успели накрыть выбеленной холстиной и теперь заканчивали расстановку мисок, глиняных стаканов и кувшинов.
– Присаживайтесь, гости…