которая продает. — Условия и ценник готовы? А ну-ка, давайте сюда! — мне протягивают лист бумаги, который я должен буду сохранить в течение года, так, на всякий случай. — Угу… угу… Это тоже понятно… Разобрать по частям можно, но оставить возможность пересобрать. Сопротивление первую минуту-две, а потом можно отключать пульт управления и изредка подавать признаки борьбы, чтобы не заподозрили.
Смотрю на команду покупателей. Те с понимающим видом кивают.
— Отлично. Деньги.
Покупатели протягивают мне огромный мешок, который я роняю на стол и начинаю изучать содержимое, доставая пачки денег.
— Это моя… — в следующий миг перебиваю самого себя, начиная матом орать что есть мочи на Джимми, который без стука вваливается в палатку с камерой на плече.
— Да она выключена! — отвечает Джимми, но мне от этого не легче. — Не работает она! И вообще, мне организаторы сказали найти вас! Нас пытаются штурмовать эти… которые защитники прав всего и вся, несмотря ни на что. Моралисты, короче… — произносит он, после чего без паузы врывается в разговор: — А что это вы тут делаете?!
Джимми смотрит на мешок, на меня, на две пачки денег, которые я держу в руках, на представителей двух команд, которые должны сейчас готовить гнилушников выйти на арену.
— Взял. Закрыл щель. Вышел, — кидаю ему пачку йот, выдыхаю, ощущая, насколько сильно трясутся руки от негодования. — Сука… — выдыхаю, и аж глаза закатываются. — Я ему заплатил. В случае возникновения левой информации можете ёбнуть, — произношу я. — Соглашение подписали? Обе стороны? — они кивают. — Отлично. В таком случае, готовьтесь выходить на арену, а я пошел разберусь с правозащитниками, будь они все неладны.
Настроение скатывается в самый низ, на самое дно, от чего я хочу послать все как можно дальше и сегодня больше не возвращаться сюда, но работа есть работа и её, несмотря ни на что, необходимо доводить до конца.
Выскакиваю из палатки. Щелкаю несколько раз пальцами, привлекая внимание оператора.
— Включай шарманку, — обращаюсь к нему без настроения, после чего вздыхаю и уже с улыбкой на лице обращаюсь к зрителям: — Просим прощения за ожидание. У нас возникли небольшие неполадки. Через десять минут мы восстановим наше шоу, а пока что у вас есть уникальный шанс еще немного отдохнуть и приготовить свои руки чтобы аплодировать, связки, чтобы орать, а моргалы, чтобы не моргать в страхе пропустить какой-нибудь смачный момент! — смеюсь, после чего подаю Джимми условный знак, чтобы он выключил передачу данных и проследовал за мной.
На самом деле, единственный знак, который я хочу ему подать, заключается в том, чтобы с локтя ударить по зубам. С наслаждением. С оттяжечкой… Потому что за дело.
— Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу втащить тебе по ебалу… — шиплю я сквозь зубы практически уткнувшись носом ему в глаз. — Я же тебе сказал, кусок ты… говна… чтобы стучался, прежде чем заходить! И как же тебе повезло, что камера была выключена… — чувствую, как слова выбивают слюну изо рта. — И повезло, что я считаю личные вещи святыней, иначе полез бы проверять, что ты там наснимал! — я делаю шаг назад. — А теперь идем за мной. Надо проучить правозащитников всего и вся, лишь бы правозащищать… — делаю еще один шаг, хватаю его за шиворот и утаскиваю за собой навстречу тем, кого презираю даже больше, чем таких кретинов, как Джимми. — Только снимай не для прямого, а в архив, ты понял? — он быстро кивает.
Мы быстро выходим из основного здания. Спустя несколько минут достигаем дверей, что сдерживают толпу орущих ублюдков, которые даже хуже тех, что сейчас восседают на трибунах и ждут удовлетворения своих больных мечт в виде жестокого зрелища расправы одних над другими.
«Да… раньше были бои живых, теперь бои поднятых, что же будет дальше? — думаю я, прежде чем проследовать в самое пекло обвинений и грязи, что прольется на меня и Джимми. — А дальше я в который раз увижу истинное лицо человечества, которое ничем не отличается от звериного».
— А вот и я, дамы и господа правозащитники! — с этими словами я буквально влетаю в толпу людей с плакатами, на которых начертаны лозунги, всякие слоганы, обвинения и прочая параша, не требующая моего внимания. — С чем вы пожаловали в этот раз?! Что-то мне подсказывает что с тем же самым! — смеюсь так громко, чтобы перебить всех, кто орет, благо у меня огромный опыт в том, чтобы быть очень громким.
Толпа быстро затихает, сфокусировавшись на мне как на объекте ненависти, который, однако, нельзя трогать руками. Во всяком случае, до того момента, пока рядом есть включенная камера.
— Так, Джимми, врубай камеру, — произношу я, и на лице появляется ядовитая улыбка. — Что ж, мною не совсем уважаемые, ваш шанс пройтись мне костяшками по зубам упущен! По этой причине предлагаю сразу перейти к основной части! Кто у вас главный? Покажите мне этого человека! — обращаюсь к толпе, которая тут же начинает напоминать мне плотный клубок змей, что шипит, извивается и смотрит на меня как на врага, которого стоит опасаться даже тогда, когда он стоит на расстоянии.
— Мэйсон… — доносится знакомый мне голос. — Когда же ты успокоишься?! Когда ты перестанешь плодить эксгуматоров-психопатов, которые занимаются переделкой тел?! Ты же прекрасно знаешь, что все это неправильно! Против природы! — из толпы выходит невысокий человек, который мне знаком так же хорошо, как я ему. — Когда же ты поймешь, что мы никогда не успокоимся и всегда будем бойкотировать все твои мероприятия, а?! — он подходит настолько близко, что это больше начинает напоминать битву взглядов между двумя живыми соперниками. — Поделим как всегда… я ж не просто так сюда приперся… — с улыбкой на лице шепотом заявляет он мне, а я, чтобы не палить контору, уже громко заявляю следующее:
— Будь добр, отойди на несколько шагов назад.
В это время Джимми снимает притихших людей, что с трепетом ждут приказа от своего предводителя: «Взять арену штурмом!»
— Скажи мне, сколько раз тебе нужно повторять, что я не отступлю? Сколько раз тебе заявлять, что людям необходимо шоу как метод, как некоторая структура, которая регулирует дееспособность маньяков и дебилов! Шоу на то и шоу, чтобы отвлекать и приковывать! Чтобы забирать на себя энергию… негатив… все дерьмо, которое только есть в сознании! — отвечаю ему с улыбкой со своей стороны. — Да и вообще, сколько раз можно повторять, что у тебя свои зомбированные, у меня свои, и смешивать их нет никакого смысла! — смеюсь под звуки раздраженных и даже разъяренных таким сравнением голосов, но мне на это наплевать, потому что с