Мина, скинув жакет, пошла здороваться с встречавшим ее Джеком Бауэром.
— Ну как тут мой мальчик? Опять мир спасал, да? От ядерной катастрофы? Ах ты мой маленький!
Джека Бауэра, помесь шпица с чау-чау, Мина взяла из приюта, куда зашла «просто так, посмотреть». Дэвид только что ее бросил, и она страдала от депрессии. Песик сидел в большой клетке совсем один. Из-за огромных, встревоженных карих глаз и светлой шерстки Мина нашла его похожим на Кифера Сазерленда в один из драматических моментов сериала «24 часа».[13]
Когда малютка бросился из клетки в ее объятия и покрыл ее лицо благодарными поцелуями, усыновление сделалось неизбежным, а имя «Джек Бауэр» прижилось: тревога уходила из его глаз, лишь когда он нежился рядом с Миной у себя дома.
— Спасал, — подтвердил Джон. — Полез на болонку у Карла Шурца.[14]
— Мой герой, — тискала песика Мина. — Утверждаешь свое мужское достоинство даже в трудных условиях. А ты, Джон, что днем делал?
— Собрался было курицу приготовить, но в магазине мне ни одна как-то не приглянулась.
— Правда? — Мина взяла пульт с дивана.
— Ага. Срок годности миновал — не завезли свежих, видимо.
— Давай закажем что-нибудь на дом. — Мина включила новости. — Мы давно не ели ничего тайского.
— Или индийского, — с облегчением вздохнул Джон.
— Индийское тоже можно. Ой, слушай, нас графиня приглашает на четверг. Может, свет потушить? Посмотрят в щелку и увидят, что нас нет дома.
— Мина… — Джон любил сестру, хотя она всегда была больной на всю голову.
— Ну а что? Я к ней хорошо отношусь, ты знаешь, но на этот раз мне светит знакомство с румынским князем, родственником Эмила.
— Князь? — поднял бровь Джон. — Серьезно, что ли? Богатый?
— Не все ли равно! — вспылила Мина. — Еще только вторник, а неделька обещает стать худшей за всю мою жизнь.
Джон, хорошо знавший Мину, понял, что дело не в Шошоне, не в девушке из метро и даже не в ее обожаемом сериале.
— Что ты видела? — спросил он прямо.
— Ничего, — смутилась она. — Не понимаю, о чем ты.
— Все ты понимаешь. Дело во мне, да? Скажи, я выдержу. Я отдам концы на этой неделе?
— Нет-нет. — Мина отвела взгляд. — С тобой все в порядке. Что за дурацкие разговоры.
Джон не верил, что ошибся. Он долго жил рядом с младшей сестрой и научился распознавать признаки.
Она что-то о ком-то видела, но о ком? И почему не хочет сказать?
— Что-то с мамой и папой? Ты вроде говорила, что у них все нормально… условно, конечно.
— Да, нормально — для пары, которая зажигает в Бока, как Зельда и Скотт Фитцджеральд.
— Тогда я чего-то не постигаю. Чокнутая соседка-миллионерша, считающая себя графиней, приглашает тебя на обед с настоящим румынским князем. Ты не собираешься почерпнуть там какие-нибудь идеи для своего сценария, нет?
В больших темных глазах Мины отражался закат, превращавший небо за окнами из розового в бледно-сиреневое.
— Ты прав, — сказала она, улыбнувшись в конце концов. — Как можно упускать столь фантастическую возможность? Профессиональный долг прямо-таки обязывает меня спародировать эту напыщенную публику в «Ненасытных».
— А я о чем говорю?
— Отвечу графине «да».
— Валяй. — Джон взъерошил короткие Минины волосы. — Сейчас закажу самсу.
Мина прибавила звук. Ни одну жертву убийцы, прозванного Парковым Душителем, так и не опознали. Полиция обращалась к общественности, призывая откликнуться всех, кто мог оказать помощь следствию.
— У Виктории кого только не было, — сказала Мина, не прислушиваясь к тексту, который ведущая подавала с подобающей мрачностью. — Врачи, адвокаты, миллионеры, судовые магнаты, гангстеры, убийцы, маньяки, копы, ковбои, священники, даже собственный единокровный брат — она не сразу узнала, кто он. Самое время свести ее с князем.
— Так и задумано, — сказал Джон и стал набирать номер.
Глава двенадцатая
18.30 по североамериканскому восточному времени.
13 апреля, вторник.
Западная Четвертая у лица.
Чаттануга, Теннесси.
Аларика Вульфа не удивило, что Сара, как большинство влюбленных в вампиров женщин (и мужчин тоже), не сразу согласилась выдать своего любовника.
— Скажи, где он, и я сохраню тебе жизнь.
Сара молчала. Ей, как и многим жертвам, уже не хотелось жить — ее истощенный мозг работал только на защиту насильника.
Тогда Аларик приставил меч к ее горлу.
В энциклопедиях и поисковых системах указывается, что некогда в функции Палатинской гвардии входила защита Рима от иноземных захватчиков, а ныне она как воинская часть больше не существует.
Отчасти это было верно, поскольку теперь гвардия служила исключительно Ватикану. Но упразднять ее и не думали, хотя сражалась она теперь не с иноземными солдатами и защищала не только Рим, но и весь мир.
От демонов.
Жертвам, одурманенным этими демонами, гвардейцы развязывали язык разными способами.
Абрахам Хольцман, нынешний командир Гвардии, обучавший и Аларика, и Мартина, предпочитал действовать обманным путем. Предъявлял карточку от фиктивной юридической фирмы и говорил, что должен вручить вампиру наследство от дальнего родственника.
Приятно удивленная жертва порой даже не замечала, что Хольцман ни разу не назвал фамилии вампа, поскольку не знал ее.
Но то Хольцман, у него внешность интеллигентная. Его еврейские родители пришли в ужас, когда он начал работать на Ватикан, хотя вероисповедание он не менял. (Этого от него и не требовали. Найти того, кто способен рубануть визжащего суккуба мечом, и так нелегко — трудно ожидать, что он окажется еще и католиком. Гвардейцы придерживались самых разных вероисповеданий, и атеисты вроде Аларика тоже встречались.)
Если выглядишь как адвокат, дурить обалдевших доноров очень просто, но выглядеть как мускулистый охотник за демонами тоже неплохо, особенно если такой ты и есть. Аларик не имел ни единой ученой степени — он просто рубил вампам головы и помогал их жертвам снова стать людьми.
Поэтому хитрить он даже и не пытался. «Сеньора Липучку» к горлу, и все тут.
— Феликс… — пробормотала Сара в конце концов, — он живет над антикварным магазином на Западной Четвертой, только пожалуйста… — Аларик схватил ее за шиворот и запихнул на переднее сиденье. Как бы не отправила своему неживому дружку сообщение; не хватало еще, чтобы тот созвал других вампов и устроил западню палатинцу.
Поездка выдалась не из лучших — Сара всю дорогу упрашивала, перемежая слова рыданиями: