— Ты один?
— Слава Богу.
Закрыв дверь, он повернулся к ней. Глаза ее обеспокоенно забегали, и ему захотелось улыбнуться. Чтобы сделать матери приятное, он принял ванну, побрился и вымыл голову, но одеваться не стал и по-прежнему расхаживал в купальном халате.
Старая дева вроде Марси, наверное, не привыкла разговаривать с босыми, голоногими и гологрудыми мужиками, хотя она не утратила самообладания, когда он в больнице встал с кровати в одной только грудной повязке.
Однако больничная палата — это безопасное, некомпрометирующее окружение в отличие от квартиры вдовца. Чейз почувствовал ее неловкость и решил, что так ей и надо, раз она вперлась туда, куда не звали.
— Это тебе. — Марси протянула ему живописный букет.
— Цветы?
— Это что, роняет мужское достоинство? — раздраженно поинтересовалась она.
— Не в этом дело. Они напоминают мне о похоронах. — Он положил букет на кофейный столик, который Девон сегодня днем отполировала до зеркального блеска. — Спасибо за цветы, но я предпочел бы бутылку виски. Все равно какого сорта.
Она покачала головой.
— Пока ты принимаешь болеутоляющее — ни за что.
— Эти пилюли не снимают боль.
— Если у тебя такая сильная боль, то, может быть, следует вызвать «скорую помощь», чтобы тебя положили в больницу?
— Я вовсе не об этой боли, — пробормотал Чейз, отворачиваясь и направляясь к бару, где остался его обед. — Хочешь?
— Чили? — Она с отвращением уставилась в плошку с жирным мясом, тушенным по-техасски, с острым красным перцем. — А что случилось с куриной лапшой, которую приготовила тебе твоя мать?
— Я ел ее во время ленча, но второй раз за день она мне в глотку не полезет.
— Я захватила консервированное чили; думаю, через пару дней для тебя это будет самая подходящая пища. Но сейчас — вряд ли это то, что тебе нужно.
— Не нуди насчет того, что я ем.
Он опустился на табуретку и отправил в рот еще ложку. Подняв голову, кивнул на другую табуретку, приглашая ее сесть. Она сбросила жакет и села.
Очистив плошку до дна, он отодвинул ее в сторону. Марси тотчас отнесла ее в мойку и, тщательно вымыв, поставила рядом с кастрюлькой, в которой он грел мясо. Потом приблизилась к кофейному столику, взяла букет и поставила его в высокий стакан, который поместила на стойку бара прямо перед ним.
— Нет смысла обрекать цветы на преждевременную смерть только из-за того, что ты идиот, — сказала она, снова устраиваясь на табуретке.
Он нахально хмыкнул:
— Пропадаешь зазря, Марси. Из тебя вышла бы чудесная женушка. Ты такая… — Он замолчал и всмотрелся в нее попристальнее. — Что у тебя с глазами?
— Что ты имеешь в виду?
— Вроде бы покраснели. Ты плакала?
— Плакала? Конечно, нет. Меня что-то линзы стали беспокоить. Пришлось их вынуть.
— Линзы… Пока я не увидел тебя в очках, мне и в голову не приходило, что ты теперь носишь контактные линзы. Твоя внешность очень изменилась по сравнению со школой.
— Несколько двусмысленный комплимент, но все равно — спасибо.
Он перевел взгляд пониже.
— И грудь появилась.
— Все равно ничего примечательного. Не то что у твоей возлюбленной.
Он как-то заметно подобрался, на лбу проступили морщины.
— Возлюбленной?
— Та, вчерашняя дама…
Он успокоился.
— А… У нее сиськи что надо, а?
Марси вытянула руки вперед:
— Вот досада! Ты что, не помнишь?
— Нет. Ни единой черты.
— Не помнишь серебряные волосы и пронзительно-алые ногти?
— Не-а! — Глядя ей прямо в глаза, он добавил: — Она была просто удобная шлюшка.
Марси хладнокровно навалилась на стойку бара. Не отводя взгляда, она подалась вперед.
— Послушай, Чейз, давай я избавлю тебя от усилий, которые ты тратишь, чтобы меня оскорбить. Не существует такого оскорбления, которого я не слышала бы, начиная с того, что меня звали Четырехглазой Куриной Ножкой, и Занудой, и Рыжиком… Так что ты можешь вести себя как подонок, когда я приношу тебе цветы, и это меня не оскорбляет. Что до непристойностей, то я работала вместе с мужиками, с тех пор как окончила колледж. На любую неприличную шутку, которую ты только можешь придумать, я могу ответить еще более неприличной. Я знаю все слова, которые пишут в сортирах. Ты не можешь сказать ничего, что бы меня возмутило или шокировало… Понятно, что твоя потенция не умерла вместе с твоей женой, хотя тебе этого, быть может, и хотелось бы. У тебя есть физиологические потребности, которые ты удовлетворяешь с теми бабами, которые в данный момент оказываются под рукой. Я тебя не хвалю и не осуждаю за это. Сексуальность естественна для человека, и каждый из нас распоряжается ей по-своему. Нет, меня ставит в тупик не твое поведение, а поведение тех женщин, которые позволяют тебе себя использовать. Кругом люди, которые о тебе беспокоятся, а ты упорно отвергаешь их внимание и злоупотребляешь их заботой. Но я не позволю тебе поступать подобным образом со мной. У меня есть более подходящие и намного более приятные способы проводить время.
Она встала, потянулась за жакетом и надела его.
— Ты, наверное, слишком туп, чтобы понять, что самое лучшее, что с тобой случилось, — это бык по кличке Эльдорадо. Жаль только, что он не лягнул тебя как следует в башку. Может, вбил бы тебе немного здравого смысла!
Она направилась к двери, но не смогла и шагу ступить. Чейз поймал ее за полу жакета.
— Извини, пожалуйста, останься ненадолго!
Повернувшись, она бросила на него возмущенный взгляд:
— Чтобы ты еще раз проехался насчет того, что я не замужем? Чтобы снова попытался шокировать меня непристойностями?
— Нет. Чтобы я не был таким чертовски одиноким!..
Чейз не знал, почему он так открылся перед ней. Может, потому, что она была так же честна с ним. В глазах всех остальных она была добившейся успеха привлекательной женщиной. Однако когда она смотрела в зеркало, то видела там высокого, худого очкарика с волосами цвета морковки и накладками на зубах.
— Пожалуйста, Марси…
Для виду она еще поупиралась, когда он потянул ее за руку, но в конце концов смягчилась и снова уселась на табуретку с гордо поднятой головой. Впрочем, после того, как их пристальный взгляд в глаза друг друга растянулся на долгие секунды, нижняя губа Марси начала подрагивать.
— Ты все-таки винишь меня в смерти Тани, да?
Он поймал обе ее руки и сжал их в своих ладонях.
— Нет, — ответил он твердо. — Нет. Очень жаль, если у тебя все же создалось такое впечатление.
— Наутро после аварии вы с Лаки пришли ко мне в больницу, и я спросила, считаешь ли ты меня виноватой в смерти Тани. Помнишь?