Читать интересную книгу Миры Роберта Чамберса - Амброз Бирс

в «Льюистоне»? Так вот, слушайте внимательно: если я не позвоню вам туда сегодня до десяти часов, без колебания выполняйте эти инструкции. Настойчиво советую действовать без промедления, а поскольку вы можете счесть указания слишком необычными и промедлить, я уже позвонил судье Уилтону и объяснил, что оставил вам кое — какие странные, однако жизненно важные инструкции и хочу, чтобы их выполнили беспрекословно.

— Так что произошло, Пол? — снова спросил я.

На миг мне показалось, что сейчас он всё расскажет, но он лишь покачал головой:

— Пока я всего не знаю. Но уже сейчас могу сказать: мы оба — мой дядя и я — совершили чудовищную ошибку. И я боюсь, уже поздно её исправлять. Вы знаете, что тело дяди Амоса исчезло? — (Я кивнул.) — Так вот, оно нашлось.

Я изумился, поскольку сам только что был в Аркхеме и ни о чём подобном там не сообщали.

— Быть не может! — воскликнул я. — Его до сих пор ищут.

— А, неважно, — странным тоном ответил он. — Там его нет. Оно здесь — в дальнем углу сада, где его бросили, когда надобность в нём отпала.

Он вдруг вскинул голову и до нас откуда — то из дома донеслось какое — то шорканье и кряхтенье. Через минуту звуки затихли и Таттл снова повернулся ко мне.

— Пристанище, — пробормотал он и отвратительно хихикнул. — Я уверен, тоннель устроил дядя Амос. Но это не то пристанище, которого желал Хастур, хоть оно и служит приспешникам его сводного брата, Великого Ктулху.

Казалось почти невероятным, что снаружи сияет солнце, ибо мрак, царивший в вестибюле и неизбывный ужас, что обволакивал меня всего, вместе придавали всему дому нереальность, чуждую тому миру, откуда я только что пришёл, хотя и в нём творились кошмары вроде осквернения склепа. К тому же я понимал, что Таттл лихорадочно одержим ожиданием чего — то — вкупе с нервозной спешкой; глаза его странно сверкали и казались выпученными сильнее прежнего, губы вроде бы стали тоньше и жёстче, а бородка свалялась до того, что выглядела невероятной коростой. Он ещё немного прислушался, затем обернулся ко мне.

— Мне надо задержаться здесь — я ещё не кончил минировать дом, а сделать это необходимо, — заявил он рассеянно и продолжил, не успели мои вопросы сорваться с языка: — Я обнаружил, что дом покоится на естественном фундаменте и там внизу должен быть не один тоннель, но масса пещерных структур и я полагаю, что эти пещеры по большей части затоплены… и, возможно, обитаемы, — зловеще добавил он. — Однако это, конечно, теперь мало что значит. Я боюсь не столько того, что сейчас находится внизу, сколько того, что наверняка придёт.

Он опять умолк и вслушался — и вновь наших ушей достиг смутный отдалённый шум. Я напряг слух и различил какую — то зловещую возню, словно некое существо пыталось открыть запертую дверь; я попробовал установить источник этих звуков или угадать его. Поначалу мне чудилось, что шум доносится откуда — то изнутри дома и я почти инстинктивно подумал о чердаке, ибо казалось, будто возятся наверху, но через секунду стало понятно, что звук не может исходить ни из самого дома, ни даже снаружи. Звук произрастал откуда — то издалека, из некоей точки в пространстве далеко за стенами — шорох и треньканье, которые в моём сознании не связывались ни с какими узнаваемыми материальными звуками, скорее они обозначали собой некое потустороннее явление. Я пристально глянул на Таттла и увидел, что его внимание тоже приковано к чему — то снаружи: он приподнял голову, а взор устремил куда — то за пределы стен вокруг нас и в глазах его пылал диковинный восторг — не без примеси страха и странного покорного ожидания.

— Это знак Хастура, — глухо вымолвил Таттл. — Когда сегодня ночью поднимутся Гиады и по небу пойдёт Альдебаран, Он явится. Другой тоже будет здесь вместе со своим водяным народом — с первобытной расой, дышащей жабрами. — Тут он захохотал — внезапно, беззвучно, — а затем, лукаво и полубезумно глянув на меня, добавил: — И Ктулху с Хастуром будут сражаться здесь за пристанище, пока Великий Орион шагает над горизонтом вместе с Бетельгейзе, где обитают Старшие Боги — лишь они могут отвратить злые замыслы адского отродья!

Без сомнения, изумление моё при этих словах ясно отразилось у меня на лице и Таттл осознал, в каком смятении я пребываю, ибо лицо его вдруг изменилось, взгляд смягчился, он нервно сцепил и расцепил пальцы, и голос его зазвучал естественнее:

— Но быть может, это утомляет вас, Хэддон. Не скажу более ни слова, ибо времени всё меньше, уже близок вечер, а за ним — и ночь. Умоляю вас ничуть не сомневаться в моих инструкциях, которые я кратко изложил в этой записке. Я поручаю вам исполнить их безоговорочно. Если всё будет так, как я опасаюсь, даже эти меры могут не принести пользы; если же нет, я дам вам о себе знать в своё время.

С этими словами он передал мне пакет с книгами и проводил до дверей, куда я покорно за ним последовал, — настолько ошеломили и в немалой степени обескуражили меня его действия и сам пропитанный злом дух, витавший в древнем особняке ужаса.

На пороге он чуть задержался и легко коснулся моей руки.

— До свидания, Хэддон, — произнёс он дружелюбно и многозначительно.

И я оказался на крыльце под ослепительным предзакатным солнцем — таким ярким, что я прикрыл глаза и стоял так, пока не привык к его сиянию, а припозднившаяся синешейка задорно чирикала с ограды через дорогу и её пение приятно отзывалось у меня в ушах, словно оттеняя неправдоподобность того тёмного страха и стародавнего ужаса, что остались за дверью.

5

И вот я подхожу к той части моего повествования, в которую пускаюсь с неохотой — не только из — за невероятности того, о чём я должен написать, но и потому, что в лучшем случае отчёт мой покажется читателю туманным и неопределённым, полным безосновательных предположений и удивительных, однако бессвязных свидетельств существования раздираемого ужасом вековечного зла вне времён; первобытных тварей, рыскающих сразу за чертой известной нам жизни, ужасного, одушевлённого, пережившего самое себя бытия в потаённых местах Земли. Не могу сказать, насколько много узнал Таттл из тех дьявольских книг, что вверил моему попечению для передачи в запертые шкафы библиотеки Мискатоникского университета. Определённо лишь, что он догадывался о многом, но не знал главного, пока не стало слишком поздно; о чём — то другом он собирал разрозненные