– И подтверждение написанному, – согласилась Вера Ивановна, погладив пальцами записку.
– Тут всё ясно, но вот дальше… Пожалуйте вам: и угроза Императору, и лживый пророк с огненными знамениями, но главное – подлые ахейцы! – Сергей Ефимович взял из рук кузины листок и потряс им в воздухе. – Кто они такие, эти ахейцы? Словечко ведь выбрано тобою неспроста, пусть и в сомнамбулическом состоянии…
– Я не знаю, Серёженька… Не могу объяснить… Может, позже? – мадам произнесла эти слова столь жалобно, что Сергей Ефимович никоим образом не посмел выразить неудовольствие, только разочарованно опустил долу взор.
– Зато мне совершенно понятно иное, – с большей уверенностью в голосе продолжила Вера Ивановна. – А именно, слова: «…словно агнец приготовлен для закланья».
Сергей Ефимович заинтересованно поднял глаза, и Вера Ивановна начала объяснять.
– Ты, как Homo Legens[22], наверняка хорошо осведомлён, что в истории разных народов случались моменты, когда от рук подданных погибал тот или иной Помазанник Божий. И всякий раз перед казнью возникал момент, когда народ имел волю решать: жить или умереть самодержцу, воплощающему в себе Образ Божий. Похоже… Нет, я в том абсолютно уверена – России вскоре предстоит испытание подобным выбором. И горе, если мы это испытание не пройдём!
– Типун тебе на язык! – задрожав, вскричал Сергей Иванович. – Не смей шутить подобными вещами, привыкла в своих романах нагонять драматизм!
– Горе народу, дерзнувшему поднять руку на Помазанника! – неземным голосом вещала меж тем Вера Ивановна. Глаза её загорелись каким-то пугающим внутренним огнём, заставившим думать, что женщина действительно более себе не принадлежит. – Вспомни, как случилось в Британии в XVII веке, когда взошёл на эшафот Карл I Стюарт. После его казни беды терзали страну до тех пор, пока жители, раскаявшись за дела свои, не вырыли из могилы труп Оливера Кромвеля – убийцы короля, и не вздёрнули на виселице как преступника.
– Да-да, я помню, – поспешно заверил Крыжановский, который начал справедливо опасаться, что у кузины может случиться ещё один приступ. – Хорошо, что англичане вовремя опомнились, и останки лорда-протектора не успели истлеть в земле, иначе не вышло бы его повесить…
– Теперь ты сам изволишь шутить, Серёженька? – уже обычным своим голосом поинтересовалась Вера Ивановна. – Напрасно! Говорят, тело Кромвеля дожидалось суда потомков, почти не подвергаясь тлену.
– Ничего подобного слышать не доводилось, – пожал плечами его превосходительство. – Однако спорить не стану, ибо мы и так отклонились от сути предмета. К счастью, наш Государь пока жив-здоров, чего и всем желает. Но как оградить его от козней и угроз – вот в чём вопрос? Неужели я так и уйду от тебя, не получив того, за чем пришёл, а именно – конца ниточки, каковая может привести к треклятым ахейцам?!
– Отнюдь, братец! – Вера Ивановна проникновенно сжала его руку. – В утилитарном плане данное предсказание имеет целью отвлечь тебя от обыденной жизни и определённым образом настроить внимание, дабы не пропустить знаки судьбы, ежели таковые будут явлены. Будь внимателен, Серёженька и жди знаков!
– Это всё?! – Сергей Ефимович отнял руку и, холодно поклонившись, повернулся к двери. В неё немедленно постучали.
Возникший на пороге Полидор, несомненно, подслушивал у замочной скважины, о чём свидетельствовали его неестественно распушенные бакенбарды. Такая уж за стариком водилась привычка: станет под дверью и давай наяривать рукой бакенбарды. По степени их пушистости всяк в доме мог сказать, как давно мажордом находится у замочной скважины.
«Весь разговор слышал, шельма!» – определил Сергей Ефимович.
– Ваше превосходительство, к вам посетитель! – торжественно провозгласил Полидор, подавая визитную карточку. В ней значилось: «Циолковский Константин Эдуардович, изобретатель».
– Изобретатель!!! – яростно зарычал его превосходительство. – Не имею чести знать… Незваным изволил пожаловать, как террорист! Вот я его…
Одним прыжком почтенная писательница преодолела разделявшее их расстояние и вцепилась Сергею Ефимовичу в руку.
– Это я пригласила Костика! Нарочно у тебя осталась, сказавшись больной, исключительно ради устройства вашей встречи.
Крыжановский недоуменно взглянул на кузину, а затем ещё раз прочёл визитку пришельца.
– Не спрашивай, Серёженька, откуда мне то известно, но Костик каким-то образом для тебя очень важен. Очень-очень важен, и не только для тебя – для всех людей, поверь мне! – горячо прошептала Вера Ивановна.
– Полагаю, я для этого господина тоже не бесполезен, – недобро ухмыльнулся Сергей Ефимович. – Как-никак, являюсь председателем Императорской комиссии по изобретательству. Признайся, ведь я ему именно в этом качестве интересен?
Вера Ивановна опустила глаза.
– Элементарная этика не позволяет мне интересоваться, что именно связывает тебя с этим Костиком, – многозначительно приподнял бровь его превосходительство. – Но, позволь узнать, какую такую гадость изобрёл твой протеже? Паровую печатную машинку или же футляр для сбережения усов от намокания при питии?
Вера Ивановна, женщина невероятно бледная от природы, покраснела так сильно, что цвет лица её стал почти здоровым.
– Судьба Константина Эдуардовича поразительным образом повторяет мою собственную, – сказала дама страстно. – В детстве он сильно заболел скарлатиной – врачи полагали, что не выживет. Но Костя превозмог болезнь, только практически перестал слышать. Из-за глухоты он вынужден был уйти из гимназии…
– Действительно: ты, ведь, помнится, тоже ушла из гимназии по болезни, – подивился Сергей Ефимович.
– И так же, как я, Костик со всей серьёзностью занялся домашним образованием, – продолжила Вера Ивановна. – Пребывая в мире, лишённом звуков, мальчик читал книги и грезил о грядущем – о том, как человек, преодолев оковы земного тяготения, устремится ввысь. Этому стремлению Константин Эдуардович посвятил всю свою жизнь. Ах, Серёженька, жаль ты не знаком с его повестью «На Луне»! Дивная и пророческая вещь! На поприще сочинительства мы и познакомились...
Вера Ивановна пустилась в долгий рассказ, из коего следовало, что её друг Константин Циолковский – личность совершенно неординарная, более того – гениальная, а Сергей Ефимович облегчённо думал:
«Вот в чём дело! У Веры ведь большая часть романов – про космические путешествия, так что тут всего лишь писательская солидарность, а не адюльтер. А я, грешным делом, решил, будто мещанский упадок нравов добрался и до нашего сословья. Но, похоже, я догадываюсь, о каком изобретении идёт речь. И догадка отнюдь не радует».