Читать интересную книгу Птица-пересмешник - Джеральд Даррелл

изумился Питер.

Слуга терпеливо дождался, пока голос хоть ненадолго смолкнет, и произнес:

–Простите, сэ', к вам пожаловал мистер Флокс.

Последовала краткая пауза, после чего голос снова заревел:

– Все равно ступай прочь, черномазый неуч! Я сам позову господина гостя, слышишь?

Слуга толчком отворил дверь и впустил Питера в просторную, футов шестьдесят на тридцать, роскошную комнату с невиданно высокими потолками, под которыми лениво гоняли воздух вентиляторы с лопастями, похожими на мельничные крылья. Полированный паркет был устлан множеством пестрых персидских ковров, очевидно достойных того, чтобы выкупать ими королей из плена. Мебель была по преимуществу кашмирская, из темных пород дерева, покрытая затейливой резьбой; на всех диванах и стульях горами лежали подушки, обитые пестрыми таиландскими шелками. Стены были увешаны диковинными масками, великолепными картинами импрессионистов, китайскими шелковыми свитками, тибетскими колесами для молитвы, старинными болванчиками, копьями и щитами, а вдоль них стояли застекленные шкафы с резными фигурками из слоновой кости, изящной посудой и книгами в разноцветных переплетах; книги также стопками громоздились на полу. В одном конце комнаты стоял большой письменный стол, заваленный кипами бумаг, журналов и оттисков научных изданий, готовыми вот-вот рухнуть на пол. В одной из стен было пять французских окон, выходивших на веранду, за которой раскинулись зеленые ковры лужаек и красочные гобелены цветущих кустарников, спускавшиеся к овальному, выложенному терракотовыми плитками бассейну. В центре бассейна красовался, отливая на солнце серебром, восемнадцатифутовый фонтан, по форме напоминавший королевскую лилию.

У одного из отворенных окон стояло резное кресло-качалка из бледно-янтарного дерева, с ручками в виде павлинов, распустившиеся хвосты которых образовывали большую веерообразную спинку. В этом умопомрачительном кресле, утопая в груде пестрых шелковых подушек, возлежал сам Ганнибал Губерт Гильдебрандт Олифант{4}, занимавший высокий пост политического советника короля и правительства Зенкали. Одет он был в белую хлопчатобумажную рубашку с широкими рукавами, подпоясанную блестящей батиковой тканью, на ногах — расшитые красным и золотым яванские туфли с загнутыми кверху носами. Это был коротышка с широким торсом, чью массивную голову венчала грива серебристо-серых волос. Под орлиным носом располагался большой подвижный, чувственный рот с презрительно опущенными уголками, а из-под пушистых бровей выглядывали блестящие, черные, как у цыгана, глазки, полные такой самонадеянности, что трудно было сдержать смех. При встрече с ним вам начинало казаться, будто посреди холодной ночи вас обдало жарким пламенем костра. Рядом с человечком стоял стол, на котором возвышались бутылки и серебряное ведерко со льдом, а вокруг кресла расположились любимцы хозяина — бульдог, далматинский дог, ирландская овчарка, два пекинеса, четыре королевских спаниеля и гигантский тибетский мастифф{5} — столь колоссальный, что Питеру сначала показалось, будто это ручной медведь.

Среди собак на большой подушке абрикосового цвета сидела, поджав колени, одна из прекраснейших девушек, каких когда-либо видел Питер. Обладая приятной наружностью и не будучи обделен природным обаянием, Питер в свои двадцать восемь лет не испытывал недостатка в женском внимании, но от взгляда на эту милую стройную красавицу у него перехватило дыхание. Ее нежная, как у персика, кожа была обожжена солнцем до цвета полированной бронзы; темные волосы, заколотые золотой булавкой, ниспадали до пояса, слегка волнуясь, словно воды реки, залитой лунным светом. У нее был маленький, слегка курносый носик с мелкими крапинками веснушек, а ротик как бы создан самой природой для доброго смеха. Но больше всего запоминались ее большие миндалевидные глаза: подчеркнутые снизу высокими скулами и окаймленные сверху темными, будто выписанными бровями, они были густого дымчато-голубого, почти фиолетового цвета, а крохотные черные пятнышки, казалось, еще увеличивали их в размере. «Теперь самое важное,— подумал Питер,— это выяснить, не замужем ли она за каким-нибудь потным мужичком-дебилом, который не стоит ее левого мизинца, и не скрывается ли за ее неземной красотою голос базарной торговки или, не ровен час, дурной запах изо рта». Внезапно насмешливый голос Ганнибала Олифанта вывел его из состояния транса.

– Ну что, так и будешь стоять как полоумный идиот? Да, мисс Дэмиэн неотразима, я с тобой согласен. Но может, ты и мне соизволишь уделить хоть толику внимания, а? Чего застыл как вкопанный? Подойди сюда, не стесняйся! Что я, должен рвать себе голосовые связки, чтобы докричаться до тебя?

Собрав в кулак всю силу воли, Питер сдвинулся с места и поплелся через комнату туда, где медленно покачивалось кресло-качалка.

– Итак,— сказал Ганнибал Олифант, выбросив вперед левую руку, чтобы раскачаться (правая у него покоилась на батике, обертывавшем талию),— вы есть Флокс, так надо понимать? Племянник сэра Ос-бер-та?

То, как Ганнибал врастяжку произнес имя его дядюшки, несколько насторожило Питера. Он вспомнил убийственное определение, данное Ганнибалу сэром Осбертом,— «этот ополоумевший Олифант», и решил держать ухо востро.

– Да, сэр,— сказал он.— Думаю, в этом нет ничего для вас неприятного.

Ганнибал бросил на гостя острый взгляд, а затем заморгал глазами.

– Зови меня просто — Ганнибал,— приказал он.— Здесь меня все так зовут.

– Да, сэр,— сказал Питер.

– Сядь, сядь. Одри, подай гостю выпить,— сказал Ганнибал, устраиваясь поудобнее на своих подушках.

Девушка встала и намешала Питеру рома с кока-колой. Она протянула ему напиток с такой восхитительной улыбкой, что бедняга чуть не выронил стакан. Ганнибал, плавно покачиваясь в кресле, смотрел на эту сцену с язвительной улыбкой.

– Ну,—сказал он, потягивая свой напиток,— так за каким же чертом сэр Осберт, прах его побери, прислал тебя сюда?

Питер был не на шутку удивлен.

– Как «зачем»? На помощь вам,— сказал он.— Я так понял, что вы просили прислать вам помощника.

Ганнибал поднял брови, похожие на растрепанные белые флаги.

– Вот как? — возмутился он.— Как вы считаете, Одри, разве я похож на человека, которому нужна помощь?

– А вы что, уже забыли? — уколола его Одри, и Питер с радостью отметил ее легкий ирландский акцент.

– Ах да! — сказал Ганнибал и помахал Питеру своей забинтованной рукой.— Видишь ли, у нас тут действует идиотский указ, запрещающий применять любые инсектициды. Вот и ринулись на наш остров тучи вредоносных тварей — чувствуют, что здесь они в безопасности, и не жалеют сил, чтобы завоевать нас. Ей-богу, такому сюжету обрадовался бы сам Герберт Уэллс! Вот только нынче утром сюда ворвался огромный-преогромный шершень — полосатый, точно беглый каторжник в арестантской робе,— и собирался меня убить. Я мигом кликнул слугу, чтобы тот защитил своего господина, а он возьми теннисную Ракетку да и пошли эту тварь метким ударом прямо мне в грудь! Ну, не пещерный житель, а? Опасаясь, что он прокусит меня до самого сердца, я стал отрывать его от себя, и в результате он всадил мне в руку жало размером с гарпун! Хорошо, Одри была тут — она немножко умеет оказывать первую помощь. Не будь ее — пришлось бы оттяпать руку по самый локоть!